Чудо ты мое, зеленоглазое

После того, как дочь ушла настроение Петровича испортилось окончательно. Старик сильно переживал… Но вскоре злость ушла и Петрович почувствовал болезненную слабость во всем теле. Это состояние было хорошо знакомого ему. Когда-то он даже дал ему свое название – «безразличка». Еще Петрович очень хорошо знал, что в такие минуты нельзя расслабляться – любая остановка в движении или работе грозила обернуться еще большей сонливостью и какой-то страшной, душевной пустотой.

Старик встал из-за стола и вышел во двор.

До полудня Петрович не присел ни разу. Он чистил кроличьи клетки, убирал в сарае и поправлял еще крепкий забор. Старик гнал от себя ненужные, дурные мысли и старался думать только о работе. К полудню ему стало легче. Усталость, но уже совсем другая, физическая, приятно ломала тело и освежала мысли, делая их простыми и ясными. Несколько покупателей кошек отвлекли его от прежнего болезненного настроения еще больше…

В час дня Петрович приготовил обед. Он ждал Витьку, но племянника не было и старику пришлось есть в одиночестве. После обеда Петрович собрался было зайти к свекрови Светы, но тут снова пошли покупатели. Их было пятеро и все они появлялись один за другим. Старик не торговался и покупатели остались довольны. Вырученные от продажи котов деньги не принесли Петровичу прежней радости. Старик подумал о Витьке. Он так и не мог понять, что толкнуло Витьку поссориться с женой.

Петрович снова было направился к калитке, но там его встретил очередной покупатель – шестой по счету. Это был толстяк с добродушным лицом выпивохи и компанейского парня. Последний покупатель оказался настолько словоохотливым, что сосредоточенный на своих мыслях старик уже не знал, как от него отделаться. Толстяк долго рассматривал предложенного ему кота и без умолку ботал. Он то вспоминал какие-то странные истории о колдунах и ведьмах, то, как бы между делом, расспрашивал старика о его прошлой жизни, то принимался рассказывать что-то из своей, правда, делая это крайне путано и бессвязно.

«Да пошел ты к черту! – в конце концов, выругался про себя Петрович – И принесла тебя нелегкая…»

Такие надоедливые покупатели Петровичу еще не встречались. Через полчаса старик потерял терпение и чуть ли не взашей вытолкал толстяка на улицу. К Лене старик так и не пошел – его насторожило поведение толстяка и он остался дома. А странный покупатель еще долго слонялся по улице, посматривая на окна дома.

Витька вернулся только в шесть часов вечера. Он был по-прежнему хмур и сосредоточен. Разговора с племянником у старика не получилось, Петрович уже остыл и не знал с чего начать этот разговор.

«Ладно, пока отложим, – размышлял про себя Петрович. – Ты, Витька, тихой сапой все на свое воротишь, ну и я так же буду! Подожди, я тебя так проучу, век помнить меня будешь!..»

Как конкретно он будет наказывать племянника, старик пока не знал. Но в том, что рано или поздно он это сделает, Петрович ни капли не сомневался.

Тишина за ужином, казалось, совсем не удивила Витьку. Компаньоны ели молча, думая каждый о своем. Мелкий, ничего не значащий разговор в конце ужина, разумеется, в счет не шел.

– Я сегодня ночью, дядь Коль, сон видел, – сказал Витька, глядя в темное окно. – Дурной какой-то сон…

Петрович промолчал.

– Ты в предчувствия веришь? – спросил племянник.

– От настроения зависит, – нехотя буркнул старик.

– А вот я нет, – Витька натянуто улыбнулся.

– А что за сон-то был?

– Будто я умер…

– Да? Ну, тогда, значит, долго жить будешь.

– Как это? – удивился Витька.

– А так. Примета такая есть.

К удивлению старика племянник расстроился…

Сборы на котоферму заняли немного времени. Витька вдруг потребовал, что бы Багира осталась дома. Петрович не стал возражать, ему и самому надоела привязчивая кошка. Багиру заперли в крохотном чуланчике. Кошка громко мяукала и царапала дверь.

– Ну, что, дядь Коль, тронулись? – улыбнулся Витька.

– Пошли, племянничек.

На улице шел дождь.

– У них там что, график, что ли, на небе? – возмущался Витька. – Как стемнеет, так обязательно дождь…

Луч фонарика метался по темным лужам и, натыкаясь на относительно свободное от воды место, замирал на несколько секунд.

Витька часто перекладывал тяжелую сумку из руки в руку и продолжал ругаться.

– Всемирный потоп!

– Витьк, у тебя ботинки текут? – поинтересовался Петрович.

– Есть немного, а что?

– Ничего, – проворчал старик. – Вот сам их и починишь… А я не буду!

– Проще новые купить…

Такое простое решение заметно расстроило старика.

– Распустились вы все совсем, – громко заявил он. – Чуть что – новое им подавай. А самим уже и чинить лень.

– Ох, и вредный же ты! – улыбнулся Витька.

Петрович вытер с лица дождевые капли и отвернулся от племянника.

«Это еще что, Витька, – подумал он. – Ты, небось, думаешь, я тебе денег дам? Вот фигу тебе, а не доллары, племянничек. Я все наши деньги на две части поделю: одну половину Ленке отдам, вторую Светке, а тебе бутылку водки куплю. Обмывай, философ, нашу удачу!»

Старик представил себе злое и обиженное лицо Витьки. На душе стало легче…

Когда компаньоны миновали последние плохо освещенные дома, Петрович все-таки рассказал Витьке о сегодняшнем последнем покупателе.

– Странный очень этот мужик, – заключил он.

– Значит, ты говоришь, кота он так и не купил?

– Нет.

– Так-так… – Витька задумался и после небольшой паузы спросил. – Дядь Коль, у тебя двухстволочка-то в порядке?

– Надо полагать.

– Хорошо. Вытащи-ка ты ее из сундука и на всякий случай под рукой держи. Особенно, когда меня дома не будет.

– Считаешь, что из жуликов тот мужик был? – забеспокоился старик.

– Не знаю. Может быть просто дурак, а может кто и похуже. Так что, в случае чего, сам понимаешь, что нужно будет сделать. У тебя со здоровьем-то как?

– В каком смысле?