– Конечно, ты у меня уже взрослая. Пойдем обедать, да я на автобус сегодня пораньше побегу.
Поздним вечером, проводив отца, Женька сидела с книжкой у себя в комнате, слушая, как капли дождя стучат по стеклам, ветки старой рябины колышет ветер, и от этого странные тени ложились на пол комнаты.
Женька чувствовала озноб, горло горело, она понимала, что заболела. Болеть ей очень не хотелось, потому что тогда она пропустит и подготовку к олимпиаде, да и саму олимпиаду. Раздосадованная Женька навела себе содовый раствор, как всегда это делала бабушка, и принялась старательно полоскать горло.
Ничего полоскание не помогло – утром Женька услышала звонок будильника, и ей показалось, что кто-то огромным молотом стучит по её голове. Горло болело, и глаза резал даже тусклый свет пасмурного осеннего утра за окном.
Женька поняла, что до школы она просто не дойдет, и улеглась обратно в кровать, потому что никак не могла согреться, хотя всё тело горело нездоровым жаром. Снова провалившись в сон, проснулась Женька от того, что почувствовала на своём лице тяжелую и прохладную руку отца:
– Ты что это, Женёк, никак решила заболеть? – обеспокоенно сказал вернувшийся с ночной смены отец.
– Пап, я посплю, и всё пройдет, – с трудом просипела Женька, не открывая глаз.
– Сейчас от жара тебе таблетку дам, и за доктором схожу, – сказал Сергей и оставил Женьку снова дремать под одеялом.
Через некоторое время после приёма лекарства, Женька почувствовала себя немного лучше, и сидела в кровати в ожидании приглашенного доктора. Но раньше доктора явилась обеспокоенная Маша, не увидевшая подругу в школе:
– Ты что, заболела? Тебя все потеряли, Ульяна два раза в класс приходила, спрашивала, где ты! Ну вот, где ты так простудилась?
Женька виновато улыбалась в ответ – говорить ей было больно – и пожимала плечами, потом кое-как прохрипела в ответ:
– Домашнее задание мне напиши, потом сделаю, и классной нашей скажи, что я болею.
– Ладно, не напрягай горло. Домашку завтра напишу за два дня, всё равно ты сегодня не сможешь делать, тебе точно постельный режим пропишут!
Маша убежала домой, пожелав подруге поскорее выздоравливать, и посочувствовав Женьке. Следом за ней явился и доктор – строгая молодая женщина в очках осмотрела Женьку, и нахмурила брови:
– Собирайтесь-ка в стационар. Ангина у девочки, – сказала она Сергею.
– В больницу? – испуганно прохрипела Женька и посмотрела на отца.
Она еще никогда в своей жизни в больницу не попадала…. Но доктор была непреклонна, и уже после обеда Женька устраивалась в палате стационара поселковой амбулатории.
Как оказалось, доктор была права – к ночи у Женьки поднялся сильный жар, горло воспалилось сильнее и врачи, как слышала она сквозь дрёму, поговаривают о какой-то возможной операции по удалению чего-то. Хотя она не была уверена, что это вообще про неё говорили, всё казалось каким-то ненастоящим, как в кино. Даже уколы не были такими болючими, как обычно.
На другой день ей было немного лучше, она даже хотела попросить навестившего её отца принести какую-нибудь книжку, чтобы она могла читать. Но глаза её сами закрывались, когда она слушала негромкий говор отца, рассказывающего ей о чем-то, и Женька понимала, читать она пока тоже не может.
Глава 54.
Сергей старался не показывать Женьке своего беспокойства и страха, но те дни, когда у дочки держалась высокая температура, он не мог ни спать, ни работать нормально. Лечащий врач говорила не очень понятные для простого человека вещи, из чего Сергей понимал, что лечение дает результаты, но медленно. Организм девочки борется с болезнью, но нужно время.
К Женьке его пускали ненадолго, и во время этих коротких визитов он старался бодро улыбаться, глядя на осунувшееся Женькино лицо. Навещали Женьку по очереди то отец, то бабушка с дедом, то одноклассницы во главе с Машей махали ей руками под окном больничной палаты.
Наконец-то дела пошли на лад, жар спал, и Женька могла понемногу кушать, уже почти не морщась от боли в горле, как в одно утро она снова не смогла открыть глаза. Голова болела так, что говорить было больно не от горла, а потому что каждое слово, словно иголка, втыкалось прямо в мозг.
Ирина Романовна, врач, лечащий Женьку, переполошила всю больницу, в срочном порядке сделали забор анализов и уже к вечеру диагноз был определён – ангина дала осложнение на почки девочки, и её срочно перевезли в городскую больницу.
Снова без сна проводил ночи Сергей, усталость после смен отступала куда-то, он её почти не ощущал. Меланья Фёдоровна потемнела лицом, тяжелое молчание поселилось в некогда весёлом доме – что у родителей, что у Сергея. И даже приехавший с Лялей Егорка, еще не понимающий взрослых переживаний, не смог прогнать эту тень, нависшую над семьёй.
Никто не произносил этого вслух, но Сергей, потерявший жену; родители, потерявшие дочь; Ляля, потерявшая любимую сестру… Все они уже прикоснулись к внезапной смерти родного человека, и теперь страх за Женьку поселился в их душах.
– Серёж, чего у тебя с девчонкой-то? – встретила раз Сергея вездесущая тётка Тоня, выглянув из-за своего покосившегося забора, – Где ты её так простудил? А я говорила – девчонке мать нужна, чего мужик один, разве сладит с дитём! Да еще и в ночную смену ходишь! Кто знает, что она тут без тебя, может гулять ночами ходит, вот и простыла! Всё ерепенишься, копаешься, поди ж икону себе в жёны ищешь, а то давно бы уж женился, был бы дочке присмотр!
– Что высунулась, ворона? – услышал не успевший ответить Сергей сердитый возглас, раздавшийся позади него.
Кира возвращалась с работы, и по всей видимости услышала всю тираду злой на язык сплетницы. Кира сердито смотрела на слегка опешившую Антонину, не ожидавшую от тихой женщины такого выпада, а та продолжила:
– Ты, Антонина, лучше бы за своей мамой больше приглядывала, чем за соседями! Мы тоже не слепые, видим, как ты её голыми макаронами да рисом кормишь! Бабушка вся исхудала! Да и как ты на мать орёшь, вся улица слышит! Смотри, Тоня, все старыми будем, и тебя эта участь не минует – всё тебе вернётся с лихвой! А вообще, не сообщить ли мне куда следует, что ты над престарелой матерью измываешься?! Пусть тебя привлекут! А маме твоей может с чужими людьми слаще будет жить, чем с родной дочерью!
На удивление, горластая Антонина, обычно не дающая спуску никому, кто хоть в чём-то осмеливался ей перечить, в этот раз побагровела от злости, от чего стала похожа на жабу, разевающую рот. Но сказать ничего не сказала, по крайней мере, ни Сергей, ни Кира не разобрали её неразборчивого ворчания, с которым она скрылась в своём доме.
– Как ты её причесала, я не ожидал! Убежала к себе в конуру гавкать! – Сергей усмехнулся и кивнул в сторону Антонининого забора.
– Я сама не ожидала, – смутилась Кира, – Не люблю ругаться, но тут она уж совершенно обнаглела! Жалко только бабушку Галю, мать Тонькину, она теперь на ней отыграется.
– А что, она вправду мать голодом морит? Я не знал, а то бы хоть к нам её приглашал почаще – бабушка часто на скамейке у забора сидит. Буду знать теперь.
– Экономит Тоня, сама всем рассказывает, – ответила Кира, – А бабушка Галя дочку боится по селу ославить, молчит. Я её часто на чай зову к себе, но она редко приходит, Тоня запрещает. Да и идти до меня старушке не близко – ноги больные у неё. Сергей, скажи… Я сама сегодня к тебе зайти хотела, спросить. Как там Женя? Как у неё самочувствие? Говорят, её в город перевели?
Сергей смотрел на Киру и видел в глазах женщины искреннее беспокойство и даже боль, хотя она смущенно отводила глаза от пристального взгляда мужчины. А Сергей подумал, что теперь-то он умеет отличить притворство, благодаря Нине.
– Да, в городе Женя. Почки у неё, осложнение ангина дала. Лечится, доктора хорошие… Все надеемся, и… боимся… – еле выдохнул Сергей последнее слово.
– Не пустят меня к ней сейчас, наверное? Я бы навестила, – робко сказала Кира, – Как она на поправку пойдет, ты мне сообщи, я съезжу. А про то… даже думать не думай! Всё хорошо будет, девочка у тебя – ангелок, добрая и умная! И сильная, я знаю! Обязательно поправится!
Как-то успокоившись сердцем, ушёл домой Сергей после разговора с Кирой. Нужно человеку всё же выговорить свои страхи, и поддержка нужна, и слова добрые. Хороший человек Кира, подумал Сергей, не зря Женька так с ней подружилась. А еще пришла к нему мысль, что девочка-то получше него, взрослого человека, людей чувствует.
55.
Медленно выздоравливала Женька. Стойко сносила болючие хлористые уколы в вену, от которых казалось, что закипала кровь во всём теле. В основном она спала, не обращая внимания на царившую вокруг неё больничную жизнь.
Меланья Фёдоровна в накинутом на плечи белом халате сидела на стуле возле Женькиной кровати. Женька не спала, но глаза не открывала, потому что от льющегося из окна дневного света ей было больно.
– Женечка, как ты сегодня, получше? – тихо спросила бабушка, еле сдерживая слёзы при виде бледного и исхудавшего личика девочки, от ставшей почти прозрачной кожи.
– Да, бабушка, мне уже лучше, голова не так сильно болит. Только ты не обижайся, я так хочу спать…давай, ты потом придешь…
– Хорошо, внуча, спи, спи, я посижу с тобой немного да пойду, – Меланья Фёдоровна поправила Женькино одеяло и тихо сидела рядом с внучкой, не спеша уходить и украдкой вытирая слёзы.
Когда время посещений закончилось, вошедшая в палату медсестра тихо сказала Меланье Фёдоровне, посмотрев на спящую девочку:
– Пора на выход, время посещений закончилось. Вы, Меланья Фёдоровна, не плачьте, всё будет хорошо, поправляется внучка ваша. Идите сейчас к лечащему, она у себя, поговорите, и она вам тоже самое скажет. И слёзы утрите, всё налаживается, всё будет хорошо.
Меланья Фёдоровна вышла из палаты и последовала совету добродушной медсестры. Строгий доктор, женщина лет пятидесяти, пригласила Меланью Фёдоровну присесть и, глядя в её заплаканные глаза, начала убедительно говорить и показывать бумаги с результатами анализов.
Вскоре Женька и вправду пошла на поправку. Навещающие её отец, бабушка или дед всё чаще заставали её сидящей с книжкой на кровати или даже гуляющей по коридору.
– Бабушка, ты у Маши домашнее задание спроси, или папа пусть спросит, я буду класс потихоньку догонять, – просила повеселевшая Женька, – А то я столько пропустила.