В этот раз я родился… или Путешествие Души. Часть первая

Самодемонстрация продолжается около полутора часов, после чего оба тигра сразу уходят и больше не соизволят показываться.

Здорово. Сейчас пишу эти строки и сам себе завидую – как всё здорово прошло, такое ведь не часто увидишь.

Мы горячо прощаемся с хозяевами, они дарят мне свою монографию – многолетний труд, посвящённый изучению, разведению и возвращению в живую природу этих великолепных животных.

Дорога назад менее интересна и потому более утомительна. Где-то на середине пути решаем заехать поужинать в ресторан, стилизованный под охотничий домик. По случаю прошедшего новогоднего праздника ужин сопровождается несколькими рюмочками холодной водки, а потому дальнейшая дорога проходит в тишине, тепле и полудрёме.

И вот в какой-то момент – то ли во сне, то ли наяву – мне вспомнилась следующая картинка из детства.

Как-то раз мама и папа спрашивают меня: «Может, пойдём в кино, на “Кавказскую пленницу”»? Фильм вышел на экраны Советского Союза как раз тогда, когда я учусь в первом классе. Мы с папой и мамой иногда ходим в кино, в основном на популярные тогда индийские фильмы. Смутно помню какую-то картину с песнями и танцами, перепутанными близнецами или потерянным ребёнком. Женщины, в том числе мама, плачут, выходя из зала.

Согласившись пойти в кино, я всё же поклянчил чуть-чуть: «А может, мы пойдём лучше на “Фантомаса”?» Этот фильм тоже только вышел на экраны, и все в нашем классе уже посмотрели его. Разговоров вокруг этого фильма много. Говорят, что очень интересно, но страшно. Именно последнее обстоятельство стало основной причиной, почему мы пошли всё же на «Кавказскую пленницу».

Фильм понравился очень, невероятно смешно, но два обстоятельства сильно взволновали мою детскую душу. Это ощущение несвободы и сопереживания пленнице. Я даже физически чувствую всю несправедливость этих моментов. А ещё под конец, во время сцен мести товарищу Саахову, – очень страшно, и я отворачиваюсь от экрана. Но всё это не испортило общего хорошего впечатления от фильма, и после просмотра я, счастливый, иду домой из кинотеатра «Янтарь», за руку с мамой и папой.

Кстати, фильм про Фантомаса я посмотрел много позже, уже в пионерском лагере, и в общем-то ничего страшного в нём не обнаружил.

Машину тряхнуло, и я открыл глаза. Ах да, дорогу ремонтируют. Какая милая детская история мне привиделась!

В Уссурийске мы попрощались со своими попутчиками и на центральной площади города посмотрели сказочно красивые ледовые фигуры, подготовленные китайскими художниками в канун китайского Нового года.

От той поездки сохранились самые добрые воспоминания, но, как потом оказалось, это была ещё не вся история.

Где-то осенью, вроде в конце сентября прошлого года, по местному телеканалу объявили, что из питомника сбежала тигрица. Я попросил выяснить: та или не та. Ответ пришёл очень быстро – та.

Вот оно что! Вот почему тогда меня зацепили её грустные глаза! А может, мне это только показалось? Возможно, она уже тогда задумала побег и всё же сбежала за свободой и новой любовью.

Надо же, и тогдашние детские воспоминания про пленницу и её физическую несвободу оказались, что называется, в руку.

Я не знаю, отловили тигрицу или нет, да это и не важно. Важно, что хоть на время она обрела свободу.

Вот такая история, и красивая и немного грустная одновременно.

Подумалось: «А что такое свобода для человека?» Не внешняя свобода, которой лишают человека, например, размещая в местах не столь отдалённых, а внутренняя, может быть, духовная свобода. Что означает это понятие для меня, человека взрослого, самостоятельного и внешне свободного? А ведь вопрос! И ответ на такой вопрос требует размышлений.

Пожалуй, сейчас, для начала, я могу только определить, что такое внутренняя несвобода для меня. Я, уважаемые читатели, уже упоминал как-то про состояние «Жертвы», в которое человек (то есть я) часто ставит себя самого, – это и есть, безусловно, наша несвобода.

Вот смотрите: наши зашоренности, зависимости, деньги в малом или в очень большом количестве, наши хотелки или нехотелки, безусловно, не прибавляют нам свободы. Наши болезни и страхи тоже важные атрибуты несвободы. Ну и конечно, до кучи надо припомнить главный наш страх, делающий нас, человеков, несвободными, – это страх смерти.

Возможно ли человеку достичь состояния полной свободы? Думаю, да. Достигну ли я этого состояния? Хочу надеяться, что да. Я выбираю этот путь – путь Любви, Свободы и Радости, а дорогу, как известно, осилит идущий.

Надо же, а всё из-за истории про пленницу…

Улицы

Есть у нас в районе Молдаванки
Улица обычная, друзья,
Старенькие дворики
подметают дворники,
Чтоб сияла улица моя.
Улица, улица, улица родная,
Мясоедовская улица моя…

    Народная песня

Десятая улица, дом десять – это адрес, по которому мы живём сейчас во Владивостоке. Тут почти курортное место, всё летом утопает в зелени: сосны, дубы, клёны. Рядом Ботанический сад Академии наук, сюда ходим гулять через дырку в заборе.

В пятистах метрах от нашего дома – Амурский залив, который сейчас покрыт полуметровым льдом. Десятая улица – прекрасное место, тут очень хорошо и спокойно.

Мне нетрудно подсчитать: Десятая – это всего третья по счёту улица, где я живу за свои пятьдесят с лишним лет. Не думаю, что это о чём-то говорит и меня характеризует. Просто так сложилось: я только дважды менял своё место жительства. Вот сейчас и тридцать лет назад, когда женился.

Я сразу переехал в квартиру к своей жене, в дом на улице Архитектора Власова. Я, кстати, не знаю, что такого замечательного построил архитектор Власов и почему был удостоен стать улицей. Важнее, что она уже более сорока лет является моей родной улицей. Тут я живу с женой, здесь же родились мои дети.

Но сегодня поговорим не о Власове, а, пожалуй, о более дорогой для меня – Бойцовой улице. Дорогой потому, что на ней я прожил восемнадцать лет с младенчества до свадьбы (помните, да?). Расположена она неподалёку от Преображенки и реки Яузы, где зарождалась Петровская императорская гвардия. Улица эта для меня не похожа ни на одну другую улицу Москвы. По её центральной линии разбит сквер, засаженный молоденькими липками, а по «берегам» стоят новенькие, только что выстроенные блочные пятиэтажки. Начинается она от кинотеатра «Янтарь» и от Горки и упирается в частокол бараков с земляными полами и обширными пустырями за ними.

Так было в самом начале – это сохранено в детских архивах моей к памяти. Позднее сквер уже утопает в зелени, а сама улица, стерев с лица земли бараки и пустыри, вытягивается более чем в два раза до самого универсама образца конца семидесятых годов.

К тридцатилетию Великой победы Бойцовую улицу переименовывают в бульвар Маршала Рокоссовского, но для меня она всё равно Бойцовая. На ней стоит дом, где я живу с папой, мамой и бабушкой Полей.

Поля! – родной мой человечек. Она строгая бабушка, но я всё равно всегда чувствовал её любовь.

Ушла из жизни она рано. Я первоклашка, в этот день сижу на уроке, и вдруг вижу тётю Олю – двоюродную бабушку по папиной линии, она неожиданно забирает меня из школы. Мы выходим на улицу, ранняя осень, я пострижен под полубокс, в серой школьной форме с октябрятским значком, в руках маленький чёрный портфельчик, в голове звучит радостное удивление оттого, что меня забрали так рано. Но вдруг слышу Олины тихие слова о смерти и сразу чувствую нахлынувшую обиду, горечь, пронзительное одиночество. Градом текут слёзы, но я же мальчик – плакать нехорошо, отворачиваюсь и упираюсь в школьную стену – никто не должен видеть моей слабости.

Смутно помню похороны и поминки, на которых зачем-то всем рассказывали про мои скупые мужские слёзы.

А потом… удивительно, мои уважаемые читатели, меня очень долго не оставляет ощущение, что бабушка не умерла. Нет-нет, я уверен, она не умерла, только уехала ненадолго. Часто на улице или в метро я узнаю её. Я уверен в этом, но мама и папа, естественно, разуверяют меня в этом. Но я всё равно знаю – бабушка не умерла. Она часто приходит ко мне во сне. Я помню эти сны: раздаётся звонок в дверь, я бегу смотреть, кто пришёл, и вижу улыбающееся лицо бабушки. Я говорю ей: «Ты же умерла?!» А она отвечает: «Нет, что ты, Андрюшенька! Я только уезжала погостить в деревню. Я всегда буду с тобой». Безмерное счастье наполняет меня от таких слов. Потом я просыпаюсь и тихонечко плачу, чтобы никто не видел. Эти повторяющиеся сны я вижу несколько лет, они потом прекращаются, но бабушка всё равно остаётся со мной ещё долго.

После бабушкиной смерти маленькая комната переходит в полное моё владение. Но я, впрочем, уже писал об этом, когда проводил экскурсию по своей квартире. Одна её важная достопримечательность, ещё не описанная пока, – это санузел. Он знаменит в нашей семье тем, что именно в нём мама как-то случайно закрыла меня и ушла на работу.

Дело происходит так. Я учусь в начальной школе, но сижу дома из-за болезни. Вообще, туалет для меня ещё одно важное тусовочное место. Там можно под видом заботы о здоровье поиграть в машинки, почитать, скрыться на неопределённое время от игры на пианино или просто помечтать.

И вот в то утро, насидевшись на толчке и намечтавшись, я кричу: «Мам, принеси бумагу, пож!» Через минуту дверь открывается, и мамина рука в образовавшуюся щёлку просовывает небольшую пачку заботливо нарванной на мерные кусочки газетной бумаги. Для своих молодых читателей тут уточню: туалетная бумага в нашем нынешнем понимании в моё детское время в советских магазинах не продавалась.

Беру бумагу мну по одному листочку для мягкости и слышу: «Андрей, я позвоню. Полоскание на столе, обед в термосе», – и сразу характерный звук захлопывающейся входной двери.

Всё, мама ушла, и я опять целый день один. Но ладно, ничего, я уже привык всегда быть один. Посидел ещё немного, воспользовался (как учили) скомканной бумагой и взялся за ручку двери. Оп-па, закрыто. Подёргал и ещё подёргал – закрыто! Понятно! Мама машинально повернула задвижку с той стороны.

Ну и что, ладно: ни удивления, ни страха, ни паники. Закрыли и закрыли. Конечно, можно разбить окно в кухню и вылезти, но зачем? Какая разница, где быть одному. Так я и просидел весь день в туалете: играл в машинку, из неиспользованных газетных листочков делал кораблики и пускал их в ванной, считая количество раз до полного намокания и потопления. А потом в глубине квартиры засигналил безответный телефон, звонила и стучала во входную дверь соседка, подосланная встревоженной мамой. А когда начало темнеть, мама сама приехала, отпросившись с работы для моего спасения. Сколько смеха было потом, а папа вечером безвозвратно отковырял наружную задвижку.

В семейном альбоме есть фотография, на которой я сижу в большой комнате нашего дома с блестящим полом и играю на пианино. Этот инструмент – отдельная история. У папы как творческого человека есть вполне понятное отцовское стремление – воспитать из меня музыканта.

Для этого много делается: семь лет занятий у консерваторского преподавателя в доме напротив, попытки поступить меня в музыкальную школу. Результат нулевой: я отсиживаюсь в туалете, под всевозможными предлогами отлыниваю от занятий, занимаюсь из-под палки, одним словом, мука.

Нет-нет, музыку я понимаю и люблю, включая классическую, даже вроде слух есть, но извлекать музыку из себя не хочу совсем. Всё заканчивается тем, что однажды вечером, когда я уже лёг спать, папа кричит из большой комнаты: «Андрей, ты занимался сегодня на пианино?» Я бодро отвечаю: «Конечно! А как же!» – и тут же получаю очень мягкую и вежливую просьбу: «А сыграй нам с мамой!»

Не заметив подвоха, я вскакиваю и прямо в трусах подхожу к пианино. Оп-па, а крышка у пианино закрыта на ключ!.. Понятно, да?

До ремня тогда не доходит, всё-таки у меня современные и интеллигентные родители, но разговор состоялся серьёзный.