– Ну и холодина! – Росин стянул с себя рубаху. – Солнце совсем не греет.
В тростниках крякали утки. То здесь, то там всплескивала рыба, оставляя на воде расходящиеся круги.
– Спички надо просушить. – Федор направился к одежде. – У костерика сразу отойдем.
Подошел к висящим на кусте брюкам, вывернул карманы. Пусто.
– У тебя спички есть?
– Нету. В куртке остались.
– Попали в проруху. Ни лодки, ни ружей, спичек даже нету. Только вот нож в ножнах на поясе и остался. Все потонуло.
– Хорошо еще, сами не потонули. Да лодка, она же деревянная, не утонет.
– Сыскать ее нужно, а то отсюда не выберешься… Долго тебе урман смотреть надо? И как без всяких там приспособленьев справишься?
– Минимум недели две нужно.
– Да пару недель на обратную дорогу – месяц, – прикинул Федор. – Месяц еще можно. Поболе даже вода подержится. – Прищурившись, Федор посмотрел на озеро. – Вон оно какое. Угадай, куда ее щука упрет. Разве только леска порвалась. Если так, к тому берегу надо.
А тот берег чуть синел на горизонте.
– Ну что, продуло, поди, рубахи?
– Кажется, просохли.
– Одевайся, идем. Теперь некогда рассиживать. А ты и сапоги утопил?
– Утопил.
– Худо без сапог. Под ноги лучше смотри.
Тайга подступила к самому озеру. Кедры, пихты, ели, изредка березы. Расползался в стороны плавун. Сучья деревьев начинались от самой земли. Вглубь ничего не видно: угрюмая темно-зеленая мгла.
«Недаром называют это место Диким урманом», – подумал Росин.
– Федор, может, здесь и нога человека не ступала?
– Не то чтобы не ступала, а следов не найти, редко бывают люди.
Комары, если не отмахиваться ветками, тут же покрывали лицо и руки.
Со сломанного сука липы рыжая белочка драла для гнезда лыко.
Темная, в белых крапинках кедровка, едва заметив людей, пронзительно закричала и спугнула белку.
На сухой валежине столбиками поднялись два бурундучка, третий расположился на кусте шиповника. Все рыжевато-серые, все с пятью черно-бурыми полосками на спине.
– Сколько тут бурундуков, – сказал Росин. – Хорошо. Ведь это один из основных кормов соболя.
Зелень молоденьких сосенок слилась с нижними ветками взрослых деревьев, образуя упругую зеленую стену.
– Смотри-ка, Федор, а от меня две тени. – Росин кивнул на зеленую стену. – Первый раз такое вижу.
– Чего же такого? Два солнца – одно в небе, другое в озере – вот и тени.
– Да это понятно. А все-таки интересно – две тени. Ах, собака!
Росин схватился за палец, уколотый об острый, как сломанная кость, сук.
– Сказывал, под ноги гляди! А то – по сторонам, «тени»… Шибко?
– Да нет, ничего, сейчас пройдет.
Федор сел на валежину, нагнулся снять бродни. Рядом, подставив мордочку лучам солнца, грелась небольшая ящерица. Кожа под ее горлышком быстро поднималась и опускалась.
Федор поспешно встал и, косясь на ящерицу, отошел в сторону.
– Ты чего, Федор?
– Идем отсюда, от этой твари ползучей. Сроду терпеть их не могу, что змей, что этих.
– Эти же не ядовиты.
– Все одно. Такая же мразь холодная, ползучая. Идем подальше, сладим тебе обувь.
Федор снял свои новые бродни и отрезал голенища…
Почему-то Росин только тут по-настоящему понял серьезность их положения. Неожиданно из-за этих бродней стало понятно, что это не просто приключение, а что-то куда более серьезное.
Федор распорол голенища по швам.
– Иди-ка, ставь ноги.
Росин наступил на куски кожи. Федор ловко прорезал по краям дырочки, продернул в них по ремешку, выкроенному из этих же голенищ, и, загнув вверх края кожи, стянул ремешками под ступней. Ноги оказались как в коротких кожаных мешочках.
– Спасибо, Федор. Только можно ли ходить в таких… тапочках, что ли?
– Можно. Вот это болотце пройдем, кожа на ноге обомнется, удобней всякой обутки будет.
Как коралловые бусы, рассыпана по мху перезимовавшая клюква. Росин уселся возле ягод.
– Не торопись, Федор. Пока не наедимся как следует, не уйдем отсюда.
Федор тоже опустился на колени.
Мало-помалу оба исползали, очистили от ягод чуть ли не полболота.