Всё, что не названо. Стихотворения

опалили, довольные тушкой вполне
со слюной аппетита за кухонной дверью
жадно жарят её на бесстыдном огне…

И не видит их глаз, и не слышит их слух,
что нацелился в темя им новый петух.

«на перепутьи ночь над линзой льда…»

на перепутьи ночь над линзой льда,
и, как всегда, пошли мы не туда:
хотели в дом родной – попали в лес,
хотели к Богу – встретил мелкий бес,
хохочет, кувыркается в траве:
вам нет царя ни здесь, ни в голове…
встаёт рассвет… далёк ещё закат…
брысь, мелкий бес! потопаем назад…

На издание переписки последнего русского императора и его супруги

Под книжной обложкой собрание эпистол:
историк с дотошным вниманьем чекиста
по числам развёл, уложил на страницы
интимные чувства царя и царицы.

Теперь может каждый, как дыни и груши,
полапать ручищами царские души, —
что было любовью, ознобом и жаром,
в наш век обернулось базарным товаром.

Какие там тайны открылись?.. Не знаю:
я писем любовных чужих не читаю.

«От рэпа и брейк-данса…»

От рэпа и брейк-данса
Да прочей кутерьмы
В эпоху декаданса
Сворачиваем мы.

Фас государства гадок.
Культуры храм снесён.
Безверье и упадок
Свистят везде во всём.

Закон разбойной плетью
Взлетает над плечом.
Меж жизнию и смертью
Нет разницы ни в чём.

Сквозь выговор московский
Грядут к нам с ядом губ
И новый Мережковский,
И новый Сологуб.

«Время снами сплющено, леденеет высь…»

Время снами сплющено, леденеет высь…
Человек грядущего, где ты?.. Отзовись!

В центре ль, на окраине ль, век сомкнув в кольцо,
Из толпы измаянной покажи лицо!

В церкви ли, на площади ль в нас вдохни огонь,
Сущее и прошлое вскинув на ладонь!

Пушкина иль Пущина внук с линейкой «пра»,
Человек грядущего, вынь нас из вчера!

«Когда плывём в словесной глубине…»

Когда плывём в словесной глубине,
дай нам, Господь, без злобности и фальши
быть в ощущеньях с веком наравне,
а в мыслях встать в грядущее подальше.

2. Земной муравей

Время

поверх авто, поверх голов
летит вдоль улиц лязг железный…
чем дальше в речь – тем больше слов,
чем глубже взгляд – тем шире бездна.

без дна, без крыши, без стены
ревёт широкое глубоко,
и мы струёю вплетены
в разгон всемирного потока.

в нём смерть пышна, в нём жизнь страшна,
в нём средь громов и молний тренья
неуловима тишина
Раскаянья и Откровенья.

Глобализация

от почв и песков, от трясин и плит
исходит дробящий звук —
и Запад не спит, и Восток не спит,