– Доктор… Моченька вся моя выкипела… Не могу я большь…
А мне отказ:
– Нельзя вам пока домой. Полный не прошли курс лечения.
– Доктор… Это хорошо, что вы строго исполняете порядок. Только… Ну на что всеполный ваш курс упокойнику? Ну на что спасать волосы? Головы давно уж нету…
Блеснул мой погорячливой профессор очками.
Получила я тут в отхлёстку два неполных, а третий на орехи.
– Извините, – сорочит. – Но только человек без головы мог такое сказать.
– Выходит, я права?
– Больной всегда прав. Но предоставим слово и времени!
Обиделся, как есть наполно обиделся мой доктор.
Стыд потянул меня за язык каяться.
– Доктор, дурность моя вмешала меня в эти слова. Если что не то свалилось с языка, так вы простите старой глупушке дурность мою такую…
– Прощаю, конечно. Прощаю. Да что там…
– Ох, доктор… Каба[194 - К а б а – если б.] вы только знали, как тяжело ничего не делать… Ох, знали б вы, ведали, как без работы скучно. Навовсе скучно. Ну так скучно…
Завеселели глаза у моего у доктора.
Вопрос мне на разведку подсылает:
– А что бы вы делали?
– А я умею платки вязать. Я бы платки, доктор, вязала.
– Вяжите, раз можете.
Не на камень пали слова мои.
На другой день Вера приспела ко мне перед обедом.
Я и спровадь её в гардероб за моим привьянтом.
А не в лишек тут пояснить.
Где что ни скрутись там вроде аварии иль ещё беды какой, пуховницу враз признаешь. Куда б мастеровая платка ни шла, куда б ни ехала, в сумке всегда работа: спицы, кайма, нитки…
Это за обычай.
Как снаряжали меня в больницу, я не помню. В таком вот разломе была. Навовсе отжилая была. На отходе.
Ну куда!
Почки же запалились. Сильные отёки. Ширше бегемотихи распёрло. Вида, после сказывали, никакого я на жизнь не давала.
А всё едино по обычности впихнули мне в сумку все вязальные причиндалы, что пребывали сейчас на госсохранности в гардеробе.
Принесла Вера мою сумку.
Засверкала бабка. Ворухнулся в орлице живой дух!
То я, бывало, погляжу в тоске на нянечку-хохлуху, на её каталку с харчем. Сморщусь. Нет, мол, не надобно. Поняйте назад.
То и весь мой был обед в минулые дни.
А тут тебе козырь-девка за присест живо уборонила до крайности полную миску борща, хороший так из оковалка кусман телятинки. (Вера принесла.) Чистёхонько всё подмела.
Наелась, как поп на Масленицу.
Ну теперь, блин ты сухой-немазаный, можно и с голодным бороться!
Ну теперь, думаю, спицы у меня из рук не попадают.
Обложила меня Вера подушками да и смаячь себе по делам.
Пропала моя Вера за дверью.
Забыла я про всё на свете.
На койке сижу себе именинницей. Знай настукиваю иголками свои «ягодки с самоварчиками».
При долинушке млада стояла,
Калину ломала.
Я калинушку ломала,
Во пучочки вязала,
Во пучочки вязала,
На дорожку я бросала,
Приметочки клала.
Я приметы примечала,
Дружка возвращала.
Воротись, моя надежда,
Воротися, сердце.
Не воротишься, моя надежда,
Хотя оглянися;
Не оглянешься, моя надежда,
Махни чёрной шляпой,
Чёрной шляпой пуховой,
Шляпой, шляпой пуховой,