Тринадцатый

– Послушайте, я в этом не вижу ничего смешного. Мы вам не представлялись, и на лбу у нас это не написано, – вступил в разговор Семеныч.

– Да-да! – поддакнул Четырин.

– Я узнал ваше имя, потому что могу слышать мысли всех людей, точнее, читать их. Я своего рода экстрасенс, колдун, – загадочным голосом прошептал незнакомец, вглядываясь в озадаченные лица попутчиков.

В кабине наступила гробовая тишина, такая, что если бы не гул двигателя, то можно было услышать, как бьется сердце у каждого из сидящих в КамАЗе.

– Вы бы видели свои лица! – снова громко рассмеялся незнакомец.

Лица у Четырина и Семеныча и впрямь были как у детей, которым только что сказали, что Деда Мороза не существует, а подарки под елку на Новый год им кладут родители.

– Да не пугайтесь вы так. Вы забыли снять бейдж со своей спецовки, и он торчит из-под вашей куртки. А на нем написаны ваши фамилия и имя, а также должность. Так что никаких чудес нет и быть не может. Какие в нашей жизни чудеса? Только холодный расчет для достижения своей цели. Я вижу, вы люди скептического настроя, и ваше недоумение по поводу того, как это я не замерз, пока стоял на морозе, одетый явно не по погоде, вполне обосновано. Вы остановились возле поворота на Мордово, а там, с левой стороны, есть кафе, где я и сидел все это время. Кстати, чтобы вы не спрашивали, почему не заметили эту забегаловку и как я вас оттуда увидел, то это элементарно. Машин в такую погоду мало, звук двигателя слышен хорошо. Вот я и вышел посмотреть, а тут, бац, и вы. Чудеса бывают лишь в сказках, а случайные совпадения просто случаются, хотя и нечасто. Ну, если только такое случайное совпадение давно кем-то не спланировано.

Виктор изумленно слушал нового собеседника. Да и водитель не мог понять, как это пассажир ухитряется отвечать на вопросы, которые они еще не задали.

– А как вы догадались, что мы хотели спросить?

– Да бросьте вы. Я же вижу, что вы на меня смотрите недоверчиво. Я и сам, признаться, так же думал бы, встретив человека в жуткий мороз легко одетым, притом черт те где. Если честно, то я бы даже не посадил его к себе в автомобиль. Мало ли кто он есть на самом-то деле? Да, жизнь сейчас страшная пошла. Лучше перестраховаться лишний раз. Как говорится, на Бога надейся, а сам не плошай.

«Обалдеть! Давай уж до кучи и представься, раз ты такой умный!» – рассуждал про себя Семеныч в поисках каких-либо объяснений этой череды фантастических совпадений.

– Да, кстати, я забыл вам представиться. Наверное, от радости, что вы меня подобрали. Меня зовут Анатас.

Семеныч аж поперхнулся.

– Ты что, из деревни что ли или еврей? Имя у тебя какое-то странное.

– А разве имя может быть странным? По-моему, имя оно и есть имя, тем более, я его не выбирал. Вас, например, как зовут?

– Михаил.

– Ми-ха-ил, – протянул по слогам Анатас имя водителя. – Знаком я с одним товарищем, вашим тезкой. Занудный, простите меня за прямоту, персонаж. Да и имя его, как и ваше, стопроцентно еврейского происхождения.

– С какого ляха?!

– Я объясню. Происходит оно от древнееврейского Михаэль, которое означает равный, подобный Яхве, то есть Богу. Человек с таким именем обладает способностями, которые приближают его к Создателю. Так что имя несет в себе глубокий смысл и потенциал. В советские времена давали имена куда чуднее моего, и никто не удивлялся, хотя их смысл был весьма скуден, нежели у древних имен.

– И что же тогда твое имя означает? – спросил Семеныч злобно, так как его впервые, хотя и косвенно, назвали нерусским.

– Мое имя с греческого переводится как «дарящий свет». Хотя это так, людские предрассудки.

– Дарящий свет?! Отлично! Значит, мы здесь темные. А ты у нас – дарящий свет.

– Я не хотел никого обидеть. Вы задали вопрос, я на него ответил. Обычный разговор. Вы уж простите, если я что не так сказал.

– Тогда совсем другие времена были, – попытался уладить конфликт Виктор.

Анатас посмотрел на Четырина и с сожалением покачал головой.

– Нет, молодой человек. Время не может быть другим. Оно есть и остается одним и тем же, только люди меняются. А насчет моей национальности, так у меня ее и вовсе нет.

– Как это нет? – встрепенулся Семеныч. – У всех есть, а у тебя нет?

– Ну, как вам это объяснить? – начал было Анатас, но его перебил Виктор.

– Как-как? Гражданство, небось, двойное! Правильно я говорю?

– Точно-точно. Гражданство.

– А зачем вы в Тамбов едете?

– Я путешествую. Люблю смотреть на быт и нравы в разных уголках планеты. Мне нравится сопоставлять образ жизни, нравится наблюдать за людьми. Вообразите, что вы оказались в шкуре другого человека. Вы читаете его мысли, вам становится понятно, кто он и чем он дышит, и все грехи его словно у вас на ладони. Разве это не интересно?

– Интересно, конечно, но побывать в чьей-либо шкуре просто невозможно. А по своей воле незнакомому человеку никто душу изливать не будет, да и грехи свои не захочет выкладывать. Я, например, уж точно бы не стал.

– Да и я тоже, – крутя руль, буркнул водитель.

– Это вам так кажется. Пообщавшись со мной наедине, каждый начинает раскаиваться. Но раскаяние как таковое меня мало волнует. Я бы даже сказал, что я категорически против него. Знаете, если бы я мог отдать жизнь за то, чтобы его не было, я бы, скорее всего, это сделал. Зачем мне жалобы, когда все, что совершено, уже свершилось? – в кабине воцарилось молчание. – Представьте себе, гипотетически, что у вас есть возможность убить ненавистного вам человека. Ну, предположим, сбить его вот на этом автомобиле, – Анатас шлепнул ладонью по торпеде. – Насмерть. Никто и никогда об этом не узнает, никаких свидетелей, никакой ответственности. Я имею в виду полную безнаказанность. Ни правосудие, ни Бог, ни дьявол не стояли бы над вами. Совершили бы вы убийство тогда? Мне интересно, что подсказывает вам ваша душа?

– Странный вопрос, – сухо ответил Виктор. – А к чему все это?

– Просто интересуюсь. Допустим, нет никакой религии, которая держит вас за шиворот, нет суда и ответственности за содеянное. А перед вами злейший враг. Будь то директор, на которого вы работаете, неверная жена или просто бугай, который на вас не так посмотрел. Убили бы вы его?

– Трудно сказать, – задумался Четырин.

– Ну, представьте, что в вашей власти вершить суд над человеком.

– А что ты скажешь, Семеныч?

– Не знаю. Пускай он сам и ответит. Сам-то ты что думаешь?

– Вам сказать правду или так, потехи ради?

– Да нет, ты уж правду давай, коли начал такой разговор.

– Мне представляется, что человеку, как существу слабому, для убийства себе подобных причин не надо. Иногда человек убивает за стакан вина, иногда, чтобы защитить семью. Бывают случаи, что он убивает для развлечения. Люди – зверье, убивать в их натуре. В давние времена они уничтожали неугодных, в наше время убивают просто так. Они не знают, ради чего это делают. Просто делают то, что кажется им на данный момент правильным. Я думаю, что ваша душа подсказала бы вам не убивать. Ведь вы же порядочные и добрые, не так ли? Вопреки принципам посадили в машину незнакомого человека и не дали ему замерзнуть. Я такие души, как ваши, насквозь вижу. Добрые вы люди. Мне всегда такие попадаются.

– Я, кстати, с вами согласен, что можно убить, защищая семью, – закуривая дрожащими руками сигарету, заметил Четырин. – Семья – это святое.

– Семья держит человека в узде. Но она же делает его безумным в случае опасности. Впрочем, убив однажды, вы сами становитесь жертвой, объектом расправы. Звенья цепи тянутся одно за другим.

– Что за бред? И вообще разговор, по-моему, про раскаяние был, – сжав, что есть силы, баранку, пробормотал Семеныч. – Ты что, святой отец на исповеди или падре, чтобы тебе душу изливали?

– Нет. Конечно, нет. Куда мне до святых? Просто по роду своей деятельности мне приходится выслушивать жалобы на жизнь. И, поверьте, я их слушаю буквально каждый день. Изо дня в день жалобы и жалобы. Нытье и слезы. «Простите, я не то совершил», «простите, я был неправ». А бывает, что начинают прикрываться, и знаете кем? – понизил голос до шепота Анатас.

– Кем?

– Им, – указал пальцем вверх попутчик.