В уездном городе
Анатолий Малиновский
У каждого человека есть прошлое, которое таит в себе много ошибок, заблуждений и мечтаний. Иногда, люди из прошлого возвращаются в самый неподходящий момент и, врываясь в нашу жизнь, требуют выполнения некогда данных обещаний… Так и в тихой, спокойной жизни школьного учителя Николая Григорьева начали происходить события, которые, казалось, от него совсем независимы, стоило в небольшой уездный город Подольской губернии приехать нескольким товарищам по подпольной, революционной борьбе, следом за которыми появились и тайные агенты охранного отделения…
Анатолий Малиновский
В уездном городе
1
Огарок свечи чуть заметно освещал комнатушку. Его главным призванием было не это, а создание на стенах и потолке причудливых зловещих узоров, которые постоянно двигались, переплетаясь в гнусном, неприличном танце.
За столом, склонившись над валявшимися в беспорядке листами и книгами, сидел мужчина. Это был учитель земской школы Подольской губернии – Григорьев Николай.
Наконец-то был конец мая, а значит школьные занятия были закончены, и он мог свободно проводить время, не боясь того, что нагрянет инспекция, придут сварливые крестьяне или же один из его учеников ворвется в классную комнату, прячась там от родителей. Ведь комната, в которой проживал земский учитель, была частью самой школы, в которой имелись, кроме того, еще и раздевалка и кухня. Вообще-то, это была небольшая изба, выделенная земством для обучения. Но для самого Григорьева это было непозволительной роскошью – отдельная комната, когда рядом с ним по соседству жители томились со всеми своими семьями в еще и меньших лачугах.
Как только закончился учебный год, Николай Григорьев погрузился в свои книги, которые он привез с собой из Киева, тщательно их упрятав в чемодан, подальше от греха, от назойливых взглядов полиции. Как только у него появилась возможность вырваться от удушливых, казарменных учреждений столиц его сразу же потянуло на периферию, в места, где его будут ценить и уважать за то, что он дарит людям то, чего им так не хватало – просвещения. Он так думал. Хотел облегчить жизнь крестьян, ведь место, куда он приехал, большей частью было представлено людьми данного сословия. Но, как оказалось, ему тут были не очень-то и рады, люди относились к нему с опаской, а в нередких случаях и совсем враждебно. Ему не доверяли. Люди здесь были простые, многие из них его даже не понимали, потому как местный говорок весьма отличался от правильной русской речи.
Но вскоре Николай попривыкнул к этому, а люди понемногу привыкли и к нему, благо с момента его приезда прошло более года, и за это время отношение к нему немного, но все-же поменялось.
Так он одиноко, день за днем сидел за своим столом, что-то вычитывал, делал какие-то заметки и весьма пространные записи.
В дверь постучали. Григорьев вздрогнул, посмотрел на бумаги, лежащие на столе, и в нерешительности спросил:
– Кто там?
– Это я, – прозвучало с улицы.
Казалось бы, немного успокоенный он пошел отворять.
Когда дверь с скрипом открылась, в комнату вошла молодая девушка.
– Николай Тимофеевич, как у вас тут темно, – девушка посмотрела на неубранный стол, – небось, всё книжки свои читаете?
Николай тоже кинул взгляд на свой стол, и совсем другим голосом сказал.
– Арина, я вас сегодня даже совсем не ждал.
Но девушка не обратила внимания на замечание учителя, в свою очередь подойдя к столу, спросила:
– А у вас, наверное, и свечей не осталось? Если вам нужно – я попрошу у отца Серафима, он не откажет.
Григорьев взволнованно смотрел на девушку. Он был рад, что она к нему зашла.
– Нет, Арина, спасибо. Свечи у меня есть, и даже керосинка имеется, но я решил расходовать все экономно. Видно так отец меня воспитал. А вы чего не дома, ведь уже поздно. Да и толки городом пойти могут всякие.
Девушка присела за стол и начала перебирать книги, там лежавшие.
– Вот именно, об этом я и хотела с вами поговорить. – Она опять поднялась. – Видите ли, у вас даже за полночь горит свеча, и некто распускает слухи, мол вы чего-то там задумали. А сейчас вы сами знаете времена какие. А так как вы приезжий, то и подавно о вас только и шепчутся. Интеллигентом обзывают.
Николай улыбнулся. Хотя улыбка получилась весьма деланной, внутри у него что-то кольнуло.
– Арина, да не переживайте так. Мне нужно готовиться к следующему учебному году, а тут, как назло, еще и Министерство просвещения новый законопроект об обучении готовит, с которым нужно тоже считаться. В общем дел-то невпроворот.
Арина Спирина была ткачихой в местной мастерской. Ее младший брат учился в классе Григорьева Часто девушка, идя на роботу, приводила своего братца в школу, так они и познакомились. Потом иногда прогуливались вместе, ходили на ярмарку. Николай часто выказывал ей знаки внимания, но девушка не спешила ему отвечать взаимностью. Предубежденность местных жителей немного распространилась и на нее. Но это было поначалу, понемногу она начала доверять ему, как впрочем, и он ей. Иногда она его выручала, когда не совсем мог найти общий язык с местным населением, особенно, если это касалось крестьян, которые зачастую, за неимением никаких понятий о приличиях, вели себя очень вызывающе и хамски. Арина помогала ему совладать с этим, и немного по-другому смотреть на этих людей, как-никак никаких грамматик они не знали и не проходили. Их жизнь была однообразна и тяжела, тут уж не до хороших манер.
Девушка недоверчиво посмотрела на учителя.
– Эти книги тоже о преподавании? – она кивнула на стол. – Я о них кое-что слышала. Вы не думайте, что я уж такая необразованная. Три класса закончила. И читать умею. И корешки и газеты, да и люди о многом говорят.
Николай, немного раздосадованный тем, что разговор приобрел такой поворот, махнул рукой.
– Не обращайте внимания на эти книги. Они мне для личного развития. – И пытаясь коснуться той самой запретной темы, он продолжил. – Арина, а как вы смотрите на то, чтобы в воскресенье пойти в театр, там будет новая пьеса, говорят, имевшая шумный успех во всех столицах?
Девушка непонимающе посмотрела на Григорьева, после чего сказала.
– А вам, как вижу, Николай Тимофеевич, одни развлечения в голове. В театр это городские ходят, платья там у них, шапочки.
Николай перебил девушку.
– Извините, Арина, но вы тоже ведь городская, не важно, что далеко от центра. Прошу вас, не наговаривайте на себя. Вы такая же как все остальные, и вы тоже достойны того, чтобы посетить театр.
Арина теперь удивленно смотрела на хозяина комнаты.
– Порой, Николай Тимофеевич, вы не совсем сообразительны. Как же я могу пойти в театр, ведь там одни графы и графини. Меня и на порог даже не пустят. Вот Витька Рябой, недавно хотел пойти, так его только завидел городовой так свистками и погнал. Это вы с образованием еще можете, а нам туда вход запрещен. Там ведь даже кареты останавливаются. Вы, наверное, себе так шутить изволили.
Слова девушки Григорьева весьма задели, но он промолчал. Он знал, что не стоит высказываться, а то раньше времен накличет на себя подозрение. Но таки спросил:
– А вы не думаете, что эти книги, – он кивнул на стол, – помогут всё изменить?
Арина засмеялась.
– Порой вы такой чудаковатый! Да как книга может что-то изменить? Ею дитё не накормишь, да и подкладку из нее на зиму не сошьешь. И чего только вас там учат, в ваших университетах?!
Николай молчал, задумавшись. Девушка тем временем засуетилась.
– Довольно, Николай Тимофеевич, засиделась я тут у вас. Пора и честь знать. Так что – до встречи. А вы так долго засиживайтесь, – она отчего-то прыснула смехом, – над своими книжками, а то они и вас доведут.
Девушка, не успел Григорьев и слово молвить, как ускользнула за дверь. Он смотрел в темноту, едва улавливая контуры удаляющейся фигуры.
Была эта ночь для Григорьева и тревожной, и беспокойной. Ворочался в постели до самой зари. Сердце стучало не как обычно, да и мысли постоянно путались, перескакивая с одного на другое. Тут были и Арина, растерянно на него поглядывающая, и семинария, и те пламенные речи, в которые вслушивался, сидя в кругу таких же молодых и здоровых, полных сил и надежды. Было много чего в эту ночь, но не было упорядоченности, всё навалилось разом и отовсюду. А еще он неосознанно думал, что вскоре должна настать пора, когда всё кардинально изменится.
Под самое утро он всё-таки забылся тяжелым мрачным сном. Проспал, как оказалось, почти до полудня.
Как только окончательно пришел в себя, Николай занялся привычными домашними делами. В первую очередь ему нужно было сходить за водой к ближайшему колодцу. Отворив дверь, он увидел на пороге Федьку, местного парнишку лет так двенадцати-тринадцати, тот как ни в чем не бывало сидел на деревянных ступеньках, беспечно насвистывая какой-то незатейливый мотив. Одет он был, как и большинство здешних мальчишек, весьма убого и неряшливо. Залатанные в нескольких местах штаны, замызганная, давно не стиранная распашонка, залихватски надетый картуз – вот и всё убранство.
– Федька, а ты чего здесь делаешь в такую рань? – спросил Григорьев.
Парнишка, как по команде вскочил на ноги, широко улыбаясь.