Путешествие в глубину моей памяти через тернии сна

– Где вы ходите, товарищ солдат?! – прогремел сзади голос майора.

Не реагируя на офицеров, он продолжал, обращаясь к Олегу.

– Ты не поверишь, Олег, бордюров понаставили везде, чуть не н… я, мать твою, теперь вот коленка болит, – пожаловался он.

В строю стояла гробовая тишина.

– Я вас спрашиваю, где вы были, товарищ солдат?! – заорал Подлясов.

Повернувшись всем телом в сторону майора, встав по стойке «смирно», тяжело проглотив слюну, он посмотрел на него озорным взглядом с хитрецой и брякнул:

– По-русски говоря, у бабы был!

Онемев от такой наглости, майор, казалось, язык проглотил. Сверкая глазами, он с презрением смотрел на Кучерина. Тут на подмогу пришёл молчавший до сих пор полковник.

– Где ваш головной убор, застегните воротничок, товарищ солдат, посмотрите, в каком виде вы находитесь!

– Да ну вас, пошёл я спать, – Кучерин с глубоким сожалением вздохнул и поплёлся в казарму.

– Слав, ты слышал, во наглый, оборзел, блин, – нервно шептал Подлясов полковнику.

– Да пусть идёт проспится, завтра разберёмся.

– Прапорщик Кротов, завтра же рядового Кучерина на гауптвахту, по полной программе.

– Есть, товарищ майор!

– Рота, отбой!

Кучерин лежал на кровати, широко раскинув ноги, и смотрел в потолок блаженной улыбкой конченого идиота – видно, вспоминая что-то своё. Но никто не смотрел в его сторону, никто его не осуждал – его старались просто не замечать. Все спешили обнять свои подушки и поскорее заснуть, чтобы приблизить долгожданный дембель, который так не спешил идти.

Работал Олег в основном на авиационных складах, складывали ящики с авиационным оборудованием, посылали по адресатам в разные концы страны. На складе, где он работал, как-то зазвонил телефон, прапорщик, его непосредственный начальник внимательно выслушал, потом заулыбался и сказал «Есть, товарищ полковник» и повесил трубку.

– Красильников, на выход! – заорал он на весь склад так, что даже в самом конце, где работал Олег, было слышно.

– Рядовой Красильников по вашему приказанию прибыл, товарищ прапорщик.

– Красильников, иди в часть, тебя начальство там ждёт.

– А что случилось, товарищ прапорщик?

– Случилось, иди там всё узнаешь, – а потом не удержавшись, слащаво улыбнулся. – Подруга к тебе приехала.

«Не может быть, – теряясь в догадках, думал он по дороге в штаб. – Какая ещё подруга?» И тут его осенило. Таня, конечно она, а кто ещё может быть! Почти бегом от радости он влетел в приёмную к полковнику, где из-за приоткрытой двери было видно как столом спиной сидела девушка и мило беседовала с командиром части. В дверях Олега встретила секретарша Сонечка.

– Красильников, а она красавица у тебя, где ты её нашёл такую? Ну иди, иди же, что стоишь? – сама же стояла перед ним, не пропуская.

– Сонечка, ты дашь мне пройти наконец-то?

– Да проходи, – медленно отодвигаясь, сказала она. – Тебя никто не держит, товарищ солдат, – жеманно поправила она волосы.

Каково же было его удивление, когда он зашёл и увидел Валентину, сидящую напротив самодовольно улыбающегося полковника.

Силин и Валентина почти жили вместе, открыто, не стесняясь укоризненных взглядов со стороны соседей, иногда она целый день пропадала у него, приходила, только чтобы покормить Олега, поменять белье, и сразу же уходила. Бывало, оставались у неё, тогда спали вместе на раскладном диване в гостиной.

Этой ночью Олег случайно проснулся от жужжания мухи в голове, она недавно завелась у него, жила в районе темени, подальше от затылочной части, где обитал паук, плетя свою паутину. Муха ночью ползала по лабиринту извилин, слизывая с коры головного мозга страхи и дурные мысли, паук же по утрам дёргал за верёвки паутины, пробуждая Олега головной болью, от которой выходили наружу ужасы и мрачные мысли. Он долго лежал с открытыми глазами, пока муха не насытилась, головная боль почти прошла, тогда он решил встать и выпить воды, ноги у него оказались как ватные, сказывалось долгое неподвижное лежание. Проходя через гостиную, держась за стены, он заметил Валентину, лежащую в обнимку с профессором, она мирно посапывала, а он слегка похрапыва,л вторя ей в ответ, вместе это получалось довольно-таки забавно, что-то вроде игрушечного детского паровозика. Олег постоял немного, смотря на них, засмеялся и пошёл назад спать, так и не выпив воды.

Несколько лет назад Олегу снился сон, где маленький ребёнок играл в песочнице под огромным дубом, на нижних ветвях которого сидели красные птицы с длинными острыми клювами, внимательно наблюдая за ним. Дитя было чудно красиво с белокурыми волосами и с небольшим родимым пятном на плече, совсем как у бабушки Жанны. Тогда он проснулся в полном смятении, но к вечеру уже всё позабыл, не придавая этому большого значения. Впоследствии каждый год по несколько раз в месяц всплывал этот загадочный образ ребёнка.

Теперь же, когда он беспомощный лежал на кровати, тот самый сон снова возвратился, теперь с продолжением. Птицы словно по команде слетели с веток, напали на ребёнка, стали жестоко его клевать, дитя же оказалось маленьким ангелочком, стало метаться, отбиваясь от них маленькими ручонками, земля вокруг дуба окропилась красной кровью. Олег схватил палку и стал бить птиц, защищая его, и тогда они взлетели на ветки дуба, уселись, злобно поглядывая на обоих.

На рассвете Валентина проснулась от шума на кухне, ей было лень вставать. Она повернулась на другой бок, рядом мирно храпел Силин. «Что-то не то», – промелькнуло у неё в голове. Осторожно вставая, чтобы не разбудить спящего профессора, обнажённая, закутываясь в халат по дороге, она прошла на кухню. За столом сидел Олег и с аппетитом уплетал целую палку колбасы, откусывая большими кусками, смачно пережёвывая.

– Садись Валечка, – пригласил он её к столу. – Может, колбаски отстегнуть тебе? – шаловливо спросил Олег.

– Как себя чувствуешь, Олег?

– Можете похоронить в среду, в четверг будет поздно.

– Не смешно, сегодня среда, – сказала она, садясь напротив. – Но радует то, что начинаешь приходить в себя.

– Так колбаску будем или нет? Очень вкусная, советую, – откусил он очередной кусок.

– Нет, спасибо, – сухо отрезала она.

– А родственника как звать?

– Какого ещё родственника?

– Валечка, неужели это твой любовник? – со смехом сказал он. – Наверное, племянник или дядя, – добавил Олег с горькой иронией.

– Это мой друг, а там понимай как хочешь, мне безразлично, – нервно теребя пуговицы халата сказала она.

– А всё-таки зря ты колбасу не попробовала, а запах какой!

– Перестань паясничать, Олег, нам надо теперь подумать, как дальше жить будем.

– А что тут думать, дорогая, я уезжаю завтра, уезжаю к ней навсегда.

– Даже так, ты уже всё решил, никак забыть её не можешь?

– Нет, Валечка, прости меня, если сможешь, это мой крест, в ногах у неё валяться буду, о милости просить буду, она моя Голгофа, моя судьба!

– Вот и договорились, а я буду до боли по тебе не скучать, постараюсь тебя навсегда позабыть.

Родной город встретил своего блудного сына хмурой погодой и дождём. Лило как из ведра, сырость, пронизывающая до костей, туман. Постояв минут двадцать на привокзальной остановке, с посиневшими от холода губами, он всё же сумел поймать такси. Водила, который вёз Олега Красильникова в район Черёмушки, оказался на редкость болтливым, и прожужжал ему все уши о талонах на масло, пропаже мяса в магазинах, поэтому вышел он из машины с сильной головной болью. Было вполне очевидно, что организм настолько ослаб, что ещё не готов адаптироваться к очевидным реалиям текущей жизни. Ещё на подъезде к своему району он с удивлением смотрел из запотевшего окна такси на новые дома, новостройки, появившиеся тут и там, всё время пытался вспомнить, сколько же лет прошло с тех пор, как уехал отсюда, и не мог никак определиться. Ведь именно здесь время для него остановилось где-то там, в далёкой юности, и теперь ему казалось, что с каждым бесценным метром, который на колёсах автомобиля приближает его к её дому, он сделает то, что кому ещё ни разу не удавалось осуществить до него и, наверное, не удастся после него: застанет своё прошлое в том виде, в каком он оставил его когда-то.

Почти тот же двор, правда нет той зелёной скамейки где ждал он её по утрам перед школой, нет половины деревьев, разве только эта старая сосна, теперь уже с обвислыми ветвями. Он стоял у входной двери подъезда и не решался войти. «Это полный бред, абсурд, – думал он. – Она могла уехать, съехать, выйти замуж или жить у мужа, продать квартиру. Что я тут делаю?» Он в ужасе признавался самому себе и всё же заставил себя подняться по серой бетонной лестнице, стёртой подошвами обуви посередине. Миллионы раз подымали и спускали людей эти ступеньки, порой кого-то с надеждой наверх, а кого и безнадёжно вниз, по ней и он подымался к ней когда-то, по ней же и ушёл отсюда в последний раз, о какое счастье, что лестницы не умеют говорить, а им есть что рассказать, они бы поведали людям всё, что думают о них, и не пустили бы подыматься некоторых из них. И всё-таки, по какой бы лестнице ты ни подымался, всё равно упрёшься в дверь. Есть древняя поговорка на востоке: если судьба закрывает для тебя одну дверь, значит откроет где-то другую, ту, которая предназначена для тебя, осталась самая малость – найти её. Как однажды много лет назад он случайно постучал не в ту дверь, испытав на себе, что значит жить с нелюбимой, испытав всю боль потери дорогого тебе человека.