В этот раз я родился… или Путешествие Души. Часть первая

Встаю, иду в гостиную. Никого, и телефона нигде нет. Что ж такое, без него как без рук.

Вот ещё закавыка: нет настенных часов, и мои наручные куда-то делись.

На большом обеденном столе лежит записка с почерком жены: «Привет! Ждать не стала, уехала на занятия. Каша на плите. Тебе звонили из соседней школы и просили обязательно зайти. До вечера!»

В голове журавлиным клином проносятся вопросы: «Почему она уехала без меня, почему не разбудила, да и зачем мне идти в эту школу для одарённых детей?» Ну, ладно, разберёмся.

Странно, при всей абсурдности и нелепости ситуации почему-то во мне селится стойкая уверенность, что в школу эту я должен сходить.

Быстро завтракаю, почти не ощущая вкуса пищи. Одеваюсь как обычно: хороший, дорогой костюм, молочного цвета рубашка с красным галстуком, зимнее пальто.

Отмечаю про себя, что за окном погода великолепная: морозно, светит яркое солнце, искрится первый снежок. Пока спускаюсь по лестнице со второго этажа, визуализирую позитивную мысль о том, что у подъезда, как всегда, стоит моя персональная машина, и я плюну на эту школу и поеду привычно на работу.

Но нет! Машины всё-таки нет! Подумалось: «Вот паршивцы, бросили меня одного и уехали. И тут ещё нужно зачем-то в школу идти!» Ладно, делать нечего. Иду. Школа расположена тут, совсем рядом, через забор от нас. Это современное четырёхэтажное здание, построенное года три тому назад, носит название «Школа-сад гуманной педагогики. Европейская классическая прогимназия». В простонародье – «Школа для одарённых родителей», понятно, наверное, почему.

Выходя из ворот нашего двора, спрашиваю у охранника, видел ли он, когда и как уезжала жена? Говорит, что видел: утром приехала моя машина, жена села в неё и уехала. В общем, всё как всегда, но без меня. От этих слов гнев и недоумение ещё активнее заметались в промежутке между темечком и под ложечкой. Решаю звонить на работу или жене из будки охранника. Но опять облом: телефоны-то я не помню, они все в записной книжке исчезнувшего телефона.

Всё, ладно, иду в школу, может, там что-то прояснится.

Тут чуть вверх, вдоль забора и равняюсь с тамошним охранником. Только разеваю рот, чтобы спросить и объяснить свой необычный визит, как тот радостно улыбается, делает вид, что знает меня уже сто лет, и обращается по имени-отчеству со следующей фразой: «Здравствуйте, вас давно ждут! Проходите, пожалуйста, и поднимайтесь на третий этаж в кабинет номер 551».

Во дела, меня тут знают и ждут. Понятно, что я многим уже известен в этом городе, но чтобы до такой степени, тут, в школе?

Ладно, посмотрим. Вхожу в здание, поднимаюсь не спеша на третий этаж и попадаю в большую рекреацию, выкрашенную в весёленький лаймовый цвет.

Про себя отмечаю гул собственных шагов по ламинированному полу. Кроме этого, – тишина, а где все дети, ведь время урочное, может, сейчас на прогулке или на физкультуре?

Почти в центре – светлая дверь, на которой табличка с цифрами «551» и чуть ниже надпись: «Лаборатория».

Ничего не понимаю. Ладно бы это кабинет директора был, а сюда-то мне зачем?

Нажимаю на ручку, дверь подаётся, она явно очень тяжёлая, но открывается легко.

На всякий случай говорю: «Здравствуйте» и вхожу.

В кабинете светло от солнечных лучей, беспрепятственно врывающихся через три огромных окна, но пусто. Оглядываюсь.

Справа от входа стоит огромный учительский стол, он же лабораторный. Отдалённо он напоминает мне тот самый стол в кабинете химии в моей школе номер триста восемнадцать. Он явно не первой свежести и выкрашен в ужасный коричневый цвет моих воспоминаний о нём.

Стоит этот стол на ещё более заслуженном дощатом полу, по которому ходили, носились и шаркали наверняка несколько поколений младших школьников.

В центре кабинета – одинокая двухместная парта, плохо отмытая от чернильных пятен, с откидывающимися на рояльных петлях частями столешницы, двумя продольными ложбинками для перьевых ручек и двумя же дырками, в которые в моём школьном детстве вставляли чернильницы с фиолетовыми или синими чернилами.

Вид этого кабинета, мягко говоря, удивляет. Безобразие, современная школа и такая допотопная лаборатория! Почему только одна парта?

И вообще, странно всё!

К мечущемуся гневу и недоумению, в упомянутый ранее промежуток, добавляется ещё возмущение.

Но тут я замечаю на стене за учительским столом современную интерактивную доску. Ну, слава богу, оборудование-то хоть у них современное, а на мебель и ремонт, похоже, денег не хватило.

Подхожу к окну, в него виден наш дом и дерево рядом, облюбованное для бесед семейством чёрных воронов (Владивосток всё-таки). И тут вдруг за спиной слышу отдалённо знакомый голос: «Андрей, здравствуй!» От неожиданности вздрагиваю и поворачиваюсь. За лабораторным – учительским столом стоит женщина лет сорока, с незапоминающимся лицом, абсолютно без макияжа, седеющие и неокрашенные волосы собраны в большой старомодный пучок на макушке. Она в строгом синем костюме с юбкой ниже колен и в белой блузке. Кого-то она мне явно напоминает… «Галина Александровна?!»

Боже мой, это же моя учительница и классный руководитель в средней и старшей школе! Помнится, сначала она во мне души не чаяла, а потом наши отношения подпортились, двойки с тройками пошли.

Но нет, не может быть, той же сейчас должно быть уже много лет, наверное, как маме, а эта даже моложе меня. Мягкий, но строгий голос подтверждает:

– Ну, что ты, Андрей, меня зовут Александра Геннадьевна, ты что – забыл?

После этих веских слов я выдавливаю из себя только:

– Да?! А почему на «ты» и по имени?

Ответ следует веский, строгий и не оставляет вариантов:

– Я учитель, садись!

Тело тут же почему-то вспомнило детские, школьные повадки и съёжилось, стал запихивать себя в парту Тогда, в детстве, она казалась огромной, а сейчас я еле всунул ноги, и то по очереди. Руки автоматически сложились перед собой, правая на левой.

Учитель согласно кивает головой и говорит:

– Хорошо, начнём первый урок.

Голова моя взрывается: «Какие уроки, при чём тут я! Мне же надо на работу ехать!»

Она как будто прочитывает мои мысли:

– Сегодня мы начинаем цикл занятий-уроков, которые включают в себя практические и лабораторные работы. А тема их имеет к тебе, Андрей, непосредственное отношение: «Твоя болезнь – твой учитель».

Честно, в этот момент мне почему-то сильно захотелось домой. Но вот незадача, ноги неподъёмные, как две двухпудовые гири, – двинуться не могу. А строгий голос назойливо продолжает:

– Андрей, достань из портфеля тетрадку и ручку, будешь записывать!

Я перестаю сопротивляться, затихаю, становится страшновато, нагибаюсь к портфелю. Странно, вместо моего начальственного и недешёвого портфеля, с которым я пришёл, под партой лежит маленький дерматиновый, чёрный, потёртый портфельчик из моего детства.

Открываю, в нём действительно лежит тетрадка в линейку за две копейки и простенькая шариковая ручка из белой пластмассы (таких теперь и не делают уже) с обгрызенным от мечтаний колпачком.

Строгий голос снова возвращает в класс:

– Так, повторяю, записываем! Тема цикла наших уроков следующая: «Твоя болезнь – твой учитель!»

В этот момент в руках Галины, то есть Александры, появляется длинная деревянная указка, а за её спиной зажигается интерактивная доска.

На ней сначала медленно, а потом всё ускоряясь и ускоряясь до мелькания, проносятся волнующие кадры моей жизни. Я вижу себя: сидящим на горшке в детском саду; прыгающим через забор, для того чтобы разбить бровь и не выйти из-за этого на сцену для чтения стихов; на ветке дерева в пионерском лагере на Оке; на выпускном вечере; в институтской аудитории. Вижу свою свадьбу, рождение детей, похороны Брежнева и последующую перестройку, свою бесконечную работу в науке и в должностях.

Я сижу заворожённый и не могу пошевелить ни рукой, ни ногой от восторга и изумления.

Мне показалось, что этот фильм про жизнь шёл всего несколько минут. Однако, когда мелькнули кадры про переезд во Владивосток, я обратил внимание, что за окном уже темно, а в кабинете горит искусственный свет. Это не удивляет, я уже перестал вообще всему удивляться.