– Выбирай слова, когда говоришь с женщиной.
– Халиф вышел из тюрьмы – и ты осмелел? Надо было научить тебя уму-разуму десять лет назад, когда вы все скулили у моих ног, оставшись без покровителя.
– Может, кто-то и скулил, – согласился Насир. – Но теперь пришел твой черед скулить. Гости спрашивали, придешь ли ты на ужин. Еды будет много, а слуг мало. Кто-то должен помогать им и подносить блюда.
Холодно улыбнувшись, Фуад обошел Тару, миновал эльфа и остановился в дверях.
– Обязательно приду. У меня есть сюрприз для короля. Он оценит.
– Ты как? – спросил Насир у женщины.
– Порядок, – ответила та. – Но очень хочу убраться отсюда ко всем чертям и наконец-то купить пару платьев.
– Держи.
Тара оглядела маленький кинжал из храмового серебра в украшенных драгоценными камнями ножнах.
– Мой подарок королеве, – с серьезным видом сказал эльф.
– Эм… спасибо. В сказках королевам дарят хрустальные туфельки и драгоценности. Похоже, мы в другой сказке.
– Эоланта-султана всегда носила с собой кинжал. Все женщины от крови первых богов носят оружие.
– Неудивительно, она же работала в тюрьме строгого режима. Привычка – вторая натура. – Тара спрятала кинжал. – Ладно, приятель. Я хочу попасть в самый дорогой магазин в этом чертовом городе и купить самое дорогое из тамошних платьев. И если мы не попадем туда в ближайшие двадцать минут, я воспользуюсь этой игрушкой и кого-нибудь прирежу.
Глава десятая. Ливий. Прошлое
1962 год
Багдад, Ирак
– Надзиратель! Э-э-эй, надзиратель! Оглохли вы там все, что ли?!
Асад наклонился и, взяв с пола металлическую миску, постучал ей по решетке камеры.
– Да не шуми ты, – успокоил его Эмир, перетасовывая колоду карт. – На тебя раздавать – или сегодня ты не собираешься возвращать сигареты, которые проиграл Ливию?
– Нахрен ваши карты, – огрызнулся Асад. – Я голоден, а на ужин нас должны были позвать час назад! У поваров что, забастовка?! Эй, надзиратель!
Эмир кивнул Халифу, который сидел на полу чуть поодаль, и начал раздавать карты.
– Дело твое. Если выиграю, все сигареты достанутся мне.
– У меня есть целых полгода для того, чтобы отыграться, – сказал Асад и вздохнул. – Эх, лучше бы тебя загребли за баб, которыми ты торгуешь, а не за наркоту, Халиф. И отмотал бы ты годков семь вместе с нами. А то выйдешь на свободу и упорхнешь, как певчая птичка. И опять начнется бардак, банда Гасана за старое примется. После того, как ты ему ребра переломал, они сидят тише воды, ниже травы.
– Ну так пойдем со мной, сынок, – предложил Ливий, изучая свои карты.
Асад отвернулся от решетки бросил на него насмешливый взгляд.
– Разве что смотаться отсюда под шумок, но если поймают – себе дороже.
Появившийся в коридоре надзиратель ударил по решетке дубинкой.
– Чего разорался, Карман? Вроде ты на прошлой неделе был в одиночной камере, не хватило?
– Жрать хочу, – коротко ответил Асад.
– Ужин скоро подадут. – Надзиратель заглянул в камеру. – А что насчет вас, девочки? Тоже проголодались – или на диете, после семи вечера есть нельзя?
Получив в ответ порцию молчания, он выпрямился и заложил большие пальцы за ремень брюк.
– Есть особые просьбы до того, как я уйду и оставлю вас сплетничать о женском? Хиббинс, у тебя точно есть. Ты сегодня чересчур молчалив.
Ливий в очередной раз глянул на карты и прикинул, какова вероятность того, что Эмир прячет в рукаве крупный козырь. Мухлевал соперник превосходно, обыграл бы самого черта при необходимости.
– Сегодня ничего особенного, сынок. Разве что позволю себе напомнить о марокканском масле, которое я выпрашиваю на коленях уже целую вечность. Посмотри, во что превратились мои волосы. Еще немного – и они потеряют восхитительный золотистый оттенок.
Надзиратель упер руки в бока.
– Что-то еще? Может, фен, щетку с натуральным ворсом и укрепляющий шампунь? А лак для ногтей тебе не нужен?
– Принесешь свой – или заберешь у младшей сестренки? Кстати, сколько ей исполнилось? Уже есть шестнадцать? Будет, с кем поразвлечься, когда я наконец-то отсюда выйду.
– Надеюсь, в постели она поискуснее, чем твоя младшая сестренка, с которой я развлекаюсь сейчас. Совсем скоро мне надоест, и я примусь за старшую.
Положив карты на пол, Халиф поднялся на ноги и подошел к решетке. Асад шмыгнул в сторону.
– Надеюсь, ты не обидишься, если я скажу, что ни одно слово, слетающее с твоего поганого языка, меня не задевает, сынок?
– Ты просидел здесь четыре с половиной года – и будешь сидеть еще шесть месяцев, Хиббинс. У меня есть все время на свете для того, чтобы выбить из твоей головы дурь. И будь уверен: я это сделаю. Ты забудешь про свой нож, перестанешь избивать других заключенных и выйдешь отсюда паинькой. Видал я и более крутых молодцов.
– Прости, забыл добавить. До того, как покувыркаться с твоей младшей сестренкой, я отымею твою мамочку. Помню, ты показывал кому-то из надзирателей фотографию, и я мельком увидел ее лицо. Кажется, мы с ней уже встречались. Только не могу вспомнить, где я ее видел. То ли в ливанском борделе, то ли среди дешевых потаскух, которых толкают заезжим европейцам. Скорее всего, второе. Европейцы любят восточных женщин. Экзотика.
– Эй, Халиф! – крикнул кто-то из соседней камеры. – Оттрахай его мамашу как следует, а потом пригласи нас в гости, чтобы мы тоже отведали!
Коридор наполнился громким хохотом. Надзиратель сделал шаг к решетке и положил руку на кожух дубинки, прикрепленный к ремню.
– Давно ты не отхватывал пару-тройку ударов по почкам, Хиббинс.
– Мечтаю о них сильнее, чем о раздвинутых ногах твоей мамочки. Думаю об этом двадцать четыре часа в сутки. Даже во сне.
– Какого хрена здесь происходит?
Второй надзиратель, ростом чуть пониже первого, но шире в плечах, подошел к приятелю.
– Хиббинс выкаблучивается, – последовал немедленный ответ.
– Он делает это каждый день на протяжении четырех с половиной лет, пора бы привыкнуть. – Второй надзиратель посмотрел на Ливия. – Заключенный номер D-489, на выход.