Улика с того света

– Да, было дело. Ему и дали больше всех. Незванов сказал, что он серьезно болен.

– Ну так не на курорт отправился. Ох, помню, каким он умным был.

– Почему был?

– Потому что не от большого ума занимался всяким. – Генерал покрутил растопыренными пальцами.

– Да ладно тебе, – заявил Гуров. – Он был очень неплох в своем деле. Организацию процесса вспомни. Все тютелька в тютельку. Сплошной материальный ущерб, но ни одного нанесения телесных повреждений.

– Оправдываешь его?

– Восхищаюсь. Вообще-то, у таких персонажей, как этот Байрон, многому можно научиться, а потом взять на вооружение.

– Допустим. Но что ты конкретно хочешь найти?

Полковник забросил ногу на ногу и произнес:

– Кудесник рассказал перед смертью соседке, что планирует встретиться с давней подругой. При этом сильно нервничал. Незванову, позвонившему примерно в то же время, сказал, что не может разговаривать, потому что рядом с ним находится дама. Насколько я помню, десять лет назад среди свидетелей или подозреваемых по данному делу не было женщин. Все, кроме Байрона, были холостыми, и только у него имелись жена и дочь.

– Думаешь, кто-то из них опомнился и решил свести счеты с Кудесником? – спросил Орлов.

– Не исключаю такой вариант. Но, Петр Николаевич, я лучше пробью эту версию. Она подтвердится либо нет.

– А если он всего лишь выпить с ней хотел? Могли поссориться, а потом она его и пристрелила.

– Точно. Пришла она к нему в гости с огнестрельным оружием. Так?

Орлов не успел ответить. В дверь кто-то постучал. Симпатичная светловолосая девушка из архива аккуратно положила на стол толстую папку.

– Благодарю, – прогудел генерал-лейтенант.

– Не за что, – сказала девушка.

Гуров тотчас устроился за столом для совещаний, аккуратно разложил на нем все документы. Фотографии, прикрепленные к делу, он рассматривал очень внимательно, тут же вспомнил все и всех.

Сыщик задержал взгляд на любительском снимке. Андрей Горохов, разумеется, еще живой, Артем Незванов и Немец – широкоплечий бритоголовый парень с бычьей шеей. Они позировали на речном берегу, на фоне мангала с шашлыками. Эти разновозрастные, совершенно не похожие друг на друга люди были не просто бандой. Они дружили.

Главаря на снимке не было. Гуров вспомнил, что на этот счет сказал во время допроса Незванов, в квартире которого было обнаружено это фото.

– Байрон не любил, когда его фотографируют. Он всегда оставался за кадром.

До нужного адреса Льву Ивановичу пришлось добираться на метро. Так вышло, что он давненько не пользовался подземкой. У него не было такой необходимости. То служебный транспорт выручал, то личный. А сейчас, когда никто не контролировал его действия, ноги сами понесли сыщика в сторону станции метро «Цветной бульвар». Но он вышел из вагона раньше, чем следовало, решил часть пути проделать пешком.

Полковник двинулся по Кутузовскому проспекту в сторону центра. Он шел по нечетной стороне улицы, мимо новомодных магазинов, за витринами которых пряталось что-то безумно дорогое и стильное.

Дом, в который ему нужно было попасть, находился на противоположной стороне проспекта и выглядел солидно, даже мощно. В народе его прозвали брежневским. Гуров вспомнил, сколько вопросов возникло у него десять лет назад, при получении известия о том, по какому адресу проживал главарь банды Геннадий Александрович Левинский, который сам себя нарек Байроном.

Левинский всю свою сознательную жизнь увлекался Викторианской эпохой. Еще мальчишкой он перечитал о том времени все, что смог найти в домашней и школьной библиотеках. Постепенно границы его интересов стали конкретными. Это была сфера тогдашнего искусства.

Он выучился на реставратора и честно трудился на этой ниве двадцать лет. Постепенно Геннадий обрастал знакомствами и стал вхож в дома творческих людей, которые не только знали толк в картинах, статуях и иконах, но еще и обменивались ими с другими людьми.

Со временем Геннадий Александрович подустал. Рутинная работа порядком утомляла его, денег вечно не хватало, а зрение давно оставляло желать лучшего. Семья, состоящая из супруги Валентины, учительницы младших классов, и дочки Марины, ощущалась Левинским как груз, но не мучающий, а довольно приятный.

Правда, здесь, как и во многих многолетних союзах, были свои особенности. К примеру, жена его никогда не была страстной женщиной. Геннадий Александрович жаловал разврат в постели, но из жалости к Валентине, вечно страдающей от плохого самочувствия, ни словом не обмолвился о том, чего на самом деле хочет. Он любил ее и на других женщин даже не поглядывал. Такое просто не приходило ему в голову.

Жили они спокойно и скучно, словно следовали какому-то плану, составленному раз и навсегда. Летом супруги обязательно брали совместный отпуск и отвозили дочь на море. Потом Левинский отправлял семью на дачу, доставшуюся ему по наследству. Одноэтажный маленький дом и крохотный огородик занимали все внимание жены, дочь носилась по деревне с детьми других дачников, а муж и отец возвращался к делам.

Со временем он уволился из музея и стал брать работу на дом.

Дочери отец позволял все и с самого детства. Он как-то сразу понял, что больше детей у них с женой не будет, и Марина, появившись на свет, сразу же ступила на трон. Ей разрешалось абсолютно все и в любое время.

Странное дело, но девчонка все равно не избаловалась. В этом была заслуга ее матери. Педагогом Валентина была блестящим, умела вовремя и правильно расставить приоритеты. Поэтому Марина, купаясь в родительской любви и вседозволенности, с возрастом не превратилась в требовательного и равнодушного человека. Напротив, она отличалась душевностью, никогда ни на кого не повышала голос.

За это и за многое другое Левинский благодарил именно жену. Он вообще уважал ее за кроткий нрав и умение разбираться в людях. Именно она, заметив его усталость, предложила ему перебраться из пыльной мастерской в квартиру и заняться частным бизнесом.

Однажды Левинский был по знакомству приглашен на киностудию «Мосфильм» на празднование юбилея знаменитого актера. Исполнялось ему немало, жил он долго, немало повидал, со многими был знаком, в свои почтенные годы выглядел прекрасно. Реставратор наметанным взглядом определил количество килограммов грима, наложенного на его лицо, великолепно скрывавшего поплывшие черты лица и возрастные пятна на коже.

В какой-то момент он очутился один на один с именинником. Тот узнал, что гость оказался на его празднике практически случайно и вдруг очень этому обрадовался.

– Все они веселятся, но многие пришли, чтобы засветиться на фотографиях, которые утром попадут в газеты, – прошептал старик. – Половина из них не знает меня вообще. Я их тоже впервые вижу. Вот вы кто?

– Я такой же посторонний человек, – сказал Левинский. – Но фильмы с вашим участием смотрел. Самые первые были лучше остальных.

Актер восхищенно хлопнул в ладоши.

– Браво! – заявил он. – Благодарю вас за честность. Все именно так и было. Позже я не мог играть так, как мне хотелось бы. Я устал, вымотался, погас. Но меня все равно приглашали на съемки в эпизоды, которые я уже и не помню. Мое звучное имя было особой приметой каждого нового фильма. Чертова жизнь со своей вечной ложью. А вы все-таки кто?

– Реставратор, – ответил Левинский.

– Что же вы реставрируете?

– Начинал с картин, а сейчас расширил поле деятельности. В основном это иконы. Изучаю ювелирное дело. Это мне тоже пригодится.

Актер взял Левинского под локоток и прижался к нему всем телом. Он был небольшого роста и походил на старого ребенка.

– Вас мне бог послал, – сказал юбиляр. – У меня дома есть кое-что ценное. Но время наложило на эту вещь свой отпечаток.

– Вам нужна моя консультация? – осведомился Левинский.

– Или помощь, – многозначительно проговорил актер.

– О чем идет речь?

– Браслет. Я приобрел его в Лондоне. Дело было в шестидесятых годах, и мне повезло. Я купил его в антикварном салоне.

В горле у Левинского пересохло.

– Насколько стар браслет? – спросил он.

– Начало двадцатого века. Но это официальная версия. Один знающий человек, которому я очень доверяю, отнес его к концу девятнадцатого столетия. Викторианская эпоха. Браслет очень красив. Золото с бирюзой.

– Что же с ним не так?

– Он потускнел. Еще мне хотелось бы проверить его на прочность.

Левинский задумался. Актер предлагал ему работу, о которой он даже не мечтал. С ювелирными изделиями мастер до того практически не имел дел, читал о них, изучал особенности реставрации, но, по сути, в этом отношении был самоучкой без практики.

Такой шанс он упустить не мог.

– Я бы посмотрел, – придав голосу небрежность, сказал Левинский.

– Спасибо! Дождемся, пока разойдутся гости, а потом я вас найду. Обсудим детали. Как мне к вам обращаться?

– Зовите меня Байроном.

Почему именно так? Левинский жаловал лишь ту поэзию, которая имела хоть какое-то отношение к Туманному Альбиону. Стихи лорда Байрона тут являлись самым настоящим идеалом. При этом Левинский не считал себя одержимым, прекрасно отдавал отчет всему, что делал и о чем мыслил.

– Прекрасное имя, – заявил актер и сжал его локоть. – Мы увидимся чуть позже. Не исчезайте, пожалуйста. Мне вас сам бог послал.

Он вернулся к гостям, а Левинский остался стоять возле столика с напитками, где и произошла знаменательная встреча. Рядом никого не было, и он спокойно подлил в свой бокал вина. Если уж халява, то почему ее должно быть мало? Что-то здесь не видно было того человека, который контролировал бы этот процесс.

Молодой высокий парень неслышно оказался рядом с ним, протянул руку через стол, ухватился за пивную бутылку. Левинский молча наблюдал за тем, как он скрутил железную крышечку и пил прямо из горлышка. Закончив с этим, молодой человек снова протянул руку, но теперь для того, чтобы познакомиться.