Полуночная тень

– Отставить! Это ещё что за вольдумство? – рявкнул старший.

– Простите! – отрапортовал младший по званию, вытянувшись по струнке. – Но неужели будем пытать ребёнка?

– Тот, кто его нанял тоже надеялся на нашу мягкость. Маг бы врать не стал! – хрипел мужчина со страшным лицом.

Старший переступил с ноги на ногу, посмотрел на неудачливого воришку, потёр шею, пытаясь принять правильное решение. В его глазах читалась жалость к ребёнку, но раз маг Воздуха заподозрил его, нужно принять меры.

– Для начала проверьте на нём гильдейскую метку, – приказал старший. – Потом устроим допрос.

Молодой стражник сглотнул, но не решился спорить со старшим, а мужчина со шрамом ухмыльнулся и схватил мальчика. Его раздели догола, всего осмотрели, но не нашли никаких меток.

Швырнув ребёнка в камеру и бросив вдогонку его вещи, стражи заперли решётчатую дверь. Комната отличалась от каморки в приюте размерами – всё же преступники редко дети, чаще взрослые – и каменными стенами, где наверху, под самым потолком располагалось небольшое отверстие с решёткой.

Отлично. Вот я и в тюрьме. Хоть не избили, подумалось мальчику.

– Эй! Мы что его так и оставим? – спросил стражник со шрамом на всё лицо.

– А что ещё? Розовых лепестков ему туда насыпать? – Все снова засмеялись.

Стражник с кривым лицом бесцеремонно отнял ключи у молодого, открыл решётку камеры и вошёл к мальчику.

– А наказание? – Мерзкая ухмылка растянулась на его губах, шрам на щеке пошёл буграми, остальные двое засомневались. Они не видели необходимости мучить ребёнка. – Пусть знает, что магов трогать нельзя, – уговорил их мужчина со шрамом.

Налаял, пролетела последняя мысль в голове Реми, а затем последовали пинки.

Боль. Она приходила раньше, чем возвращалось сознание и длилась долго. Боль. Она не обманывала, она предупреждала о повреждениях и лжи. Только боль всегда честна, даже слишком честна, от чего становилось ещё больнее.

Разум медленно возвращался в избитое тело мальчика. Стражнику достаточно пару раз пнуть воришку, и мальчик ощутил всю тяжесть высоких сапог. Ни единого живого сантиметра, всё охватил огонь боли. Реми попытался шевельнуться, но лишь издал протяжный стон.

Больно. Как же больно. Всё тело болит. Кости целы ли? Что делать, если они не правильно срастутся?

– Эй, пацан, живой? – послышалось из тёмного угла.

– Эх-кхэ… – попытался подать голос оборотень, но издал лишь неопределённый звук.

– Живой, – протянул мужской хриплый голос. – Мразь эта кривомордая тебя так отпинала. Я думал, ты помрёшь. Потом и мне тумаков надавали.

К Реми подполз старый мужчина, тощий, измождённый, с одной рукой, вторая отсутствовала до самого локтя.

– Эй, да на тебе всё быстро заживает, – прищёлкнул языком мужчина. Реми забеспокоился, что соврать и оправдать свою волчью регенерацию. – Вот вам и молодость, – неожиданно добавил старик.

– Главное… чтобы рёбра… целы были, – кое-как произнёс мальчик.

– Тык вроде целы, – потыкал старик по рёбрам мальчика, от чего тот чуть не задохнулся. – За что тебя так отделали?

– Украл… билеты… – еле выдавил из себя Реми, и, отдышавшись, добавил, – у мага.

– Эк тебя понесло! В своём уме ли, у мага воровать? – всполошился калека и всплеснул целой рукой.

– Он растяпа,… – буркнул мальчик, пытаясь подняться и сесть на пол, усыпанный старой соломой, но застонав, вновь упал.

– Все они выглядят, как растяпы. Да только стража за магов порвёт! Они же на службе Поднебесного, гордость и сила нашего края. Послушай совет старика, с магами не связывайся, – прищёлкивая языком и покачивая головой, молвил старик.

Джек попытался приподняться, чтобы сесть. Тело болело всё меньше, регенерация творила чудеса.

– Такой маленький, а уже вор. Эх, куда мир катится, – причитал старик, и протянул мальчику миску с водой. – На, попей. Не артезианский источник, но пить можно.

– Спасибо. – Ребёнок принял миску и жадно припал к воде.

– И куда гильдия смотрит. Тебя что не учили, что у магов воровать – последнее дело. Не дорос ещё!

– Какая гильдия? – еле оторвавшись от воды, пробубнил Джек.

– Эй-эй-эй, – просипел старик, – ты что же, без гильдии воровать пошёл? – Джек кивнул. – Тогда и ясно, с чего на мага тут же кинулся, – опять покачал головой однорукий мужчина. Мальчик пожал плечами, и подумал, о странной манере старика качать головой, не отвалиться ли она у него со временем?

– Слушай сюда, пацан. Для каждого преступления в нашем мире, есть своя гильдия. Если ты в гильдии, считай как под заботливым крылом. Если воруешь, будь добр, вступи в гильдию воров. Не дело вот так шататься и мастерство воровское, неуменьем своим позорить.

– Мне нет дела до этого всего. Я сам по себе. Не нужна мне никакая гильдия! – воспротивился оборотень.

– Дурак ты! Ещё как нужна. Будь ты сейчас в гильдии, тебя бы из тюрьмы достали. А так, сиди тут! За мага целый оборот сидеть будешь! – и старик отвернулся от мальчика, продолжая причитать себе по нос, что молодёжь нынче совсем безмозглая пошла.

Так они и сидели по разным углам маленькой камеры, каждый со своей бедой. Когда принесли ужин, представляющий некое подобие пищи в странных ёмкостях, поднос швырнули к тёмной стене точно в портал, где всё исчезло. Избиений не последовало, но молодой стражник предупредил воришку о завтрашнем допросе.

Когда решётка закрылась, и послышались удаляющиеся шаги стражника, Джек сообразил, что не слышал звука падения подноса.

– Ну что, пацан, не передумал ещё с гильдией? – послышался бодрый голос старичка.

– Если я всё равно сгнию здесь, проведя остаток жизни, какой смысл теперь говорить о гильдии? – обняв колени посильнее, чтобы заглушить чувство голода в пустом животе, тихо пробурчал мальчик.

– Эко же ты быстро сдался, малец. За оборот-то не сгниёшь, но можно и быстрее. Скажи-ка мне одну фразу, и тогда я посмотрю, что можно для тебя сделать, – заговорщицки молвил калека. Во мраке угасающего дня, Реми разглядел лишь силуэт его ног у окутанной тенью стены.

– Какую фразу? – непонимающе уставился на мужчину Джек, на то место, где по логике должно быть его лицо.

– А вот это ты должен понять сам.

Всю ночь Реми, назвавший себя вором Джеком, мучился и не мог заснуть. В окошко лился свет, полуобернувшегося лика Персефоны. Небесное светило он не видел, и не мог дотянуться до окошка под потолком, из-за чего ещё больше нервничал.

Джек всё думал, какую же фразу нужно сказать старику, и чем он мог помочь? Ведь из камеры не выбраться – окошко слишком маленькое, под самым потолком, да ещё закрыто железными прутьями; решётчатую дверь запирали на ключ, а пол выложен ледяными камнями.

Мальчик не мог придумать план побега, но обещал себе не сдаваться. Если он выбрался из гиблого сиротского дома, значит сможет сбежать и из тюрьмы. Он мог бы попробовать задержать стражника, открывающего дверь, отвлечь и пробежать у него между ног. Как отвлечь? Как задержать? К тому же стражники ходили по двое или трое.

На следующее утро, придя спозаранку, стражники забрали воришку в пыточную, где пытались выяснить, кто надоумил его обокрасть мага. Его достаточно было побить палками, и Джек тут же выдал им Аазира, «короля» Шестой Поперечной. Стражников этот ответ не устроил. Они продолжали спрашивать, кто приказал ему задержать мага? Мальчик не знал, чего хотят добиться стражники и продолжал рассказывать им об Аазире и других «королях» улиц, которых знал.

Мрачные стражники твердили своё, ответ, что Джека отправил красть билет какой-то король помойки, Аазир, возомнивший себя хозяином улицы, их не устраивал, и пытки продолжались день за днём. На третий день Джек сдался и орал, что ничего не знал, он стонал, когда его растягивали на дыбе, и бился в агонии, стоило оказаться подвешенным к потолку.

Джека, практически приговорённого к смерти, били и испытывали на нём разные пыточные устройства. Большинству стражников не нравилось пытаться ребёнка, но маг сказал, чтобы они выбили признание. «Странноватенький» маг мог вернуться и потребовать у стражников отчёт, посему пытки продолжались. И только мужчина с уродливым шрамом на всё лицо испытывал радость причиняя боль воришке. Он всегда измывался над ребёнком с особым пристрастием, и любил оставлять мальчика одного, забывая отвязать от пыточной машины. Этого стражника Джек боялся больше всего. Боялся и ненавидел. Мужчин – прозванный одноруким стариком Страшилой – спрашивал что-то, хотел услышать признание в сотни преступлений, которых ребёнок не совершал; а когда слышал, продолжал свои зверства. Ему нравилось, что слабый мальчик не в состоянии дать сдачи. После всех издевательств Страшила любил привязывать Джека к стулу, туго притянуть ремнями к спинке, подголовнику и подлокотникам, чтобы мальчик не смог изменить положение. Стул, рассчитанный на взрослых людей, мальчику был великоват, и на сидение приходилось подкладывать деревянные спилы. Стражника это не останавливало, закрепив жертву, он уходил, оставляя Джека один на один с его пыткой.

Сперва оборотень терпел неудобные спилы на которых сидел и не мог дёрнуться, волчья интуиция молчала, и ребёнок считал, что пытка заключалась в простом одиночестве, но вскоре на голову его стала капать вода. Стражник выбрил маленький кружочек в волосах воришки, капля воды не задерживалась на волосах и с лёгким ударом падала точно в проплешину.