Лежа Федор соскабливал с березки тончайшие, но длинные стружки, похожие на спутанные ленточки идеально белой материи и ничуть не похожие на древесину.
– У хантов по сю пору эти стружки в ходу. Лишних тряпок на промысел не носят. И лицо ими утирают, и посуду, и патроны этой же строганиной запыживают.
Из-под ножа, ленточка за ленточкой, набрался большой белый комок. Росин приложил комок к лицу.
– А ведь правда утираться можно. Ни за что не скажешь, что древесина! Удивительно: березовое полотенце!
Откладывая березовый кол, Федор вдруг побледнел.
– Опять ногу подвернул?
Федор чуть заметно кивнул.
– Слушай-ка, а если тебя в лодку и волоком через завалы, пока вода держится? – несмело предложил Росин, комкая полотенце.
– Пустое. Сам дорогу видел. Да и лодка – где она? Искать надо, без нее и в другую весну не уйдешь.
…Из трех сухостоин Росин связал узкий длинный плот.
– Ты долбленку и по озеру посматривай, не только по тростникам, – наставлял Федор. – Может, мотается где.
– Хорошо, везде смотреть буду.
Росин оттолкнулся шестом. Плот медленно развернулся и поплыл вдоль берега.
Изредка, с надрывным кряканьем, вылетали из тростников утки… Солнце и сверкающая рябь мешали смотреть. Шест вяз в иле. Местами полоса тростников была так широка, что приходилось забираться в нее. Подминая тростники, плот оставлял за собой дорогу. С лица Вадима капал пот… Поплескав водой в лицо, он опять брался за шест, и снова монотонно хлюпала в бревна вода.