Развитие американских колоний вызвало значительный отток населения из самой Испании и из подвластных ей стран Европы. Это явление можно было бы рассматривать как позитивное, поскольку Испания смогла избавиться от многочисленных безработных солдат, разорившихся идальго и т. п., которым, после изгнания мавров, было трудно найти применение в Европе. Но отток продолжался (в колониях дышалось все-таки легче, чем в Мадриде), и это истощило людские ресурсы страны. Наконец, претензии Испании на гегемонию в Европе и главенство среди католических стран заставили ее нести такие военные расходы, что в правление Филиппа II она, несмотря на огромные доходы с колониальной торговли, серебряные рудники и т. п., была трижды вынуждена признать свое банкротство.
Моральные последствия постигшей испанский флот катастрофы стали очевидны гораздо раньше, чем экономические. Подняли голову европейские протестанты, воспряли почти уже полностью разгромленные нидерландские повстанцы, английские каперы, и без того самонадеянные, стали действовать еще более дерзко. Европу наводнили протестантские памфлеты, в том числе и английские, в которых, что характерно, поражение Армады приписывалось не храбрости английских капитанов, а воле Провидения. Такова же была и английская официальная версия: слова «flavit Jehovah…» – «дунул Господь, и они рассеялись», на выбитой в честь избавления от испанской угрозы медали, тому свидетельство (надо заметить, что уже тогда многие возражали против такого умаления роли английских моряков). В «победу английского флота» это событие превратилось только в историографии XIX века, и эта оценка долгое время считалась общепризнанной.
Существуют и альтернативные оценки итогов похода Армады. Например, Ф. Фернандес-Арместо считает, что неудачу Армады не следует рассматривать как победу английского флота. Ведь за время всех сражений, имевших место в июле-августе 1588 г. англичане пустили ко дну всего один или два испанских корабля, а все прочие потери испанцев были вызваны столкновениями, случайными пожарами, дурной погодой и т. п. – к исходу 8 августа они потеряли всего 6 кораблей из 125 вошедших в пролив. По его словам, «Армада ознаменовала возрождение, а не упадок морского могущества Испании; утраченные корабли были заменены новыми, гораздо лучшими, а в испанских владениях были воздвигнуты приморские укрепления. После Армады Испания стала представлять гораздо большую угрозу для Англии, чем прежде».
В этих словах, конечно, есть доля истины, ведь большая часть неудач, постигших испанцев, является следствием ошибочных решений их собственного командования. Так, например, вопрос о координации действий Армады и Фландрской армии повис в воздухе – Филипп II, похоже, полагался исключительно на помощь свыше, и это был его личный просчет. Ничто не мешало испанцам высадиться сразу где-нибудь в районе Плимута, даже пожертвовав одним-двумя кораблями (на большее у английского флота не хватило бы пороха) – 20000 испанских солдат с осадной артиллерией произвели бы не меньшее впечатление, чем все 35000, а Англия сразу лишилась бы морских баз на юге. Но Медина Сидония был связан королевскими инструкциями и не решился проявить инициативу – именно эти инструкции, а не англичане, побудили его к дальнейшим ошибочным действиям. Его план обогнуть Британские острова с севера, в не самое подходящее время года, без лоцманов и карт, тоже нельзя признать удачным, поскольку именно он привел к потере половины судов Армады, но это опять таки был его собственный план.
С другой стороны, энергичные, хотя и не всегда эффективные действия английского флота, оказали существенное влияние на ход событий. Прежде всего, не будь этого флота, ничто не мешало бы Парме в любой момент погрузить на баржи свою огромную армию и высадиться в Англии. Для того и потребовалось снарядить Великую Армаду, чтобы нейтрализовать английский флот, изгнать его из пролива и дать Фландрской армии возможность переправиться.
Налет Дрэйка на Кадикс, помимо того, что он задержал выход Армады почти на год, укрепил боевой дух англичан и поколебал уверенность испанцев. Действия английского флота у острова Уайт и Плимута возымели тот же эффект: испанцы ничего не могли сделать с английскими кораблями, которые кружили вокруг Армады и обстреливали ее, находясь вне пределов досягаемости испанских пушек. Близость английского берега создавало иллюзию, что английские корабли могут до бесконечности пополнять запасы пороха и ядер (при том, что в действительности их склады были пусты), и именно это заставило Армаду направиться к Кале, под защиту французских береговых батарей. Там английские брандеры помогли испанцам избавиться от якорей и посадить несколько судов на мель. Не будь этой ночной атаки, испанцы могли бы спокойно стоять там, пополнять запасы и ждать известий от Пармы. Дальнейшие маневры английского флота, расстрелявшего все боеприпасы, были чистым блефом, но именно они убедили испанцев в том, что дорога назад через Дуврский пролив закрыта. Победа на море достигается не только путем уничтожения или захвата судов противника. Иногда бывает достаточно перехватить у него инициативу или заставить его действовать себе во вред. Англичанам удалось добиться именно этого, и катастрофа, которая постигла Великую Армаду, была в значительной мере следствием тех роковых решений, которые они своими действиями навязали испанскому командованию, поэтому ничто не мешает расценивать ее как одну из побед английского флота.
Глава IV. События в Западной Европе 1600-1650 гг.
Флоты морских держав Европы до 1638 г.
Ореол морского могущества Испании был уничтожен победой над Армадой; прекрасно руководимый английский флот доказал свое несомненное превосходство. Несмотря на крайне благоприятное время для развития морской торговли, а, следовательно, и военного флота, значение последнего росло медленно. При Елизавете причиной тому была ее все увеличивавшаяся с годами скаредность и отсутствие широкого взгляда со стороны Дрэйка и Рейли; при ее преемниках, первых Стюартах (1603-1648), причина крылась в грубейших злоупотреблениях, по причине которых не хватало денег на содержание сильного флота. По смерти Елизаветы (1603) флот насчитывал 42 корабля, из них 8 по 800-1000 тонн водоизмещения. Корабли были в порядке и служили прекрасным боевым ядром для больших, иногда пестро составленных, эскадр, которые участвовали в многочисленных морских экспедициях еще года полтора после победы над Армадой.
Для примера приведем состав королевского флота в 1649 г. при Карле I; он насчитывал до 70 судов, из них около дюжины по 800-1700 тонн с 40-100 орудиями; судов легче 400 тонн было свыше 40. Корабли были новые, хотя и часто перегруженные; часть их них уже были двухдечные.
Постоянного военного флота еще не было, так же как и постоянного корпуса офицеров. Личный состав вооруженных купеческих судов и корсаров доставлял лучший материал для комплектования в военное время офицерами и командой. Главным начальником флота был, как и прежде «Lord High Admiral». С середины 16-го столетия было основано несколько подчиненных ему учреждений, ведавших управлением и командованием флотом, кораблестроением и снабжением.
Яков I (1603-1625) интересовался флотом, но видел в нем не средство для достижения государственных целей, а лишь необходимую принадлежность своего королевского величия. Он не пользовался совсем флотом в течение своего 22-летнего царствования и оставил главным начальником флота лорда Говарда Эффингэма до 1613 г., когда ему минуло 82 года. В организационном и техническом отношениях кое-что делалось; так, например, суда флота были разделены на 6 рангов – это деление сохранялось до конца времен парусного флота; кораблестроение сделало успехи, но искусство хорошо управлять кораблями, стоявшее так высоко во времена Елизаветы, почти совсем утратилось. Довольствие нижних чинов и обращение с ними было так плохо, что морская служба стала всем ненавистной.
Яков I получил флот с общим водоизмещением в 16000 тонн; к концу его царствования это сумма достигала 20000 тонн, но количество судов было меньше, чем 22 года тому назад; всего флот насчитывал 30 судов I-IV рангов, из которых 12 времен Елизаветы; старейшему кораблю было 43 года (постройка 1582 г.).
Построенные при Якове I суда оказались лучше старых, очень крепкие, но тяжелые и часто перегруженные, из-за чего они были тихоходны и малоповоротливы. Надо еще прибавить, что англичане килевали суда, то есть отчищали их подводную часть, раз в 6 месяцев, тогда как голландцы это делали раз в 2-3 месяца; более легкие голландские корабли имели преимущество в ходе перед английскими. Еще быстроходнее были суда дюнкиркских корсаров, мавританских и особенно марокканских морских разбойников из Сале, которые благодаря отсутствию наблюдения со стороны английского флота появлялись в большом количестве в Английском Канале, нанося громадные убытки английской морской торговле: в 1625/26 гг. дело дошло почти до блокады английского побережья. Мавританские разбойники однажды в 10 дней захватили в Канале 27 морских кораблей с 200 членами команды; матросов продали в рабство; они не ограничились разбоями на море, но грабили также и побережья. Английское правительство было совершенно бессильно бороться с ними, так как его тихоходным судам почти никогда не удавалось захватить проворных корсаров; Англия до того опустилась, что поставляла разбойникам пушки в обмен на пленных христиан.
Карл I (1625-1648) понимал значение морской силы; он воспользовался своим флотом, но вместо того, чтобы направить его против морских разбойников, предпринял экспедицию в Кадикс. Собранный для этой цели флот состоял всего лишь из 9 военных и 73 коммерческих судов; он был настолько плохо укомплектован и вооружен, что потерпел полнейшую неудачу. Командующий флотом и многие командиры оказались никуда не годными, столкновения и аварии были обычным явлением. Дисциплина до такой степени пала, что 2 корабля с 300 солдатами дезертировали и принялись за морские разбои. Отвратительная пища и скверное обмундирование породили большую смертность среди матросов. Вот до чего опустился флот, победивший 37 лет тому назад Армаду.
Два следующих похода к западному побережью Франции в 1627 и 1628 гг. прошли при таких же обстоятельствах; к тому же собственники судов не получали плату за них, а личный состав – жалованье; в те времена нередко говорили, что лучше идти на виселицу, чем служить в королевском флоте. Казенные деньги растрачивались временщиком Бэкингэмом, а после его убийства в 1628 г. – его последователями; казна была истощена, а флот в совершенном упадке. В 1627 г. Ришелье предпринял осаду главной опоры гугенотов – Ла-Рошели; Англия выслала под начальством герцога Бэкингэма флот, прибывший туда 11 июля и немедленно занявший весь остров Ре, за исключением цитадели. По энергичному настоянию кардинала все суда ближайшего побережья были вооружены, и только это позволило цитадели удержаться против англичан. Когда победа склонилась на сторону французов, и им совместными усилиями удалось вернуть себе остров Ре, англичане принуждены были с величайшей поспешностью посадить свои войска обратно на суда; в ноябре Бэкингэм вернулся в Англию, потеряв более чем 6000 человек.
Ришелье приказал запереть Ла-Рошель со стороны моря дамбой; работа эта, крайне трудная, в конце концов удалась благодаря неимоверной энергии. В мае 1628 г. еще более сильный английский флот был отправлен на помощь Ла-Рошели, но через несколько недель и он вернулся, не добившись никаких результатов.
В конце сентября того же года английский флот снова появился под начальством Линдзея в составе 140 кораблей с 6-тысячным десантом. Попытка пробить при помощи особо для этого устроенного судна брешь в дамбе, сопровождаемая нападением всего английского флота, и, наконец, атака брандеров не удались; и адмиралу Линдзею вскоре пришлось вернуться на родину, ничего не достигнув.
Ла-Рошель вынуждена была вскоре сдаться, хотя при энергичной поддержке англичан он могла бы еще держаться.
Несколько лет все шло также. Дюнкиркские и мавританские корсары действовали почти без всякой помехи. Некоторые честные и смелые адмиралы открыто высказывали свое негодование, не говоря уже о судовладельцах и коммерсантах; торговля и торговые сообщения были почти сведены на нет.
Тогда Карл I в 1634 г. ввел закон о «корабельных деньгах» (ship money) – по этому закону прибрежные города, поставлявшие суда для королевского флота, обязывались вносить вместо этого деньги в государственное казначейство, а строило и снаряжало суда уже само государство. Эта мера вызвана была постоянной неисправностью прибрежных городов и очень плохим качеством поставляемых ими судов. Закон был проведен без согласия парламента, и это дало повод к беспорядкам, которые привели потом к восстанию против короля и к его казни.
Управление флотом оставалось столь же плохим, как и прежде, но благодаря «ship money» могли строиться новые суда. За время царствования Карла I было построено 40 кораблей, из них 6 – 100-пушечных. В это время были созданы некоторые важнейшие типы судов.
Покровительствуемый Карлом I кораблестроитель Петт построил в 1636-37 гг. в 21 месяц первый корабль Sovereign в 1520 тонн; он был спроектирован как 90-пушечный, но по приказу короля установили 102, все бронзовые: 28 – в нижней, 30 – в средней, 26 – на верхней батареях и 18 – на верхней палубе. Корабль оказался перегруженным, а так как он был мало устойчив, его пришлось переделать в двухдечный корабль с 86 орудиями. Он принимал участие во многих сражениях до самого конца столетия и в 1696 г. сгорел.
Далее был выработан для борьбы с морскими разбойниками тип небольших судов, так называемых lions whelps (львята) или просто whelps, в 185 тонн с 14 орудиями (62 фута длины по килю, 25 футов ширины), двухдечных с полным парусным вооружением, предшественников шлюпа или корвета. Они, однако же, оказались недостаточно быстроходными и вообще неудачными (2,5 : 1 – неправильное отношение, соответствующее тогдашним коммерческим судам).
Наконец, чтобы прекратить деятельность дюнкиркских корсаров, в 1646 г. были построены по образцу их судов три крейсера типа «Adventure», в 340-390 тонн с 32-38 пушками (отношение длины к ширине от 3,4 : 1 до 3,5 : 1). Нововведение это дало превосходные результаты, хотя и эти суда были перегружены парусным и артиллерийским вооружением. Таким путем английский флот приобрел быстроходные суда с одной крытой батареей – то были первые фрегаты («Constant Warwick», построенный в 1646 г. для каперства, иногда ошибочно называют первым фрегатом; его водоизмещение 379 тонн, 30 орудий, соотношение длины и ширины – всего 3,3 : 1).
Название «фрегат» происходит из Средиземного моря, где так назывались быстроходные галеры. Таким же именем еще раньше в Англии назывались небольшие быстроходные яхты; с 1646 г. установилось название «фрегат» для судов с одной только крытой батареей.
Фрегаты оказались столь полезными, что число их быстро возросло; в следующие 7 лет оно увеличивалось до 60. Их боевое значение сказалось в последовавших вскоре больших морских войнах с лучшей стороны.
В то же время Ришелье положил основание французскому флоту. Еще в 1625 г. Людовик XIII должен был нанимать суда для блокады Ла-Рошели; с 1620 г. управление флотом перешло в руки Ришелье. Недостаток в верфях и судостроителях понудил его строить суда и покупать их готовыми в Голландии. Карл I приказал своему адмиралу, находящемуся в Доунси, уничтожать новые французские суда при их следовании из Голландии. Однако в 1631 г., уже через 5 лет, Франция обладала 39 кораблями по 200-900 тонн, всего 16 800 тонн с 1400 орудиями, из них лишь 12 голландского происхождения; их вооружение было легче, чем у англичан. Из этих судов 12 сильнейших базировались на Бресте. В 1639 г. французы имели в Канале 40 судов и 10 брандеров. В 1644 г. их флот насчитывал 30 больших судов, 27 меньших и 11 брандеров. Самый большой корабль «Couronne», свыше 1800 тонн, приравнивался современниками к английскому «Royal Sovereign». Несмотря на свою величину, он отлично ходил под парусами, возбуждая всеобщее удивление. «Couronne» был вооружен 72 орудиями, поставленными на расстоянии 11 футов друг от друга, – команды было 600 человек; высота грот-мачты 216 футов.
Ришелье положил основание постоянному офицерскому составу и учредил морское училище для дворян. Комендоры, в числе 200, получили для обучения особую организацию. Наряду с этим Ришелье обратил внимание на постройку верфей, организацию судостроения, оборону побережья, вверенную особым адмиралам и т. п.
При Мазарини наступила реакция. Главным образом она отразилась на офицерском составе, который сильно ухудшился; протекция стала играть первенствующую роль.
Только одно морское учреждение оставалось неизменным – галерный флот Средиземного моря, который был учрежден в XV столетии и существовал почти 150 лет. Мы неоднократно упоминали о его организации и деяниях. Часто сильные отряды галер появлялись даже в Канале и принимали участие в сражениях парусных флотов. В 1748 г. управления галерным и парусным флотом были соединены, после чего галерный флот вскоре окончил свое существование даже в Средиземном море.
Таким образом, и во Франции, более склонной к систематичности, в середине 17-го столетия не было еще постоянной и прочной организации морских сил. Французский флот мог в 1639 г. начать военные действия, в то время как английский флот, несмотря на вновь выстроенные суда, был в очень плохом состоянии. В Англии вскоре начались междоусобные войны, но Ришелье умер, Людовик XIV был еще ребенком, а Мазарини слишком осторожен и слишком заинтересован исходом 30-летеней войны и приобретением германской территории, чтобы заниматься флотом; при нем развитие флота пошло назад. Воссоздателем французской морской силы следует считать Кольбера. В 1661 г., в начале своей деятельности, он мог 150 английским судам противопоставить лишь 20 годных к плаванию французских судов. Поэтому и первый французский трехдечный корабль, который благодаря соревнованию с Англией был заложен вскоре после появления «Sovereign», оказался готовым лишь в 1657 г. Со стороны Франции ничто не мешало развитию морской силы Англии, опасность ей грозила со стороны Нидерландов.
Как уже упоминалось в истории Ганзы, морская торговля Голландии с Балтийским морем стала интенсивно развиваться с начала XVI столетия. Карл V покровительствовал нидерландской торговле с Испанией, благодаря чему ее суда посещали и Средиземное море и испанские колонии в Африке и Америке. Из Балтийского моря вывозилась рожь, которая обменивалась в голландских портах на испанскую соль и т. п. Голландские купцы и шкипера, более образованные, скромные и надежные, чем их иностранные соперники, завоевали себе первенствующую роль; голландский флаг, благодаря богатству и предприимчивости нации, стал на мировом рынке вытеснять другие. На востоке голландское судоходство и торговля установили почти что монополию; в 1634 г. из 7500 голландских судов 6000 поддерживали сношения с Балтикой. Антверпен, а позднее Амстердам, после открытия морского пути в Вест-Индию стал главным портом Европы.
Голландцы организовали в широком масштабе рыбный промысел, доходы от него постоянно росли; в 1562 г. провинции Голландия и Зеландия одни только обладали 600 рыболовными судами, в 1601 г. они имели уже 1500 судов исключительно для сельдяного промысла. Соль ввозилась из Испании и южной Франции.
Население маленькой страны было чрезвычайно густо, всюду царило благосостояние, жители отличались сильным национальным чувством, независимым и самостоятельным характером, поэтому протестантство нашло среди них благодатную почву. В последнем и крылась причина восстания против испанского ига. Средства для оказания в течение 40 лет сопротивления величайшему из государей того времени эта маленькая страна черпала из своего господства на море. Морские гезы держали водные сообщения в свои гавани всегда открытыми, а неприятельские – закрытыми. Когда в 1584 г. пал Антверпен, в те времена самый значительный порт северо-западной Европы, гезы заблокировали Шельду, поэтому все сообщения пошли через Амстердам и Роттердам, куда переселились многие коммерсанты. Даже в это смутное время морская торговля Голландии постоянно росла. Например, в 1589 г. в Амстердам приходило в неделю до 600 судов с хлебом из Балтийского моря, в 1601 г. в 3 дня из Амстердама в Балтику уходило более 800 судов с солью и т.п.
В 1588-1595 гг. ценность денег в Голландии значительно упала вследствие ввоза серебра из Испании; цены удвоились, что было прибыльно для Голландии при ее больших финансовых оборотах; этому немало способствовала неограниченная свобода торговли. Таможенные ограничения исчезли, провинции и города стали совершенно самостоятельными. Все это возбуждало ревность Англии; Елизавета старалась, как только могла, мешать голландской торговле.
К концу XVI столетия участились плавания в Ост-Индию. В 1602 г. несколько торговых фирм соединились в общее предприятие, существующее и поныне – «Maatschapij», к которой примкнули самые смелы мореплаватели и самые искусные коммерсанты. Они основали в Зондском море большое колониальное государство, а в Индии устроили множество поселений. Другие компании основали в Северной Америке в 1613 г. Нью-Йорк.
По окончании 42-летней войны с Испанией Голландия в 1609 г. расцвела наиболее пышно. Англия в тот момент была слаба на море и ничего не предпринимала для развития своей торговли. Франция не обзавелась еще флотом, северные государства были заняты вечными войнами между собой, а Ганза уже пришла в упадок. Положение голландского коммерческого судоходства в те времена может быть сравнимо с английским в XIX столетии – полнейшая свобода торговли дала возможность Амстердаму и Роттердаму сделаться центром трансатлантической торговли.
Этих успехов Голландия достигла, конечно, не только мирным путем; она их добилась силой своего флота. Голландцам не только приходилось завоевывать свои колонии, но и защищать их от морских разбойников и ревнивых конкурентов, каковыми являлись (как прежде Ганза) все морские державы. Поэтому все их купеческие суда были хорошо вооружены и хорошо укомплектованы командой, плавали они обыкновенно совместно. Часто случались морские бои между отдельными судами и отрядами. В сражениях с испанцами и португальцами голландцы чаще всего оставались победителями.
Так, например, в конце XVI столетия голландский флот из 73 судов с десантными войсками опустошил Канарские острова, после того как голландцам не удалось напасть неожиданно на испанские берега. В 1606 г. голландцы забрали богатую добычу на берегах Испании, однако другая их эскадра потерпела там же поражение. В следующем году голландской эскадре из 26 вымпелов удалось уничтожить испанскую эскадру той же численности на рейде Гибралтара; все это немало послужило к упрочению славы голландского оружия и к укреплению международного престижа Голландии.
Труднее всего голландцам было в своей стране, так как основанное в 1583 г. герцогом Пармским дюнкиркское адмиралтейство высылало каперов для подрыва их морской торговли и рыбных промыслов. Дюнкирк во всем последующем столетии играл большую роль в истории Голландии. Выгодное положение в самой узкой части пути между Северным морем и Каналом, естественная защита благодаря впереди лежащим отмелям, богатая местность в тылу, предприимчивость морского населения – все это сделало Дюнкирк бичом для соседей. После 12-летнего перемирия в 1621 г. снова вспыхнула война. Теперь голландским (и английским) торговым компаниям приходилось сражаться не только вдали от родины, но и противопоставлять неприятелю все имевшиеся морские силы в непосредственной близости своих побережий. В 1621 и 1625 гг. еще предпринимались, как и прежде, морские походы в Испанию, но чаще всего морские сражения имели место в Канале и в Средиземном море.
И здесь в первую очередь нужно было бороться с почти самостоятельным Дюнкирком. Адмиралтейство строило все более мощные суда, разбогатевшее от разбоев население посылало все больше кораблей на свой выгодный промысел; образовалось опасное гнездо, которое следовало уничтожить, тем более, что оно препятствовало и сухопутным операциям.
В 1634 г. там находился 21 королевский корабль, из которых некоторые имели до 40 орудий, и еще около дюжины частных военных судов. Число первых оставалось почти неизменным, лишь их вооружение в следующем столетии сделалось сильнее, количество же частных судов увеличилось почти вдвое. По сравнению с голландским флотом, состоявшим из 100 судов, из которых, однако, только двенадцать имели более 30 пушек, дюнкиркские корабли представляли очень внушительную силу. Хотя эта эскадра была вдвое меньше голландской, зато она была сосредоточена на одной базе, тогда как Голландия должна была защищать свой рыбный промысел в Северных морях, что требовало большого количества судов. Более трети своих кораблей голландцы должны были выделить на блокаду Дюнкирка, чтобы оградить свое судоходство и морскую торговлю от нападения корсаров.
Благодаря энергии, прекрасному знанию морского дела и жажде наживы дюнкиркских корсаров эта блокада была, в особенности во время продолжительных штормов и в темные ночи, мало действенной. Около 1635 г. добыча дюнкиркцев в течение 3 лет превосходила 12 миллионов гульденов.
Казна и частные лица пришли на помощь, образовалось снова нечто вроде прежних морских гезов, что доставило голландцам ряд успехов. Лишь в 1646 г., когда Дюнкирк был взят французами при поддержке голландского флота, прекратились на время морские разбои, столь мешавшие торговле.
Упомянем еще один выдающийся успех голландского оружия: в 1631 г. на реке Шельде, в время ночного нападения, был почти уничтожен испанский флот, базировавшийся в Антверпене, состоявший из 90 небольших, но сильных судов, предназначавшихся для операций на севере Голландии. Удалось спастись лишь десятой части испанских кораблей.
Все прибрежное население Голландии постепенно приучилось к морской войне; появлялись выдающиеся морские вожди, такие как Гейн, Тромп старший, Рюйтер.
Мартин Тромп Старший родился в 1597 г. в Бриеле (в устье реки Маас) в семье морского офицера. 9-ти лет он пошел в плавание и с 11 до 19 лет был в плену на небольшом английском капере. По возвращении на родину он 21 года был произведен в офицеры и уже двумя годами позже назначен командиром. В 40 лет он получил звание адмирал-лейтенанта; это был всеми уважаемый талантливый и смелый флотоводец.
Соединенные Провинции не обладали одним общим флотом, так как не было и единой сильной центральной власти: отдельные провинции Голландии и Зеландии имели каждая свои вооруженные суда. Последние уступали английским в величине и силе вооружения. Они были легче построены и вследствие этого хуже выдерживали артиллерийский огонь неприятеля. Для плавания в мелких прибрежных водах голландцы строили свои суда плоскодонными, что не позволяло им ходить круто к ветру. Более же всего мешало Голландии отсутствие определенной организации и, следовательно, возможности быстро, целесообразно вооружать свои суда; весьма чувствительно сказалось отсутствие сплоченного офицерского состава.
Слабую попытку к основанию постоянного офицерского состава мы находим в 1626 г. под давлением набегов дюнкиркских корсаров. С того времени Адмиралтейство имело ряд опытных капитанов; старейшие из них, командовавшие отрядами, имели звание коммодора. Командиры конвоиров назывались extraordinaris kapiteinen, в противоположность прочим, называвшимся ordinaris.