Длинные зимние выходные

Я нацепила поводок Мартину, которого мне предстояло опять бросить в одиночестве, и прогулялась с ним, одновременно пытаясь смириться с потерей еще одного вожделенного ленивого дня. Бедный пес вопреки обыкновению еле плелся, как будто загодя чувствовал разлуку… Я присела и обняла его:

– Ты уж прости меня, дружочек мой… ну что теперь поделать, видимо судьбища моя такая – вляпываться в ненужные мне приключения… Ты уж потерпи… Вадим с тобой погуляет, а я быстро обернусь.

Мартин сделал ответственную морду и лизнул меня в нос. Мне стало легче. Принятое решение, хоть и постылое, всегда лучше дамоклова меча неизбежности…

В конце концов останется еще целых шесть выходных дней! А Гревские либо там есть – либо нет! Поэтому, думаю, разберусь быстро, еще и время останется… Может, успею еще и осмотреть там что-нибудь до самолета! Так что… на юг, в субтропики, на солнышко! В Приморск!

На юге

Субтропики встретили меня шквалистым ветром, косым рваным дождем пополам с мокрым снегом и грохочущем морем… Разозленные ветром водяные валы как молотами вбивали воду в берег и, натолкнувшись на бетон набережной, взрывались огромными протуберанцами…

Я стояла ошеломленная и испуганная этим зрелищем, которое тем не менее вызывало у меня неизъяснимый восторг! Так захватывает дух мощная гроза или извержение – любая разбушевавшаяся стихия… особенно, если ты сам находишься в уверенной безопасности.

Завороженная, я стояла довольно далеко от края набережной, кутаясь в просторный пуховик Даниловой, которая, предусмотрев все, сунула мне его с собой. Подруга действительно провела почти всю ночь в сети, заказывая билеты, такси с водителем, который должен был максимально хорошо знать местность; подняв с теплых постелей свои связи, она искала опытного гида по этому побережью – уж не знаю, что Рита имела в виду, когда требовала для меня такого сопровождающего, – Гревских, которые жили где-то здесь очень давно, и, возможно, уже и не живут вовсе, ни один гид знать не обязан…

Как бы в подтверждение этому предположению молодой человек с табличкой «Алиса Аркадьевна» в руках, который встретил меня в аэропорту темным еще утром, мало походил на опытного – хоть гида, хоть водителя. При этом его внешний вид был впечатляющим: широкоплечий, чуть выше среднего роста, одетый в кожу и обвешанный всевозможными железяками… Да простит меня случайно затесавшийся сюда продвинутый читатель за такое определение…

Он заметно выделялся среди таких же бедолаг с табличками в руках, вынужденных ни свет ни заря, в выходной день, в жуткую непогодь, торчать в аэропорту, встречая незнакомых людей, чтобы затем возиться с ними какое-то количество времени.

Я подошла на призыв таблички. Лицо молодого человека составляло интересный контраст с остальным его образом: круглое, улыбчивое, даже милое… светло-серые глаза, ямочки на щеках, намеренно оставленная рыжеватая щетина… Он производил бы впечатление простецкого, хоть и симпатичного парня, если бы не подчеркнутая брутальность его облика ниже подбородка.

– Михаил, но все зовут меня Миша, – славно улыбнувшись, представился он после приветствия. – Я очень рад, что самолет не задержали, а ведь был большой риск – видите, что у нас тут творится!

– Да уж, субтропики… – недовольно взглянув на него исподлобья, неприветливо буркнула я, чувствуя себя совершенно разбитой после практически бессонной ночи, раннего подъема и перелета. И тут же спохватилась: – Не принимайте на свой счет… Уж больно эта поездка некстати… И ночью почти не спала… Да и что делать пока не знаю…

Последнее я проговорила уже сама себе под нос, но Миша уловил и уверенно ответил:

– Зато я знаю!

Он схватил чемоданчик, упакованный и выданный мне Ритой, где основное место занимал ее пуховик, – изучившая сводку Данилова засунула его в последний момент – и бодро двинулся из зала прилета.

Не спрашивая меня ни о чем, Миша уверенно вел машину по незнакомому мне городу, совершенно пустому по случаю еще только-только светлеющего дня и не располагающей к прогулкам погоде. Я, радуясь покою в теплой машине, пребывала в усталой полудреме и не очень-то замечала и интересовалась куда меня, собственно, везут. Припарковавшись на узкой улице, он зачем-то взял из машины мой чемодан и теперь тащил и меня, и чемодан через сквер со сгибающимися от ветра тощими пальмами; потом мы завернули за какой-то угол – и вдруг перед нами открылся безбрежный необузданный водный простор… Ветер и так сбивал с ног, но здесь, на широкой набережной, не зажатый домами, он вырвался на свободу и распоясался вовсю… Следуя за Михаилом, я с трудом преодолела несколько метров, оставшихся до какого-то кафе, которое, впрочем, было закрыто. Это не смутило моего проводника, и он, требовательно надавив на звонок, вскоре уже вводил меня в уютный и совершенно пустой зал.

– Куда вы меня привели, Миша?! – оглохнув от шума моря и ветра, здесь, в относительной тишине, я наконец-то включилась и с удивлением оглядывала пустые столики.

– Мне даны четкие инструкции относительно вас, – деловито ответил водитель, раздеваясь и помогая мне снять куртку. – Сейчас еще очень рано, город спит… Вам надо позавтракать, отдохнуть, а потом мы решим, что будем делать дальше.

– Кто же это вам дал такие инструкции?! – изумилась я. – Начальство?

– И начальство тоже…

– А кто еще? – настаивала я.

– Я имел очень серьезную получасовую видеоконференцию по телефону с Маргаритой Павловной, пока ждал вас в аэропорту, – Миша хитро улыбнулся. – С такой подругой не пропадете!

– Н-да… В Даниловой погиб великий управитель…

– С чего это вдруг погиб! – возразил Михаил. – Величие управителя определяется не масштабом управления, а талантом все предусмотреть… И прежде всего мне велено накормить вас сытным завтраком – он будет готов через двадцать минут. А вам нужно сидеть и отдыхать…

Он подвел меня к мягким уютным диванам, на один из которых складировал наши куртки и мой чемодан.

– А можно я пока на набережной постою? – попросила я.

Он нахмурился:

– Здесь тоже все видно, Алиса Аркадьевна, уже почти рассвело! – запротестовал он, указывая на стеклянные стены кафе, сквозь которые открывался изумительный вид на набережную и бушующее море.

– Нет-нет, мне надо проветрить голову…

Теперь я поняла, зачем он тащил мой чемодан… Неужели Данилова проинструктировала его на все случаи жизни?..

Без тени смущения он вынул из чемодана объемный пуховик Даниловой и протянул его мне с видом, не допускающим возражений… И в самом деле, что бы я делала сейчас в своей пусть и утепленной, но в такую погоду пригодной только для автомобиля куртки.

– Только не подходите близко к краю набережной, – уже выходя, расслышала я сквозь громыхание шторма строгое требование…

О! Какое блаженство, когда на тебя накидывают теплое пальто в ветреную погоду, кормят завтраками, предупреждают об осторожности, сами знают, куда нужно везти, и говорят, что нужно делать… Когда не нужно принимать решений, обеспечивать безопасность, проходить техосмотры и менять резину, искать рабочих, проверять сметы, находить деньги, обдумывать маршруты, дела, задачи, цели, отдых, цены, покупки… и далее по списку длиной в километр… А ведь когда-то я жила такой жизнью! Ну почти… «Коня на скаку…» – как же это все не про меня! И хотя я вынужденно закалилась, приземлилась и – увы – возмужала, но отголоски той закончившейся жизни вдруг зазвучали вновь, и я огромной охотой нырнула туда с головой, отчаянно понимая быстротечность и призрачность этого состояния…

Я правильно сделала, что вышла на воздух: ошеломительное возбуждающее зрелище, крепкий ветер, сильный запах моря вышиб из головы сонливость, размытость сознания, тоскливую досаду от вынужденной поездки. И хотя погода исключительно напоминала только что покинутый родной край, тем не менее каждая жилочка моего организма распознавала новую реальность, сбрасывала с себя питерскую хандру и радовалась каждому порыву свежего ветра… Воздух здесь пах по-другому, ветер не изматывал своим стоном, а бушевал ликующим восторгом, – все дышало необузданной жизнью, и весь этот край вливал в тебя здоровье с каждым вздохом!

Вот бы бросить все… продать дом, переехать сюда и блаженствовать до конца дней… Любоваться розами, которые не надо укрывать на зиму; не более месяца в году носить одежду тяжелее легкой куртки; не устраивать танцев с бубнами за каждую горсть ягод, зреющих в саду; а только наслаждаться солнцем, теплом и бессмертным морем!

Беспредметные мечты… Я ведь точно знаю, что стоит здесь поселиться, – и все изменится… Бесконечное солнце начнет раздражать; розы, за которыми не надо ухаживать, перестанут вызывать нежный восторг; привычная северная меланхолия сменится изматывающей тоской; друзья будут далеко, а новых уже и не успеть нажить… Не-ет… приезжаем, отдыхаем – потом едем домой и смакуем воспоминания.

– Алиса Аркадьевна, – я с трудом услышала голос Михаила, пытающегося перекричать шум моря, – все готово, подходите.

Увидев накрытый стол, я ахнула про себя. Скворчащая на маленькой сковородке глазунья, румяные сырники, овсянка, обсыпанная свежими ягодами, сырная тарелка, какие-то мясные штучки, несколько видов чая в стеклянных чайниках, апельсиновый сок, сливки в маленьком кувшинчике, булочки, тосты…

– Кофе принесут отдельно, – добавил Миша и требовательно указал рукой на диван, торопя меня к столу.

Я, ясное дело, сдержалась и не прокомментировала сие недешевое изобилие, только как могла равнодушно спросила:

– А карты здесь принимают?

– Финансовые вопросы я решаю с Маргаритой Павловной! – Михаил просто пригвоздил свой ответ. – У меня есть определенный лимит, превышение которого я обязан согласовывать. Но уверен, этого не потребуется, еще и останется.

«Данилова разорит Альбертовну окончательно», – подумала я.

– Да вы не переживайте, Алиса Аркадьевна, половину всего этого мы заберем с собой! Вот коробочки уже стоят, – он указал на соседний стол, где и в самом деле были приготовлены пустые пластиковые контейнеры. – Ни вы, ни я пока не представляем, где нам придется побывать сегодня, и далеко не везде есть кафе Рафика. Так что завтракайте, отдыхайте… О делах поговорим за кофе.

Этот мальчишка видит меня насквозь! Какая досада! Я нахмурилась и подсела к столу.

Однако уже через пару минут, совершенно покоренная, я требовала познакомить меня с невидимым Рафиком, который умеет из заурядной овсянки делать шедевр, сырникам придавать королевский вкус и так необычно жарить тосты… Мне немедленно нужно было узнать рецепт дивных маленьких колбасок, тающего во рту суфле из малины – или как это у них называется, – где не чувствовалось сахара, а только сорванная с ветки ягода; отчего у сливочного масла, которое завитыми стружками клубилось на стеклянном подносе, такой утонченный привкус…

Пожалуй, я никогда в жизни не употребляла на завтрак такое количество еды… Но – удивительно – мои давнишние пищеварительные хрони не выказывали ни малейшего недовольства, а приветствовали каждый кусочек и глоток; обжорство не вызвало ни тяжести, ни сонливости – только умиротворение и прилив сил.

Я вбивала в телефон рецепты и советы, которые диктовал мне подошедший удивительный Рафик – невысокий, щуплый армянин, который, как мне казалось, спустился с королевского пьедестала… Я легко болтала с ним, уверяя, что на «Золотом Бокюзе»[5 - Конкурс поваров] он, без сомнения, положит всех на лопатки, выспрашивала рецепты, выпытывала, кому он передает свой талант…

Я перестала чувствовать обиду за потерянный выходной, ибо давно не чувствовала себя окутанной заботой и оттого счастливой.