Я так понял, все накопались, устали, раз хором закричали.
– Доставка всего двести пятьдесят кредитов. Если расплатиться на месте, то стоить будет триста.
– Вызывай за триста.
Платформа подлетела через полчаса, загрузили кусок обшивки и забрали шины. На руки нам выдали четыре сотни.
– Ну что, с почином нас!
– Давайте первый заработок в общак. Я так понимаю, копающий дрон нам необходим, – предложил я. Тут же все поддержали мое предложение.
Ну, еще четыре тысячи, и можно дрона-копальщика поломанного взять и отремонтировать.
Времени и так потратили много. Поели да двинули дальше. Изредка останавливаясь и выкапывая неглубоко кусочки шин.
Где-то под вечер раздался шум, на нас выскочил кабанчик, небольшой ростом, но с большими клыками. Как-то на автомате я припечатал его копьем. Девчонки завизжали:
– Ты что сделал, зачем ты его убил?
«Хорошо, что, когда бандитов валили, они были в отключке», – подумал я.
– Дед, давай своего ремонтника доставай, срочно нож нужно сделать.
– Чертеж давай.
Я быстро нарисовал прутиком на земле эскиз. Дрон же быстрее справился, чем я чертил. Чем бы его опалить? Ведь со свиней я шкуру снимать не умею, как-то пробовал на земле, не получилось, изрезал всю. А что, если…
– Дед, давай заводи своего робота опять.
– Что, нож не получился?
– Нет, не удивляйся, нужно, чтоб дрон испарил четверть миллиметра всей кожи на кабанчике.
– Ты что, больной, над трупом издеваться? Не будет он это делать.
– Да не издеваюсь я, просто поверь. Надо!
Меньше минуты не прошло, как хрюндель опален был. Вот такой бы свинопал на Землю!
Так, приступим к разделке туши, хотя че там туши, тушки. По земным меркам поросенок – один раз поесть. Все равно, достал сердце, почки, печенку, вырезал, выкинул желчь. Сложил все на лопух.
Темненькая с Рыженькой сначала ругались на меня:
– Дикий извращенец, ты что делаешь?
– Да он маньяк! Кто-нибудь объяснит, что он делает? Остальные молча смотрели.
Я быстро соорудил костер побольше, пока выстругивал палку на вертел да рогатины срезал. Прогорел костер до углей. Все расселись вокруг, достали пайки. Я заставил всех убрать их и попросил подождать меня.
– Да ты что, это есть собрался? – догадалась Рыженькая.
– Угу, и ты это есть будешь.
– Мы есть? Да ни за что, да ты, даже если нас свяжешь, все равно не заставишь.
– Чужую плоть мы есть не будем!
Это уже Темненькая подключилась.
В общем, пока я вешал тушку над углями, наслушался насмешек над дикими нравами неандертальцев, жующих детей, да много еще чего. Даже Здоровяк не выдержал и спросил:
– Ты что, это серьезно есть будешь?
Вот мясо начало румяниться, пошел запах. Ругань в мою сторону начала убывать. Дрова под жарким начали пыхать и разгораться от жира. Я достал запасную фляжку и начал забрызгивать огонь. Дым начал приставать то к одному в глаза, то другому. Хотя запах у этого дыма был просто обалденный. Эх, еще бы жирком полить. Тут неожиданно опять Рыженькая:
– Скоро уже?
– Нет, подожди, не прожарился в середине.
– Так ты дров побольше подбрось, чтоб огонь побольше был.
– Терпение, сделаю огонь больше, сгорит.
– Так крути побыстрей.
– Терпение.
Тут громко начали урчать животы у всех. Начали тянуть руки. А с поросенка топился жирок. Корочка была просто божественна на вид, особенно когда есть охота.
– Ребята, подождите, сейчас запорю блюдо, вы его первый раз пробуете, должно быть все идеально.
– Да нет, нам и так пойдет, давай уже, не томи.
– Мне кажется, что это пытка такая у диких есть. Дикий, ты ведь издеваешься специально над нами.
– Да, точно, он мстит нам, что мы его обзывали.
– Да подождите еще чуть-чуть. Вы бы себе тарелки нашли. Есть-то на чем будете? Оно горячее, обожжетесь.
Девчонки удивили, достали из рюкзаков какие-то плошки. Бывалый тоже достал пустую упаковку пайка. Остальные заметались.
– Здоровяк, сходи, срежь кору с того сухого дерева.
– Я уйду, вы без меня съедите.
В общем, жаркое удалось. Мясо прожарилось на славу, конечно, чуть жестковато, но это оттого, что кабанчик все-таки дикий, бегает много. Над лагерем воцарилась полная тишина, у всех рты были заняты, обгладывали каждую косточку. После обеда решили никуда не ходить и ничего не делать. Надо бы пожарить сердце с печенкой. Но сидеть, вертеть над огнем было неохота. Я завернул внутренности в какие-то лопухи, обмазал глиной из ямы. Положил в костер, подкинул веток. Тут разговор опять воскрес. Начала, как всегда, Рыженькая:
– Ничего вкуснее не ела.