гостей из числа чужеродных
в достаточном вещью дому,
от страсти горячих и потных,
читающих, склонных к письму…
Лишь ведал их пленность и сытость,
рык, сонность, поток укоризн,
безвыездно-костную бытность,
без ласки спартанскую жизнь.
Смотрящий Бог
Вас вижу портретами в рамах,
биноклями каждых очей,
иконами в доме и храмах,
и дулами, в щель кирпичей,
и взглядами рыб неустанно,
что в водный глядят окуляр
прудов, луж, озёр, океанов,
экранами, стёклами фар,
и небом (прибор лаборанта),
и птицей, картиной с быком,
глазками часов и курантов,
и фото умерших, волков,
и линзой машин и оконцев,
и чучелом, куклой гляжу,
с фонариком лунным и солнцем
за кельей, раздольем слежу…
Вид камерой всех телефонов
и мордой домашних зверьков
за бодрым, раздетым и сонным.
Я всюду! Во взорах жуков…
Побитая душа
Как короб от баяна,
без клавиш, нот, мехов,
душа глупца, буяна,
без смысла, потрохов -
бессочная, пустая,
с подкладкой чуть гнилой,
и пресно-негустая,
с защёлкою кривой
и ржавыми петлями.
В нутро не входит свет.
Гудит от ветра днями.
В нём инструмента нет.
Дырявый. Кожу сморщил.
Без бирки. Чей он есть?
Кто мастер-изготовщик?
С какого года честь?
Из формы манекена,
что сплавился, сгорев,
отлит в куб в новой смене,
где кислый воздух спрел.