Банка без крышки

Но от дурацких мыслей все равно никуда было не деться. Александр Беляев стал для нее той самой «белой обезьяной» из восточной притчи, о которой нельзя думать. Правда, Ирина успокаивала себя тем, что чувств она к своему коллеге по-прежнему не испытывала и все так же считала, что между ними по определению ничего не может быть, поскольку Александр слишком для нее стар. Что бы там ни говорила Ольга. Хотя тридцать семь – это, конечно, не пятьдесят… И хотя Беляев, оказывается, выглядит ничего себе так, на что раньше она даже не обращала внимания.

Тут Ирина снова спохватывалась, отвешивала себе мысленных оплеух и в очередной раз безжалостно выбрасывала Александра из головы. Но тот с маниакальным упрямством и ловкостью упомянутой обезьяны вновь забирался на обжитое местечко и продолжал оттуда пялиться на нее своими карими… гм-м… а ведь и впрямь карими!.. бесстыжими глазами.

По дороге домой Ирина зашла в магазин и купила бутылку пива. К спиртному она в общем-то относилась негативно, и уж тем более никогда не пила в одиночку, но сейчас неожиданно захотелось выпить. Пиво она посчитала приемлемым компромиссом между этим странным желанием и своим внутренним возмущением, однако ей хватило всего лишь неполного стакана, чтобы захмелеть и почувствовать неодолимую сонливость. Зато ее очень обрадовало, что с момента откупорки бутылки она ни разу не вспомнила о Беляеве. С этой радостной мыслью, наскоро раздевшись и побросав вещи как попало, она и залезла в постель уже практически спящей. И разумеется, ей тут же приснился он.

Глава 3. Александр. Подсадка два

Дождь с таким остервенением хлестал по окнам, что Александр, наскоро выхлебав большую чашку кофе, заменяющую ему завтрак, решил не рисковать, рассчитывая на вчерашнее обещание Сергея Маратова, а попросту вызвал такси.

«Ничего, не обеднеет, – подумал он о носителе. – Надо было машину покупать, а не жмотиться!»

Подумал – и укоризненно мотнул головой: нельзя думать о носителе в третьем лице. Да и вообще не нужно ни о чем подобном думать! Он теперь и есть Александр Беляев. То есть, не только теперь, а всегда – был, есть и будет. Пока не помрет, естественно.

И все-таки подсадка номер два не удержалась, чтобы не вспомнить вчерашний день носителя: глянуть, много ли накосячил его предшественник. И сразу же усмехнулся утренним мыслям «подсадки раз» насчет отсутствия у носителя машины – здесь они оказались полностью солидарны. В остальном все выглядело пристойно и «чистенько», мелкие огрехи, учитывая первое внедрение, можно было не принимать во внимание.

Хотя… А вот эта самая Ирина… Чего это он вчера на нее пялился? С чего вдруг возрастами мерился? Ведь даже и сейчас, подумав о ней, у него внутри растеклось сладостное тепло. Ну-ка, а позавчера? Или еще раньше?.. Александр стал вспоминать. Ничего. Ноль. Девчонка и девчонка. Симпатичная, не больше. Соплюха, двадцать с хвостиком.

«Так-так-так-та-а-аак, – тревожно размышлял он, уже сидя в такси. – Это плохо. Это очень плохо. Подсадка воздействовала на чувства носителя! Причем, так, что даже ночная коррекция не сработала!» – Он тоже невольно нарушал сейчас правила, думая обо всем этом «открытым текстом», но случившееся его и впрямь откровенно встревожило и даже напугало. Ведь ему нужно было выбрать теперь правильную линию поведения. Если это и впрямь накосячил его вчерашний предшественник, то следовало предпринять какие-то шаги, чтобы ситуацию выправить, пока дело не зашло слишком далеко, чтобы заинтересованность этой девушкой не переросла из состояния «она мне нравится» в очевидную влюбленность, а там, не приведи Линия, и в любовь! Однако существовала еще вероятность, что предшественник был тут вовсе ни при чем, что все это безобразие начало развиваться непосредственно у носителя, а тогда попытка «исправления ситуации» станет грубейшим нарушением, совершив которое можно вполне поплатиться местом.

Страшно? Страшно. Еще как. Но это и хорошо, что страшно. Чувство страха присуще всем, это защитный регулятор живого организма, а в подсадки вообще не берут бесстрашных. Ведь если этот природный регулятор недоразвит или плохо работает, можно совершить такие ошибки, которые потом нельзя будет исправить никакими фильтрами.

Так что же теперь делать? Какая из двух версий наиболее вероятна? С одной стороны, это случилось именно вчера, в день первого внедрения. Совпадение? Их учили в подобные совпадения не верить, во всяком случае, относиться к ним настороженно, применяя правило «презумпции виновности». Опять же, подсадка была именно первой, а при этом неминуемо происходят какие-то сбои. Но, с другой стороны, ночной коррекции данного факта не произошло. Вряд ли «фильтр» не был настроен на подобные случаи. Значит, был сделан вывод, что это «родное» чувство носителя? Или же оно оказалось настолько сильным, что «фильтр» попросту не справился с ним?.. Но разве такое возможно? Ведь чувства-то, как такового, говоря откровенно, и нет… Так, и в самом деле лишь незначительный интерес к лицу противоположного пола, что, в общем-то вполне естественно. И что, вероятно, именно таким – незначительным и естественным – и «показалось» «фильтру». Так что, может, все в полном порядке, и он поднял панику зря? Вон, и носитель уже явно насторожился, ладони сцеплены так, что пальцам больно. Как бы и впрямь из-за собственной повышенной мнительности не накосячить по-настоящему.

В итоге он принял решение не предпринимать вообще ничего и постараться без надобности не обращать на Ирину внимания. То есть, вести себя с ней так, как это делал носитель… то есть он, Александр, раньше. И прекратить наконец эту панику! Страх страхом, но во всем следует знать меру. Позитива нужно больше, позитивчику! Как он любит. Кстати, о любви этой дурацкой – именно так и надо себя вести, с юмором. Сводить все подобные недоразумения к шутке. И пусть потом разбираются!

Кому именно была адресована последняя фраза, Александр не подумал.

Но легко рассуждать и принимать какие-то решения абстрактно, издалека. Хорошо «не обращать внимания», когда объекта этого самого внимания нет в зоне видимости. Но лишь только зайдя в кабинет, Александр невольно отыскал взглядом Ирину. Едва не чертыхнувшись вслух, быстро отвел глаза, но было уже поздно. Сердце предательски дрогнуло, сбилось дыхание – в общем, все указывало на то, что дело было неладно. Напрягала еще и небезосновательная тревога, что это может заметить сама Ирина. Да и остальные тоже. Женский коллектив – страшная сила. Пойдут домыслы и сплетни – ничем не остановишь, никакие оправдания не помогут. Нужно было срочно хоть как-то исправлять ситуацию! Что он там решил? Юмор? Вот и давай, юмори во спасение!

– Доброе утро, дорогие дамы! – дурашливо оскалился Александр. И тут же изобразил испуг, попятился к двери: – Ой! Простите, я, кажется, не туда попал…

– Чего ж не туда-то, Сашенька? – неуверенно заулыбалась сорокапятилетняя Зоя Павловна, повышенное внимание к себе которой он частенько замечал.

– А наверное мы для нашего Саши нехороши стали, – печально вздохнула ее подруга и ровесница Аделаида Петровна. Тоже, между прочим, любительница пострелять глазками. – Вот он нас и не узнает.

– Не узнаю, – прижал к груди ладони Александр. – Но как раз по другой причине. Вы все сегодня просто восхитительны! Неузнаваемо прекрасны!

– А вчера были узнаваемо страшны? – хмыкнула Ольга Слепнева.

– Что ты, Олюшка! – замахал он руками. – Вы для меня каждый день – словно новое открытие. Я влюбляюсь в вас снова и снова. Скоро в моем сердце не останется места…

– Ну, позвони в рембюро, оставь заявку, пусть тебе его почистят от спама, – лукаво прищурила синие, с искорками, глаза Ольга, – а оставят лишь ту, что нужней.

«Вот в кого надо было влюбляться-то!» – подумал вдруг Александр, почувствовав в шутке девушки то ли намек, то ли вызов. Но ему сейчас было не до тонких интеллектуальных игр, поэтому ответил он по-топорному прямо:

– Даже если мое сердце заново отформатируют, ты в нем все равно останешься.

Он уже направился к своему рабочему месту, когда Ольга бросила в спину, отомстив ему за неуклюжую уловку:

– Ну зачем же там я? Разве что вместе с Матвеем. Так не поместимся же втроем.

– Почему втроем? – попался он на примитивную удочку. Прикусил даже язык от досады, но поздно.

– А разве там никого больше нет? Мне показалось…

– Тебе показалось! – поспешно вставил Александр. Чересчур поспешно! И слишком эмоционально для того, чтобы эти слова не стали лучшим подтверждением Ольгиных слов.

Двинувшись снова к столу, он заметил, как переглянулись Зоя с Аделаидой и опустила глаза Ирина.

Работа у Александра не шла. Он снова поймал себя на том, что начинает паниковать. А паника никогда не бывает конструктивной. Поэтому нужно собраться и хорошенько подумать о сложившейся ситуации еще раз.

Александр, та часть его сознания, что принадлежала подсадке, уже не особенно шифровалась перед носителем. Во-первых, ситуация могла перерасти в критическую, и ему тогда грозили куда большие неприятности, чем нарушение некоторых не столь значительных правил. Во-вторых, происходящее в огромной степени касалось и самого носителя – Александр все сильнее склонялся к тому, что корни проблемного чувства все же росли из глубин «родной» беляевской ипостаси. А раз так, то противиться этому чувству не только не нужно, но и категорически недопустимо. Так что лучше всего и впрямь не предпринимать ничего, полностью затихариться и беспристрастно наблюдать за развитием событий. Что, собственно, и составляло суть его задания. На-блю-дать! Беспристрастно. Отстраненно. Так почему же он задергался? Почему возомнил, что это именно его предшественник, «подсадка раз», а не сам носитель начал влюбляться в Ирину? Не потому ли, что именно это случилось и с ним самим?..

Стоп-стоп-стоп! С ним самим этого не могло произойти потому уже, что он всего лишь несколько минут назад впервые увидел эту девушку. Непосредственно, своими глазами. Но, с другой стороны, то, что до него видели, слышали и воспринимали другими органами чувств носитель и первая подсадка, было сейчас и его воспоминаниями. И их чувства стали его чувствами тоже… Но ведь обычно подсадка легко может отделить свои мысли и чувства от носительских. Однако теперь с этим почему-то возникли сложности. А раз так…

Стоп и еще раз стоп! Александр почувствовал, что совершенно запутался. И решил отложить на время выяснение, кому же, в конце-то концов, принадлежат эти дурацкие чувства. Он решил трезво… ну, насколько это в данной ситуации возможно… разобраться с самими этими чувствами. Может, он вообще напрасно начал паниковать, а дело и выеденного яйца не стоит. Ведь это и впрямь черт знает, что такое – позавчера еще ни сном, ни духом, а вчера вдруг раз – любовь откуда-то прилетела! Ага, амурчик с крылышками. И – бац! – стрелой прямо в сердце. Разве так бывает? Ну, кроме слюнявых киношек и дамских романов.

Да и вообще, любовь ли это? И что за штука такая – эта любовь? Александр, полностью уже наплевав на запрет, на максимум «включил» сознание подсадки и постарался рассуждать как можно более отстраненно и хладнокровно.

Во-первых, ему захотелось узнать, что такое любовь в научном, так сказать, аспекте? Наверняка ведь ученые делали попытки разобраться с этим «феноменом»!.. Александр полез в Интернет. Перерыл кучу вывалившихся ссылок, но каждый раз натыкался то на слюнявое словоблудие, то на откровенную порнуху, а чаще – на полную ерунду, от которой авторов подобных опусов хотелось не любить, а задушить. Лишь в одной «околонаучной» статейке он вычитал что-то похожее на разумное объяснение сути вопроса. В ней рассказывалось, как в одном американском университете проводили эксперимент, где головы студентов сканировали аппаратом для функциональной магнитно-резонансной томографии, пока те рассматривали фотографии своих возлюбленных. Оказалось, что при этом глубоко в мозгу, в зоне, которая называется «хвостатое ядро», вспыхивали «горячие точки». Причем, чем более сильные чувства испытывал человек, тем активнее было у него «хвостатое ядро». А оно, как удалось установить, оказалось плотно заполнено клетками, производящими допамин. Это химическое вещество – сродни наркотику. Однако в результате подобных экспериментов, но уже в Англии, удалось выяснить и то, что упоение любовью со временем проходит. Примерно после двух лет отношений влюбленной некогда пары ярких вспышек в «хвостатом ядре» у них уже не было. Правда, в той же статье говорилось, что ученые из Атланты вроде бы обнаружили «ген верности», при котором любовь не ослабевает с течением времени. Правда, пока у мышей… Ученые осторожно предположили, что подобные «гены верности» есть и у некоторых людей. Но их пока не нашли.

Александр раздражено фыркнул и щелчком мыши закрыл браузер. Ученые! «Хвостатое ядро»! Сами они дурни хвостатые, как их мышки любимые… Нет, полагаться на такие «открытия» не стоило. Да и что они могли сейчас ему дать? То, что любовь не может продолжаться больше двух лет?.. Верить в это совсем не хотелось. Да если даже и так, сейчас-то ему от этого было не легче.

В общем, Александр выкинул из головы интернетовские бредни и продолжил размышлять самостоятельно. Итак, подумал он, любовь существует. Это и без всяких ученых понятно. И неважно, в каком именно месте она «вспыхивает» и что при этом выделяет – наркотический допамин или непосредственно армянский коньяк.

Но в первую очередь хотелось бы выяснить вот что: любовь – это и впрямь дискретное состояние? То есть, вот сейчас не люблю, а в следующее мгновение – уже люблю. Так, что ли? Но что тогда является показателем этого «люблю – не люблю», чем его можно измерить и увидеть, как ноль сменился единицей?.. Вопрос открытый. Ну, а если любовь – это все же аналоговый параметр, то какую шкалу можно изобразить для измерения ее состояния?.. Снизу вверх по оси Y – ненависть, неприязнь, отстранение; на пересечении с осью X – равнодушие; дальше вверх – приязнь, заинтересованность, влюбленность, любовь… Но только, опять же, как и чем измерять эти самые показатели?.. Кто-то сказал бы, наверное, сердцем. Ага, щазз!.. Что такое сердце? По сути, всего лишь насос для перекачки крови. Вот уж, в самом деле, достойное занятие – измерять чувства насосом! Может, тогда уж, для пущей точности, домкратом?..

Ладно, раз ничего более подходящего нет, измерим насосом. Плюс-минус валенок. Допустим. Но что в этом случае олицетворяет собой ось X? Казалось бы, по логике, – это временная шкала. Но тогда что является ее минимальным делением? Может быть, это… сутки? час? минута?.. А почему не мгновение, миг? То есть, по сути, вновь возвращаемся к утверждению, что любовь – величина дискретная, только что не было ее и – оп! – здравствуйте, я ваша тетя!

Хорошо, согласимся, любовь дискретна. Теорема доказана. Ага, как же! Дискретная!.. Включилась – и люби себе на здоровье!.. Но как же тогда быть со всеми этими: «Ты меня очень любишь?», «Я влюбляюсь в тебя с каждым днем все сильней!» и т. п.?

Так что же, выходит, все-таки аналоговая? Но почему тогда любящие еще вчера, казалось бы, люди, вдруг начинают испытывать друг к другу неприязнь, а то и ненависть, перепрыгнув сразу всю шкалу? Ведь так не бывает, что сначала любят, потом влюбляются, а затем начинают испытывать интерес. Но тогда никакой это не аналоговый параметр. И не дискретный. Или же и тот и другой одновременно? А так бывает? И где, еще раз вас спрашиваю, тот самый насос, которым эта любовь накачивается?.. то есть, пардон, тот инструмент, которым она измеряется?!

Вопросов много, а ответов нет. И, наверное, быть не может. Потому что любовь эта проклятая (или, наоборот, благословенная – выяснение чего может привести к подобному безответному спору) – такой параметр, который измерить ничем невозможно, поскольку он не подчиняется никаким законам: ни физическим, ни законам логики. Что бы там эти «хвостатые» ученые не наоткрывали.

«А ты говоришь – юмор!» – устало вздохнул Александр.

Глава 4. Ирина

В этот день все пошло еще хуже. После того как ночью ей приснился Беляев, Ирина всерьез рассердилась и запретила себе думать об этом человеке, невзирая ни на каких обезьян – ни на белых, ни на черных, ни на серо-буро-малиновых в крапинку. Поначалу у нее это даже получалось – пока она приводила себя в порядок, завтракала и собиралась на работу. Но стоило зайти в кабинет, глаза сами стали искать Александра. И хотя того еще не было на рабочем месте, Ирина почувствовала, что краснеет. От стыда, от новой волны злости на себя и, пожалуй, от страха. И вот от этого самого страха, наплевав на неуклюжую тавтологию, ей стало уже по-настоящему страшно. Что же это такое?! Неужто и впрямь влюбилась?.. Нет-нет! Не надо! Только не в него!.. Он старый… Ну, ладно, пусть не старый, но чересчур для нее взрослый, серьезный, нудный… Подумала – и оборвала себя: «Ну и зачем наговаривать-то на человека? Какой он тебе нудный? Ты с ним даже и не разговаривала толком ни разу. Серьезный – да. Так разве это плохо?»

И тут в кабинет вошел сам Александр Беляев. Она невольно вздрогнула, почувствовав, как затрепыхалось в груди сердце, и тут же принялась перебирать лежавшие на столе бумаги, в надежде, что вошедший не заметит ее дурацкого волнения. Однако мужчина, лишь мельком зацепив ее взглядом, больше на нее совсем не смотрел, словно ее тут и не было. Кроме того, он вдруг начал нести какую-то откровенную ересь, в корне разрушая недавние заключения Ирины о его серьезности. Сначала Александр в манерах самодеятельного клоуна начал источать комплименты – будто бы всем находящимся в кабинете дамам, но затем быстро переключился на Ольгу. Ирина почувствовала неожиданный укол ревности. «Ишь, как щурится на него, вся такая довольная, будто сытая кошка!» – с внезапной неприязнью подумала она о старшей подруге. И тут же устыдилась этих мыслей: «Да что же это я опять? Какое мне дело, к кому он какие чувства питает! И Ольга тоже… К тому же, у Ольги есть Матвей, так что…»

Словно подслушав ее мысли, Ольга Слепнева, продолжая шутить с Александром, сказала, что-то вроде того, что готова занять место в беляевском сердце только вместе с Матвеем. Но при этом заметила, что втроем они там не поместятся…

Ирина насторожилась. На кого это намекает Ольга?.. Впрочем, ясно ведь на кого – на нее, Ирину! Ведь не далее как вчера прошлись с ней по этой теме на обеде… Ну, подруга, вот уж спасибо тебе за «содействие»! Интересно, а как на это отреагирует Александр?.. Да никак не отреагировал. Спросил лишь: «Почему втроем?» Вроде бы совершенно искренне при этом удивился, так что…