– Давно бы так!
– Сто лет не виделись, ты похудел, – заметила Света, – ой, а волосы такие длинные, теперь можно хвост делать?
Это правда. Давно не виделись, много важных событий, еще больше дел, целая кипа. Хотя расписаться они еще не успели: торжественную церемонию Толя решил отложить на осень, сказав:
– Теплые дни нужно пить, словно воду. Мы не можем тратить ни минуты на всякие рюшечки. В ноябре будет самое время. Небольшое развлечение, так сказать.
– Кому развлечение, кому нет, – на кухню вошла бабушка, – говорят, что Рафат тоже просто развлекался. Сейчас идет расследование. Что он делал в клубе? Вот вопрос.
– Их полно, – вздохнул Толя, – понаехали…
– Вот и я говорю, надо их выселить, у меня есть проект. А то глядишь, в квартиру полезут да ограбят. Пикнуть не успеешь.
– А замок на что? – удивилась Света, – не смогут.
– Замок… так разве у нас дверь? Так, фифти-фиф на щеколде, – ответила бабушка, – от любого дуновения падает.
– Это не порядок, не дело… – согласился Толя. – Я сам не запираю дверь, вопрос принципа. Но вам нужно. Наверняка, свои сбережения вы храните не в банке…
– Что-о?! Да кто же их хранит, в банке-то. Понадежней, чай, прячу. А потом крупа у меня не в банках, а в пакетах. Вы уж бабушку в прошлый век не списывайте. Не настолько я древняя. А банки с чем? С вареньем и капустой.
В подтверждение своих слов Людмила Петровна открыла очередную банку с квашенной капустой, и всем сразу как-то хорошо стало на душе. Еще она разогрела вермишель. А с капустой, кто не согласится, вермишель особенно вкусна. Да еще прибавьте соленые грибы, икру из баклажанов и ливерную колбасу. И вы поймете: тут начался пир на весь мир. Толя уплетал за обе щеки, бабушка Люда еле успевала подкладывать в пиалу грибов; Света не отставала, наматывая вермишель на вилку со скоростью сто километров в час.
Потом они долго пили чай с маковыми баранками и разговаривали про жизнь.
– Кстати, а можно я загляну в комнату? – неожиданно спросила Света и посмотрела на Марка, – никогда там не была…
– Иди, загляни, – мрачно согласилась бабушка, – там мало интересного.
– Она просто такая… слегка простая, – смутился Толя, – например, ей нравится ходить по коврам. А мы недавно убрали. Пыль собирают.
– Ничего-ничего, – заверила бабушка, – пусть смотрит. Ковры у меня лежат. Один на стене. Еще на диване.
– Мне нравятся узоры… – оправдалась Света, – они такие, такие… сказочные.
И убежала.
Мрак встал и вышел следом, а Толя тем временем как ни в чем не бывало подложил себе еще капусты и, нацепив колбасу на вилку, произнес речь: слово в похвалу старости.
Света стояла в комнате и разглядывала портрет так внимательно, что даже не оглянулась на скрип двери. Марк сел на диван. Волосы Светы были высоко забраны, легкий пушок вился у корней. Наконец она словно очнулась и посмотрела:
– Долго ждала, все не знала, как передать. Виделась с Катей.
Конечно, он догадывался об этом… так и думал.
– И чего ты молчишь, не спрашиваешь?
– А чего мне спрашивать? – пожал Марк плечами. – Виделась – ну и добро.
– Как можно быть таким суровым! – всплеснула руками Света, – ай-яй! Только тсс-сс… никто не должен знать.
С этими словами она достала из кармана небольшой конверт и протянула Марку:
– Не знаю почему, но Катя очень просила передать без свидетелей. Никому, даже Толе – ни гугу. Особенно Толя, сказала она, не должен знать. Здесь письмо. А на словах Катя просила… Эй, ты что делаешь?
Марк рвал письмо на мелкие клочки.
– Держи. Верни, если хочешь.
– Почему?
– Будем считать, что это риторический вопрос.
– Как ты уверен! Ты просто… ты … – бедная Света не знала, какие подобрать слова, – монстр! Да, согласна, у нее был тот, другой. А теперь уже никого. Слышишь? Ни-ко-го. И она болеет. Почему ты не спросишь про здоровье? Временами ей очень плохо, она совсем мало ест. Пыталась порезать вены. Мы с Толей навещали, ужаснулись. Она ведь ничего от тебя не хочет! Всего лишь просит… Даже письмо не посмотрел! Идиот!..
– последнюю фразу Света сказала уже в пустоте.
Марк вернулся на кухню. Сел, откинувшись на спинку стула, и закрыл глаза. Хорошо, что он такой предусмотрительный. Сменил номер телефона, сменил почту. Удалил страницу в соцсетях. Прошлое – есть прошлое. И никогда нельзя возвращаться назад, восстанавливать разрушенные города. Вновь разводить цемент, скреплять кирпичи и красить ворота, с тупым упрямством мечтателя обмакивать кисточку в дырявом ведре. Какая-то часть тебя, захлебываясь, кричит: «хочу, хочу, начнем все сызнова!» Другая часть молчит, до боли сжав непослушные губы.
Света вышла из комнаты, лучезарно улыбаясь. Ее глаза сияли, как два корабля среди черных вод южного моря. Как тающие льдинки…
Толя заметил размазанные слезы на щеках.
– Что случилось?
– Нет, нет… – махнула рукой Света, – все в порядке, это я так… Там портрет, вот. Ну, я хотела спросить, кто это… Как будто, где видела.
– А это, – растрогалась бабушка, – мой первый муж. Первый – он же и последний. Погиб в войну, дочка еще не родилась. Помню, как провожали. Вышли все из дома, тогда деревня была большой. И шли до края, до самого озера. Последний раз обнялись, я заплакала. Ну, вот и все, что помню…
– Война – это страшное зло, – сделал Толя вывод, – еще раз такое нельзя допускать. Ведь третья мировая будет самой страшной… – свою мысль он не успел закончить. Зазвонил телефон, и все вздрогнули, словно прогремел отдаленный взрыв.
– Наташа? – схватила трубку Людмила Петровна, – сейчас некогда говорить, гости. Что? Конец света? Когда, сейчас?.. Матушка, ой баек не надо. Мы, например, чай с бараками пьем. Меньше смотри свои передачи. В ночные клубы не ходи. Все пока-пока, позже поговорим.
Это звонила соседка Наташа, весьма странная молодая женщина, которая жила одна, работа в какой-то неизвестной фирме и воспитывала сына Вовочку. Время от времени они встречались с Людмилой Петровной и обсуждали возможность конца света, а также его последствия. Бабушка утверждала, что если разумно вести себя в этой ситуации, не поддаваться панике, запастись водой, то конец света для тебя лично не наступит. Наташа, напротив, полагала что конец – будет в прямом смысле концом для всех. Столкнутся планеты, от сильного взрыва земля рассыплется на мелкие осколки, будто фарфоровая чашка. Все взлетит в воздух, а после исчезнет в черной дыре, которая втягивает куски планет, как пылесос грязь. Наташа немного разбиралась в культуре, а потому добавляла, что образ такой дыры изобразил Малевич. Теорию дыры бабушка называла «полным безумием». Даже если все и взлетит на воздух, то к тому времени изобретут специальные корабли, которые отвезут людей на новую, чистую планету. «Ты не учитываешь развитие космонавтики, – говорила Людмила Петровна, – ее успехи с каждым днем растут, словно тесто». К сожалению, растут успехи и у разных жуликов. Прогресс в науке, увы, почти неотделим от интеллектуального развития темных личностей. В ночном клубе заседает Рафат, старший сын хозяина игорных автоматов, а сами игроки, терзаемые азартом, волком рыщут по городу. Ломают двери, крушат замки. Ловят своей грудью случайные ножи.
Когда через три дня Людмила Петровна сменила замок, сразу стало спокойнее. Казалось, будто в двери, между обивкой и деревом, притаился огромный лев. И грозно лязгает зубами, чуть тронь. Теперь войти не так-то просто. Даже если вооружиться молотком, пилой и отвертками.
«Странная эта Света, – думал тем временем Марк, – зачем ей это нужно. Косит под дурочку… может, так оно и есть, но вряд ли». Слишком хорошо он помнил поздний осенний вечер, когда они с Толей стояли на автобусной остановке и ждали из деревни машину. Еще был Костя. И тут они откровенно, по-мужски, поговорили. Никогда такого не было. Это девушкам свойственно: «Шу-шу-шу…» – каждый жест, каждый шаг с подружкой непременно обсудить. Чувства кипят, зашкаливают. И все-то у них овеяно шепотливой тайной, ползущей, словно незакрепленная нитка из вышивки. Немного потяни, «шу-шу» – вот салфетка и распалась, ничего не осталось. Домики, сад и пестрые цветы исчезли, смылись волной разговора.
О том, что тебе дорого по-настоящему, до глубины души, ты никогда не сможешь доверчиво кидать в толпу. Личная жизнь – слишком хрупкий цветок, так быстро и покорно вянет на ветру. Но, в редких случаях, поделиться, конечно, можно. Например, если поздним вечером встретились три друга. Каждый по-своему счастлив, а потому смотрит на другого с тревожным удивлением и нежным сожалением: «Что, ты тоже? Не очень верится… а как?» Больше всего Марк сочувствовал Толе. Он знал, что еще не так давно у Толи была пышноволосая девушка-нимфа, они ходили под руку и целовались на каждом светофоре. Теперь вот Света.
Худшие опасения подтвердились.
– Вот так, случайно… – вздохнул Толя, – это и вышло. Да она не плохая. Что? Нет, люблю, как же. Будет учиться. Потом детей родит… то да сё.
– Зачем ты туда ехал, дурень… – хмыкнул Костя, – ты что, не знал…
– Конечно, я ничем не связан! Ничего никому не должен! – взбодрился Толя, – ты это зря. Говорю же, Светка – особый случай. Когда утром к нам в дом притащилась чуть ли не вся деревня… А мы, э… И она так заплакала. А тут еще родители… До сих пор не выношу слез. В общем, там жить нельзя, это факт. Люди темные, грубые. А я у нее был первый, оказывается. Кто бы думал! Кто?! Ну и, знаешь… мне это нравится. Пусть будет так. Сделаем себе сказку. Всем на зло – вместе! И счастливы!