Вспомнить подробно. Гибель «Г Берлиоза»

Я подначивал его:

– Игнатьич, вы нажимаете кнопу не тем пальцем. Она любит, когда средним.

Босс раздражённо фыркал и уступал мне кресло у пульта.

«GA?» – говорила Волна на-английском с ощутимым украинским акцентом.

Короткое слово «GA» означало готовность выполнять команды. Мы не сразу полюбили друг друга. Я подлизывался к ней как мог – баловал контакты медицинским спиртом, смазывал гироскопы баварским маслом, а в блоке питания установил персональный кулер.

Мистика, но существует эффект присутствия. Пока я был рядом, моя подруга вела себя прилично. Стоило мне отойти, она начинала капризничать и ехидно подмигивать красным глазом.

Не всё так просто у радистов…

Через две недели «Волна» и выдала длинную РДО – следовать в район Фолклендских островов под погрузку мороженого кальмара. Фрахтователь – грек, менеджер – некто Фабрикезис.

– Вира якорь, ура, вперёд! – обрадовался Клюкман. – Заработаем кучу бабок!

– Или станем горбатыми, – сказал я.

Шура Ермаков ответил на это:

– Куда мы попали?! Пропадём мы там все…

В Бискайском заливе нас прихватил жестокий шторм. Короткие злые волны швыряли судно, как цветок в проруби. Ветер свистел в снастях и на палубе валил с ног. Зимой это место называют ревущими сороковыми. Толком ни поесть, ни поспать. Однажды обед выдали сухим пайком, потому что горячее невозможно было приготовить. Потом повернули на юг и за Канарами наступила весна, а к Гибралтару – лето. Запустили кондиционер, наполнили бассейн забортной водой и экипаж переоделся в шорты.

Глава 6

Мы рассчитывали побывать на Канарских островах и пополнить запасы воды и топлива. Санта-Крус-де-Тенерифе – звучит романтично. Капитан сказал, что в Тенерифе есть пляж с золотым песком. А песок привезли из пустыни южной Африки.

Но человек предполагает, а Господь располагает. Для бункеровки нам определили порт Сеута в Испанском Марокко.

В Гибралтаре очень плотное движение судов. Как на перекрёстке большого города. Не хватает только светофоров. Танкеры, контейнеровозы, рыбацкая мелюзга спешат в Средиземное море и обратно. Наш курс часто пересекали быстроходные пассажирские фэрри.

Высокая острая скала Гибралтара осталась слева и наш лайнер повернул на юг. Мимо проплыли синие стёкла башни Port Control и мы сходу встали к причалу. Причал был пуст, без кранов и прочих излишеств. Вдали, над городом, тянулись серые камни крепостной стены.

На судно явилась целая делегация афро-испанцев: представители властей, агенты и шипчандлер. Приятная новость – стоянка будет не меньше двух дней.

На плавательской практике я побывал в Японии и в братской Корее. Япония мне понравилась, в Корее нас не пустили на берег. «Курица не птица, Корея – не заграница», – говорили моряки.

Вместо денег выдали какие-то бумажки, боны, которые мы пропили в интерклубе. Ещё там был биллиард и тир с нашими ижевскими воздушками. Мишенями служили чучела с американскими флагами на груди. Мы разнесли эти мишени в пух и прах. Корейцы при каждом попадании хлопали в ладоши и млели от восторга.

У каждого корейца на груди был значок с портретом великого учителя Ким Ир Сена. Нас предупредили, что личность товарища Кима на картине или значке нельзя хвалить и называть вождя молодым. Молодой, по-ихнему, значит глупый.

После обеда мы оформились властями и собрались в город.

Клюкман выдал валюту в американских долларах, содрав восемь процентов за конвертацию.

– Клюкман, ты хапуга! – сказал я ему.

– Я ж не себе, – оправдывался третьяк.

Втроём мы отважно ступили на африканский континент. Земля оказалась твёрдой и ещё покачивалась под ногами. Прошли через небольшой парк с застывшими каруселями, длинную тенистую улицу с двухэтажными зданиями в стиле барокко и повернули в горы. Везде росли пальмы и блестящие фикусы. Встречались редкие прохожие разного цвета кожи и одетые во что попало.

По тропинке, уложенной круглыми голышами, мы поднялись к высокой арке у входа в крепость. Стены были сложены из рыжего известняка с вкраплениями современного цемента. Мы забрались на самый верх самой высокой башни. Далеко внизу лежал город, в порту торчали мачты нашего парохода. Низкое солнце отражалось в стёклах сторожевой башни Port Control.

– Надо было затариться пивом, – сказал Клюкман.

– И бутербродами, – добавил толстый Ермаков.

– Хорошая мысля приходит опосля, – сказал я, – без этого экскурсия теряет всякий смысл.

Древние камни, развалины или архитектурные изыски меня не волнуют. Я даже не стану их фотографировать. Проще купить глянцевые открытки. Мне нравится побродить на улице, в баре перекинуться словом с местным аборигеном, поймать взгляд и улыбку красивой девушки.

По периметру мы прошли вдоль зубцов крепостной стены и, не сговариваясь, повернули обратно.

После Сеуты началась тропическая жара. Кондиционер тут же сломался и мы в радиорубке обставились вентиляторами. Незаметно перешагнули экватор. Праздника по этому случаю не было. Ночью над мачтами сиял Южный Крест, а обе Медведицы, Большая и Малая, исчезли за горизонтом. Самым популярным местом на судне стал бассейн. Вода в нём была прозрачная и тёплая, но всё-таки охлаждала. Вечером там купались загорелые матросы, днём – бледнолицые машинёры и девушки.

Я перевернул ещё одну страницу в своей тетради. Дальнейшие приключения можно описать пунктиром. Далёкие Фолклендские острова, холодное дыхание Антарктиды, изматывающая работа на погрузке кальмара. В трюме минус двадцать, с джиггеров каждую минуту приходил строп, который нужно было аккуратно переложить в трюме. Работали двумя бригадами, шесть через шесть часов. Норма в день – триста пятьдесят тонн. Из Греции прилетел Фабрикезис, с секундомером и недовольной мордой пытался руководить погрузкой. Мы озверели и, наконец, послали его подальше. Послали по-русски, но грек всё понял и в трюме больше не появлялся.

Ермаков похудел на десять кило и был этому рад. Стройный Клюкман стал ещё легче и мог спрятаться за шваброй.

– Жека, ты худой, как велосипед! – подначивал я друга.

– На себя посмотри, – парировал он.

За месяц мы погрузили восемь тысяч тонн. Четыреста тонн перекидал я, вот этими нежными руками радиста. На всю жизнь запомнил тысячи выпученных глаз убитых кальмаров. Теперь я не могу переваривать кальмаров под любым соусом.

Потом был переход до китайского Циндао. Китайцы любят кальмаров и готовят их них тысячу блюд.

Второй помощник, Шура Ермаков, руководил выгрузкой. Он сказал:

– С нашего улова каждому китайцу достанется по восемь граммов кальмара.

– Всего-то? – засомневался я.

– Не больше. Китайцев сейчас больше миллиарда.

Клюкман на это ответил анекдотом:

– Одна баба спрашивает другую:

– Сколько у вас детей?

– Двое.

– Третьего не хотите?

– Ни в коем случае! Я где-то читала, что каждый третий на земле рождается китайцем.