Без нас, никто!

То, что я там увидел, заставило меня моментально напрячься. Я резко соскочил обратно, и присел на корточки по эту сторону забора, лихорадочно завертев головой во все стороны, тем временем чувствуя, как волосы у меня на голове встают дыбом. Потому, что прямо у вывороченных с корнем ворот, которые были с другого конца ограды, в луже крови и кучи кишок лицом вниз лежала верхняя половина мужика. Именно половина. Вторая его, нижняя часть, лежала чуть дальше, где-то в пяти шагах от первой.

– Вот не хрена себе, выбрался к людям! – только и смог, что сказать. – Что тут твориться? – резко передумав заходить в дом, я крадучись прошёл дальше вдоль забора по улице. Стараясь оставаться под его прикрытием, чтоб не отсвечивать. Черт их знает, что у них тут произошло? Лучше пока на рожон не вылезать. Добравшись до второго дома, осторожно заглянул внутрь ограды через огромную дыру в заборе, которая образовалась в нём из-за поваленного на землю пролёта, вместе с державшими его столбами. Здесь вроде бы никого, только так же глухо, как в танке.

Обойдя оставшиеся дома, которых набралось ещё пять штук, осторожно заглядывая через заборы, я смог рассмотреть только трупы растерзанных на куски собак, что так и валялись в оградах, залив весь двор своей кровью. Во время беглого осмотра в округе я не заметил никакого движения. Вокруг по-прежнему стояла гнетущая тишина, нарушаемая, пожалуй, только скрипом оконных ставень, качавшихся на ветру.

– Что-то мне подсказывает, что в живых я тут точно никого не найду. – и набравшись смелости, крадучись вошёл в один из домов, на всякий случай выставив перед собой свой деревянный кол.

Нет, трупов в своей жизни я конечно повидал достаточно много, даже больше чем хотелось бы, причём в разной целостности и состоянии. Но то, что ждало меня внутри дома, такого видеть мне ещё точно не доводилось. Сразу же у выломанных с корнем входных дверей, почти на самом пороге, я наткнулся на труп ещё одного мужчины, что так же лежал в луже собственной крови. У него не хватало правой руки и была почти оторвана голова, что держалась лишь на тоненьком лоскуте кожи. Рядом с ним лежало тело молодой женщины, видимо его жены, у которой был только вспорот живот, с торчащими во все стороны кишками. Осмотрев поближе их уже давно окоченевшие тела, получалось, что они мертвы уже больше суток. Более детальное изучение дома дало мне только то, что здесь явно была борьба. На что чётко указывала перевёрнутая, и разбитая в щепки мебель, обильно заляпанная кровью.

– Я уже в остальные дома заходить боюсь. – но делать нечего, надо. И мои самые страшные опасения подтвердились. Во всех остальных домах оказалось практически тоже самое. Выбитые входные двери, и куча изуродованных тел с оторванными конечностями, что валялись тут же, неподалёку, в лужах уже давно запёкшейся крови. Жители явно от кого-то спасались, пытаясь укрыться у себя дома, но это видимо им нисколько не помогло. И самое страшное, что были среди этих истерзанных тел и детские. И каким бы циничным я не стал за годы службы в армии, но вот на детские трупы никогда не мог спокойно смотреть. Мне сразу же хочется тому, кто это сделал, вцепиться собственноручно в глотку и порвать его на куски голыми руками.

Выйдя на улицу, чтоб немного прийти в себя после всего увиденного, я попытался понять, что же тут всё же случилось, и что мне теперь со всем этим делать? Телефонов я здесь не заметил, даже столбов линий электропередач и тех у них нет. Нет ни техники, ни телевизоров, с какими бы то ни было бытовыми приборами. Одни только глиняные да деревянные черепки, вместо посуды, да и как я успел разглядеть, к тому же, странно они все как-то одеты.

Все в каких-то длинных рубахах, вместо привычной одежды, в которых судя из учебников истории, ещё в глубокую старину ходили. Телогрейки из шкуры, обувь из выделанной кожи, и тоже довольно странного пошива. Староверы они все что ли? Я слышал, что где-то на Дальнем Востоке еще остались такие вот поселения. Которые напрочь отвергают все блага цивилизации и чтят лишь один покон предков. Может это и есть они? Тогда что за кровавая резня здесь случилась? Судя по их ранам, то это точно не огнестрел, да и не волки или какое другое зверьё всё это с ними проделало. Те в дома так не захотят, выломав при этом на своём пути все двери. На проделки медведя тоже не тянет. Ведь даже если допустить саму мысль, что это натворило лесное зверьё, то почему тогда тела не сожраны, и даже не обглоданы. А лежат себе целёхонькие, ну почти половина из них целая, на прежних местах. И выглядит здесь всё так, как будто всех этих жителей, голыми руками рвал на части кто-то просто чудовищной силы. Чего в принципе быть не может. – Ничего не понимаю!

Забыв об усталости, я нашёл рядом с домами неглубокий овраг, куда и стаскал всех жителей этого злосчастного поселения. Выкопать яму необходимого размера я просто не смог бы. Поэтому аккуратно сложил всех в братской могиле, укрыл сверху взятыми в ближайшем доме одеялами и как мог, засыпал землёй. Когда я закончил с погребением, уже начинало темнеть. Ночевать здесь мне совсем не хотелось, но и в лесу я тоже ночевать не хотел. Поэтому починив дверь в одном из меньше всех запачканных кровью домов, я всё же решился переночевать в нём.

Изнутри дом был без всяких изысков. Разделён всего на две просторные комнаты, кухня с массивным столом из необструганных досок, и зал-он же спальня, с расположенными широкими лавками вдоль стен, поверх накрытых звериными шкурами. Сперва пошарив по сусекам, я отыскал котелок с задубевшей гречневой кашей, которую тут же слопал даже того не заметив. Напился воды из колодца и завалился спать прямо на земляной пол. Ложиться на лежанки мной только что погребённых я не стал. Также, в целях безопасности, не стал затапливать печь, чтоб не привлекать к себе излишнего внимания. А наглухо забаррикадировав входную дверь с окнами, зарылся в какие-то звериные шкуры в самом дальнем углу комнаты. Стараясь совершенно не думать о том, что здесь недавно произошло. Дневная усталость и напряжение взяли своё и вскоре я всё же уснул.

Пробуждение же было не из приятных. Открыв глаза, когда едва рассвело, я сразу же вспомнил всё, что было вчера. И жалея, что это не страшный сон, решил вновь пройти по другим домам в поисках чего-то съестного, перед тем как свалить отсюда подальше. Найдя небольшой матерчатый мешок, чем-то напоминавший солдатский вещь-мешок, бросал в него всё, что попадалось под руку, и было более-менее съедобным.

К моему сожалению, оружия среди прочего, я так и не нашёл, не в одном из домов, не забыв проверить так же и дворовые постройки. Но ничего кроме дохлой скотины с роящимися над ней тучей мух, там не было. Не то, чтоб ружья, даже какого-нибудь захудалого обреза, и того на весь околоток не сыскалось. Зато наткнулся на настоящий лук со стрелами, что были практически в каждом доме, да пару добрых ножей, что больше походили на здоровенные тесаки.

Посмотрев на всё это добро, я решил оставить свой планшет за ненадобностью. Вместо него повесил на плечи вещь-мешок, в который также бросил кожаный бурдюк с водой, позаимствованный у мёртвых хозяев, и немного харчей, которые только сумел отыскать. Поверх него закинул скатанное в рулон шерстяное одеяло, которое будет мне совсем не лишним в лесу. На поясной ремень, который некоторые почему-то зовут портупеей, повесил ножи, достигавшие своей длинной мне чуть ли не до колен. И немного подумав, набил полный колчан стрелами, прихватив так же один из луков. И поспешил поскорее убраться отсюда, как можно дальше. Намереваясь, как только выйду из леса на свет божий, немедленно сообщить о случившемся здесь.

С противоположной, от стороны, которой я сюда пришёл, виднелась небольшая просёлочная дорога. И я решил двинуться в том направлении. Ведь должны же были эти селяне иметь хоть какое-то сообщение с большим миром. Только благоразумно решив не светиться на самой дороге, я двинулся на небольшом удалении от неё. Чтоб не потерять её из виду и не повстречать не дай бог того, кто натворил здесь столько бед. Так я шёл до самого вечера. Изредка приближаясь к дороге, чтоб проверить не сбился ли я с пути. И убедившись, что дорога никуда от меня не делась, уходил обратно, подальше в лес.

Заночевал я на небольшой полянке. Разведя костёр, вытряхнул содержимое своего вещь-мешка рядом. По дороге я изгрыз приличное количество сухарей, что удалось отыскать в домах. Если бы ещё немного задержался, и хорошенько там пошарил, то я уверен, что съестного нашлось бы намного больше. Но и так мой провиант был не таким уж и маленьким. Благодаря тому, что я так удачно споткнулся об крышку погреба, в котором и разжился припасами. В данный момент я располагал двумя краюхами уже чёрствого хлеба, довольно большим куском сыра, ещё оставалось немного сухарей, кусок вяленной говядины и четыре репы. Репы было довольно много, но я всё равно не смог запихнуть её больше в мешок, а её ещё нужно было бы как-то нести. Но самое главное, я нашёл соль. Прикинув, что этого добра мне хватит минимум на два-три дня, я немного повеселел. Но и про охоту забывать не собирался.

Вновь, полагаясь исключительно на удачу, поставил свои петли. Вернулся к огню, поделив припасы ровно на три части. Одну из которых тут же съел, лишь на утро оставив от этой порции небольшой кусок сыра. В баклажке воды ещё оставалась ровно половина, так, что завтра придётся поискать ручей, чтоб её освежить. Сытно рыгнув, я осмотрелся по сторонам. Прикидывая посмотрел на теперь уже свой лук со стрелами. – Ну и на кой чёрт я его с собой взял, всё равно стрелять не умею? Хотя можно и попрактиковаться. Иметь при себе оружие дальнего боя никогда не помешает. Судя по тому, что лук был в каждом доме, местные, наверное, умели неплохо с ним обращаться. Скорее всего и на охоту его с собой брали, потому, что никакого другого оружия я у них не нашёл.

Затем внимательно осмотрел стрелы. Я хоть и не был знатоком холодного оружия, но прикинув вес стрелы с наконечником и её оперение, а также сталь из которой тот был выкован, то получалось, что стрела имела неплохую дальность полёта, и пробивную способность. Подёргал тетиву, проверив её натяжение, так и есть. Не без усилий, но мне удалось-таки оттянуть тетиву до самого уха. Немного ослабив, я вновь натянул её до упора, ощущая, как начинает сгибаться сам лук. И тут я совершил грубейшую ошибку, я спустил тетиву. Та отозвалась гудением, при этом звонко щёлкнув меня по руке, что сжимала сам лук. Если сказать, что мне было больно, это значит, что совсем ничего не сказать. Матерясь как сапожник, я бросил лук на землю, схватившись за раненую руку, начал трясти ей перед собой.

– Прижгло, так прижгло! – даже выступил синий кровоподтёк под кожей. Не спеша пошевелил большим пальцем убедившись, в том, что он не сломан, а просто получил ощутимый ушиб. Только тут я вспомнил, что все лучники со времён средневековья и заканчивая нашими днями, используют кожаные то ли перчатки, то ли накладки. Защищавшие их руку державшую лук, вот именно от таких последствий.

– Но ничего, на ошибках учатся, жалко правда, что приходится на своих. Горький опыт-тоже опыт. – порывшись в мешке, достал из него кусок тряпки, в которую был завёрнут хлеб, и скрутив её в рулон, намотал на левую кисть. Снова поднял брошенный лук, наложил стрелу и в сгущающихся сумерках прицелился в довольно толстое дерево, что росло шагах в тридцати на краю поляны. Не став стрелять в полную силу, помня свой горький опыт, спустил тетиву. Удара по руке я не почувствовал, а вот стрела прошла мимо дерева. Потому, что вся моя концентрация была сфокусирована исключительно на руке, а точнее, на том, как бы ей не досталось. Вторую стрелу я пустил уже более уверенно, и услышал отчётливый треск впивающегося наконечника в ствол дерева. С каждой новой выпущенной стрелой я оттягивал тетиву всё сильнее. Каждый раз следя за тем, чтоб не травмировать руку. Оттянув её наконец до предела, я всё же почувствовал отдачу, но ткань, намотанная на кисть, справилась со своей задачей, смягчив удар, сведя его к минимуму.

Осмотрев мишень, я пришёл к выводу, что не такой уж я и хреновый лучник. Если учитывать то, что держал в своих руках лук первый раз в жизни. Из выпущенных мною десяти стрел в стволе дерева торчали только семь, и те правда под разным углом, да и разброс у них был около метра. Но моя первейшая задача была именно попасть в дерево, а не уложить все стрелы в яблочко. И думаю, что с ней я неплохо справился. Завтра надо будет ещё проверить на какое расстояние этот лук бьёт, ну и в меткости потренироваться конечно. А сейчас уже почти стемнело и мне пора спать.

Вытащив застрявшие в дереве стрелы, я решил в потёмках не искать оставшиеся, а оставить это занятие до утра, и побыстрее лечь спать. Ведь как говориться в русских народных сказках: – “Утро вечера мудренее”!

И очередное такое, “мудрое” утро, не принесло мне совершенно ничего нового. Только разве то, что моя левая кисть слегка припухла и проступил здоровенный фиолетовый синяк. А в остальном, как обычно, пустые петли на зайцев, и не успевшее отдохнуть за ночь тело. Пошарив в округе от обстрелянного мною дерева, я смог найти только одну стрелу, что торчала из земли в десятке шагов за ним. Поэтому поводу я особо огорчаться не стал, так как у меня в запасе имелся ещё полный колчан. Но для себя твёрдо решил, что практиковаться в стрельбе лучше всего за светло, и подыскивать для этого более подходящие места, во избежание дальнейшей пропажи стрел-боеприпасов.

Позавтракав оставленным на этот случай куском сыра, прикинул, что в моей кожаной фляжке почти совсем не осталось воды, и за сегодня надо бы непременно разыскать источник, где её можно вновь наполнить, иначе меня опять будет мучать жажда. Собрал свой нехитрый скарб и направился в сторону дороги, чтоб продолжить свой поход.

Ненадолго выйдя на саму дорогу, осмотрелся в округе. Не заметил ничего необычного, как обнадёживающего, так и подозрительного. После чего углубился обратно в лес, только на этот раз решил пойти с другой стороны от дороги. И двинулся дальше, заранее выбранным курсом. По пути же постарался обмозговать итог моих скитаний.

Получалось, что я уже пятый или шестой день, сам уже сбился со счёта, брожу по лесу, а ему всё конца и края не видно. За это время успел набрести на поселение “староверов”, с кучей остывших трупов. Причём умерщвлённых весьма изощрённым образом. И это если не принимать в расчёт то, что каким образом я вообще здесь оказался. И какого хрена я здесь делаю? Или может быть я всё-таки мёртв, а это какое-то чистилище для неприкаянных душ? Если учесть то, что последнее, что я помню, так это был взрыв гранаты, а потом темнота. А очнулся я уже здесь, причём без единой царапины. Но рваные дыры со следами запёкшейся крови на кителе, однозначно говорят о том, что эти самые раны были. При чём, скорее всего, несовместимые с жизнью.

Одни только вопросы в голове, и нет хоть какого-то намёка на то, чтоб ответить хотя бы на один из них.

Но последнее своё предположение я сразу отверг. Не очень люблю копаться во всей этой теологической ерунде. Нет, я конечно православный, крещеный, даже изредка заходил в храм, и безусловно верю, что после смерти должно быть что-то ещё. Но глубоко верующим никогда не являлся. А глядя на наших жирных попов, так и вовсе хочется стать если не атеистом, то уж еретиком точно.

Ведь что уж тут говорить, если сам наш верховный патриарх Всея Руси, с голубых экранов телевизоров во всеуслышание заявил. – “Что все славяне-это дикари, и не кто более, практически звери! Всё время висевшие чуть ли на деревьях, и рвавшие друг друга на части. У которых не было ничего: ни духовности, ни нравственности, ни письменности, никакой бы то ни было организованности. До тех самых пор, пока не пришли на Русь учёные монахи в чёрных рясах, неся нам, невежам, свет божий, и не крестили нас, дикарей неразумных, показав истинный путь веры”.

Только вот он, как мне кажется, не договорил самую малость, веры во что именно. В чужого, еврейского бога, или если точнее, иудейского, который призывал своих евреев в “Ветхом Завете” к убийствам, в отличие от того же Аллаха в “Коране”!

После такого заявления, этого патриарха сперва хочется, как следует взять за грудки, и вытрясти из него его “святую” душонку. А уже после спросить. – Ты на кого работаешь, дядька? Если ты, негодяй, историю свою так подло коверкаешь, напрямую называя нас всех обезьянами. То каким духовным лидером ты можешь являться для всего православного мира. Как могли наши голозадые предки висеть на деревьях, при этом иметь свою письменность, веру и государства, пусть и разобщенные на княжества, (это смотря какую пору рассматривать) но умудрившихся периодически ставить раком, так тобой обожаемый просвещённый, верующий мир. Где даже их короли, не то что писать не умели, так ещё, как твари последние мыться не хотели, и были все поголовно вшивые. Чего уж там говорить о простых крестьянах. Ведь есть общеизвестный факт. Что после того, как князь Ярослав Мудрый, отдав своих трёх дочерей замуж за сильнейших европейских королей того времени, и тем самым породнившись с Европой. Кстати почему и стал Мудрым. А дочери вскоре написали ему домой письма. В которых со слезами рассказывали, что вся европейская знать воняет, аки дикие звери, потому что никто из них не моется, плюс все поголовно безграмотные, а на них самих, знающих несколько языков, смотрят как будто на что-то сверхъестественное. Ни бани, ни печки, строить не хотят даже во дворцах, даже несмотря на то, что дочери сами предлагали им чертежи этих самых печек. В последствии обрастя заразой, чуть все и не вымерли от чумы.

А что было дальше! После того, как на Руси стали насаждать православие, и страна была утоплена по уши в крови. Когда повсеместно сжигали старых идолов вместе с волхвами. А в школе нам преподают, что в 988 году, князь Владимир крестился сам, а затем уже крестил Русь. Только на самом деле никто добровольно креститься не хотел, а те, кто крестились, просто не понимали, что с ними делают, считая, что это один из ритуалов служения старым богам.

И почему же тогда, когда с язычеством было покончено, и мы стали братьями всему европейскому свету, то наши новые братья по вере, как и прежде, продолжали свои экспансии на восток. Всякий раз пытаясь нас если не уничтожить полностью, то стараясь как минимум поработить.

Я хоть и не был историком, но этот предмет меня всегда интересовал. Полюбил я её ещё в школе, и в последующем постоянно развивался в этом направлении. А с появлением интернета-это стало совсем просто. Если уметь отличать писанину заказной истории от подлинной.

Понял, что начинаю закипать от злости, никогда не терпел обид, когда меня называли человеком второго сорта. Пусть даже и не на прямую, а косвенно. Я решил остановиться и сделать небольшой привал, чтоб собрать свои разбежавшиеся мысли в одну кучу, и немного остыть.

И только я замер, как тут же сквозь пение птиц, до меня долетел отзвук чего-то нового. Чего раньше я не мог расслышать из-за бурного потока своих мыслей. Затаив дыхание, я весь превратился в слух. Точно, не показалось, звук напоминал отголосок плещущейся воды. Прибавив шагу, но соблюдая предельную осторожность, я двинулся дальше, тем более, что звук исходил именно спереди. И вскоре я вышел на берег небольшой речки, что перекрывала собой дальнейший путь.

Отыскав, оставленную мною дорогу, я убедился в том, что она тоже упирается в реку. Хотя рекой это было сложно назвать. Она была всего-то метров двадцати в ширину, и имела небольшое течение. Значит она не может быть и достаточно глубокой, и здесь на месте дороги, непременно должен быть брод. А как известно форсирование водных преград-это одна из задач инженерного обеспечения боя, а это как раз по моей части.

Скинув с себя всю одежду, я первым делом искупался, смыв с себя недельную грязь. После чего незамедлительно простирнул обмундирование, избавляясь от уже давно выступивших на нём соляных разводов. И только после этого переплыл на противоположный берег. Выйдя на ту сторону убедился, что мой ориентир в виде дороги, по-прежнему продолжает уходить дальше в глубь леса. И ещё немного поплавав, вернулся обратно. После кратковременного купания, по всему телу растеклась приятная слабость. И завалившись на траву я закрыл глаза, ощущая, как летний тёплый ветерок, приятно обдувает моё чистое тело. Не лишая себя в этом удовольствии, решил отдохнуть с пол часа, подождать, пока на солнышке подсохнет и моя форма, а уже после переправляться.

Мне пришлось сплавать туда-сюда три раза, прежде чем я перетащил все свои манатки на тот берег. Одевшись и уже было, собравшись идти дальше, я ощутил острое чувство голода. Пока жевал зачерствевший кусок хлеба, разбавив его репой, приметил небольшой луг, что был недалеко от самой кромки воды, и начисто свободный от леса. И решил заночевать именно здесь. Хоть время ещё было и рано для этого, но место было просто идеальное, где можно бы было проверить свой лук.

Взяв только колчан со стрелами, остальное оставил на берегу, я двинулся к импровизированному стрельбищу. Сперва замерил открытое пространство шагами, насчитал их около двух сотен. Сойдёт!

Костер я уже разводил в сумерках. Так увлекся стрельбой из лука, что сразу и не заметил, как вокруг меня начинает темнеть. Моя тренировка показала, что лук в умелых руках, может представлять довольно грозное оружие. Но ко мне это пока что никак не относилось. Со ста шагов в дерево я попал всего дважды, и то скорее всего случайно, но вот с пятидесяти, сумел пристреляться довольно таки хорошо. Это случилось только после того, когда я стал учитывать все поправки на ветер. И в пылу азарта увлекшись тем, что у меня начинает получаться, не сразу заметил, что чуть ли не надо мной, на свисающей здоровенной ветке, сидит глухарь, и с любопытством пялится на меня. Которое и стоило ему жизни.

Теперь же, когда костёр полыхал во всю, я решил не разделывать птицу, а испытать более простой способ её приготовления. Найдя на берегу речушки подходящую глину, вымазал ей толстым слоем толком не ощипанного глухаря, и засунул получившийся комок прямо в угли. Когда глина просохла и начала трескаться, выкатил веткой ком из костра, и разломил его на две половины. В ноздри сразу же ударил запах пропечённого мяса.

Давясь слюной, обжигая пальцы и глотку, я начал рвать мясо на части голыми руками и засовывать ещё дымящиеся куски себе прямо в рот. Только когда брюхо было набито, вспомнил, что у меня для этого есть нож.

Так плотно я не ел с того самого момента, как оказался здесь. И после такого изобилия пищи, меня сразу же потянуло в сон. И не сопротивляясь этому чувству, я моментально уснул, едва успев расстелить одеяло и развалившись на нём.

Вот теперь я проснулся довольно бодрым, каковым уже давно себя не чувствовал. Вот, что значит обильный ужин перед сном.

По-быстрому искупавшись в прохладной воде, которая всё же успела за ночь порядком остыть. Доел остатки глухаря и в бодром расположении духа двинулся дальше. Радуясь тому, что всё же не зря тащил с собой этот лук. И теперь можно будет по пути попытаться настрелять ещё птичек, а не всецело полагаться только на петли.

Ничего не изменилось

Упорно идя вперёд, я по-прежнему верил, что дорога, вдоль которой я пробираюсь, рано или поздно должна куда-то да выйти. Но спустя какое-то время, по моей спине начали бегать мурашки, и я как будто начал ощущать чьё-то незримое присуцтвие. Такое чувство, словно на тебя кто-то пристально смотрит сквозь оптику на снайперской винтовке, при этом постоянно раздумывая, не нажать ли на спусковой крючок. Но сколько я не оборачивался и не пытался разглядеть сквозь толщу леса невидимого наблюдателя, так ничего и не смог увидеть.

Но чувство тревоги не покидало меня не на секунду, а постепенно начинало только усиливаться. И я пока никак не мог найти этому никакого объяснения. И как человек военный, который привык доверять своим инстинктам, я решил больше не искушать судьбу и сам сделать засаду.

Оставив свой вещь-мешок на первой попавшейся по пути полянке, а сам тем временем как бы пошёл дальше. Углубившись же в лес, уже бегом сделал небольшую петлю, около километра, и вернулся к исходному месту. Заняв позицию в небольших кустах, на удалении около пятидесяти шагов от оставленного мной рюкзака. На всякий случай приготовившись при малейшей опасности стрелять из своего лука.

Просидел в кустах около получаса, но никого так и увидел. Бесхозный мешок сиротливо лежал посреди поляны, отчётливо выделяясь среди травы. А я уже весь изнервничался и было хотел выйти из своего укрытия и направиться за мешком. Но тут меня что-то остановило, словно чья-то невидимая рука резко дёрнула за шиворот, заставляя остаться на месте. Уже было, поднявшись из укрытия, я тут же залег обратно, и как оказалось, не зря.