Дымная река

Бахрам, похоже, ничуть не расстроился.

– Ничего, все знать невозможно. С гуджарати я управлюсь сам.

– Хорошо, сет-джи.

– Но читать-писать – это далеко не все, что требуется от хорошего мунши. Нужно еще кое-что. Вы меня понимаете?

– Не вполне, сет-джи.

Бахрам остановился перед Нилом и, заложив руки за спину, склонился к его лицу.

– Я говорю об ответственности и надежности, которую еще называют благородством. Вам известно значение этих слов? Для меня секретарь – все одно что касса, только наполненная словами. И рту этой кассы надлежит быть на замке. Коль работаете на меня, все вами прочитанное и написанное должно быть накрепко заперто у вас в голове, вашей, так сказать, сокровищнице и казне. – Бахрам обошел Нила и, взяв его за голову, повертел ее из стороны в сторону. – Вы уяснили, мунши-джи? Даже если какой-нибудь душегуб попытается открутить вам башку, касса не должна открыться.

Он говорил как будто шутливо, однако в тоне его слышалась угроза. Нил слегка растерялся, но сумел сохранить хладнокровие.

– Да, сет-джи. Я уяснил.

– Прекрасно! – весело сказал Бахрам. – Только имейте в виду: писанина – не главное в вашей работе. Гораздо важнее то, что я называю кхабар-дари – быть самому и держать меня в курсе всех новостей. Кое-кто думает, лишь правителям да министрам надо знать о войнах и всякой политике. Это устаревший взгляд. Мы живем в иное время, нынче неведенье ведет к краху. Я не устаю повторять: деньги делает информация. Вы меня понимаете?

– Боюсь, не совсем, сет-джи, – промямлил Нил. – Как информация делает деньги?

– Что ж, расскажу вам одну историю, которая, надеюсь, поможет это понять. – Бахрам стал расхаживать по каюте. – Я узнал ее, когда в Лондоне навестил своего друга Задига Карабедьяна. Было это двадцать два года тому назад, в 1816-м. Однажды знакомый привел нас на фондовую биржу и показал нам знаменитого банкира, некоего Ротшильда, который гораздо раньше других понял всю важность кхабар-дари и разработал собственную систему оповещения почтовыми голубями, курьерами и прочим. И вот случилась битва при Ватерлоо… Вы о ней слыхали?

– Да, сет-джи.

– В тот день лондонскую биржу лихорадило. Если англичане проиграют, цена на золото упадет. Победят – подскочит. Что делать? Покупать или продавать? Все ждут, ждут, а банкир, конечно, первым узнает исход битвы. Что, по-вашему, он сделал?

– Начал покупать золото?

Бахрам издал утробный смешок и хлопнул Нила по спине.

– Вот потому-то вы – мунши, а не коммерсант. Напротив, он стал продавать! Все решили: ага, битва проиграна, будем-ка и мы продавать. Цена золота все ниже, ниже, ниже. И только дождавшись нужного момента, Ротшильд выходит на сцену и начинает скупать золото. Понимаете? Фокус в том, что он первым получил информацию. Позже кто-то говорил, сия история – выдумка, но разве это имеет значение? В ней отражено время, в которое мы живем. Если б мне хватило смелости, я бы, клянусь, пал ниц, коснулся стоп этого человека и сказал ему: ты мой гуру! – Бахрам остановился перед Нилом. – Теперь вы понимаете, мунши-джи, почему кхабар-дари так важен для дельца? Кстати, я еще не упомянул, что направляюсь в Кантон? И вы должны стать моими глазами и ушами.

– Но каким образом, сет-джи? – обеспокоился Нил. – В Кантоне я никого не знаю.

– Вам это и не нужно, знакомства предоставьте мне, – отмахнулся Бахрам. – Ваше дело – читать два английских журнала, которые там издаются: «Кантонский дневник» и «Китайский архив». Порой еще выходят газеты, но на них отвлекаться не стоит, меня интересуют только эти два издания. Ваша задача – просмотреть их и составить отчет, отсеяв чепуху и пометив важное. – Он взял журнал, лежавший на столе. – Вот экземпляр «Архива», который мне одолжил мой приятель Задиг Карабедьян. Гляньте отчеркнутые абзацы и поведайте, о чем там речь.

– Слушаюсь, сет-джи. – Нил пробежал глазами страницу. – Кажется, это выдержки из служебной записки, которую высокопоставленный китайский чиновник подал императору.

– Верно. Читайте вслух.

– «Опий – ядовитое зелье, поступающее из-за рубежа. На вопрос о его достоинствах ответ таков: он пробуждает жизнелюбие и снимает усталость. Оттого-то люди беспрестанно попадают в его сети. Поначалу это дань моде, но отрава вызывает устойчивую зависимость, и курильщики опия, страшно исхудавшие и обессиленные, превращаются в ходячих мертвецов. Вот что творит это зелье. Кроме того, цена его непомерно высока, однако получить его можно, лишь заплатив чистоганом. На первых порах опий только мешает делу, но потом разрушает семьи, лишает всего имущества и уничтожает человека. На свете нет большего зла. На мой взгляд, сия отрава превосходит мышьяк десятикратно. Запутавшийся и потерявший репутацию человек травится мышьяком. Впав в отчаяние, он принимает отраву и разом сводит счеты с жизнью. Но курильщик опия губит себя совсем иначе. Сперва ему кажется, что зелье прибавляет жизненных сил, но сие впечатление обманчиво. Для сравнения: подкручивая фитиль лампы, мы делаем пламя ярче, но тем самым увеличиваем расход масла и ускоряем наступление тьмы. Молодой курильщик укорачивает свои дни на земле, отсекая надежду на потомство и оставляя родителей и жену без всякой опоры, а зрелый ворует у себя последний остаток лет…»