В этот раз я родился… или Путешествие Души. Часть первая

Я понимаю, что не могу плыть дальше. Былая уверенность исчезла куда-то, я не нахожу себе места, и высокомерие пропало куда-то.

Странно, для меня это очень необычно. Я ведь всегда уверен в своих решениях и никогда не поворачиваю назад.

А ещё ближе к дому рождается страх – это вообще незнакомое мне чувство. Я опасаюсь, что в моё отсутствие может произойти что-то совсем плохое.

Мы возвращаемся. Ещё при заходе в бухту я вижу на горе чёрный дым и языки пламени, которые пожирают мой замок. Я объявляю тревогу и со своей свитой скачу туда, наверх.

Но вот единственная дорога, по которой можно проехать, перегорожена поваленными деревьями и каким-то скарбом. Оказывается, это баррикада, за которой явно кто-то есть. Я кричу в их сторону и приказываю пропустить меня, но в ответ в нас стреляют из одноразовых аркебуз – этого плебейского оружия.

В этот момент всё вокруг меня как бы замедляется, такое происходит со мной уже не раз. Именно во время сражений и опасности происходящее часто замедляется, и оказывается, что бой, который, как кажется, длится несколько часов, на самом деле скоротечный и продолжался всего несколько минут.

Вот и сейчас я вижу, как из бамбуковых стволов, обмотанных джутовыми верёвками, вырываются струи пламени. Грохота при этом поначалу не слышно – он ударяет по ушам позднее. Пламя в основном жёлтого цвета, только на периферии алое, а по центру – даже с белыми искрами. При этом два или три бамбука разрывает в клочья при выстреле, видимо, поражая стрелявших. Из остальных вслед за пламенем вырывается и летит картечь, медленно-медленно направляясь в мою сторону. Мне всё очень хорошо видно до мельчайших подробностей.

Понятно, что бунтовщики набили в свои орудия всё, что попадалось под руки, – это и крупная галька с берега моря, и рыболовные грузила, и куски железа различных размеров.

Несколько таких смертоносных предметов пролетают с шипением слева и справа от меня, поражая самураев и слуг из свиты. А вот два зазубренных куска железа и свинцовое грузило с рыбацкой сети пробивают бронированную грудь и шею моего коня. От невероятной мощи такого удара в сторону нападающих вырывается фонтан тёмно-красной жидкости, а самого коня вместе со мной в седле через круп опрокидывает в противоположную сторону.

В момент удара картечи, который сотряс и меня целиком, замедленная картинка снова вдруг ускоряется, а моё натренированное тело, сгруппировавшись, «выстреливает» в сторону от бездыханного уже коня и позволяет оказаться на земле, готовым к бою ещё до того, как бронированная туша накрыла бы меня при падении.

Выясняется, и я это вижу, всем руководит мой министр в чёрном. Вон слышу, как он командует: «Схватить его!»

Я негодую: «Как же так?» Я не понимаю, что происходит, за что? Я, конечно, жёсткий правитель, но зря никого не наказываю!

Несколько простолюдинов и даже изменники из самураев подскакивают сзади и хватают меня за руки, срывают с головы кабуто, выбивают из рук тэссэн, отнимают другое оружие.

«Что с моими родными?» – безответно кричу я в сторону чёрного министра.

Всё как в тумане, кровь из разбитого при падении лба застилает глаза. Меня ведут под руки на площадь, ставят на колени. Вокруг люди – это крестьяне, рыбаки, самураи – все мои подданные.

Чья-то кованая нога упирается в середину позвоночника и прижимает к земле. Понятно: сейчас меня казнят. Я уверен, что это несправедливо, но честь превыше всего – просить пощады я не буду. Есть единственная мысль, что с родными, но она прерывается свистом меча, и вокруг всё становится абсолютно чёрным…

Страшновато открывать глаза. Но что – я не мужчина, что ли? Надо сделать усилие над собой и посмотреть, наконец, чем всё закончилось. Ну… ладно-ладно, может, ещё чуть повременю, ведь действительно страшно. А что я чувствую? Надо разобраться, где я и жив ли?..

А, вот! Жив, точно… потому что чувствую… чувствую, как сердце бешено вибрирует в груди, что лежу на спине, которая даже сильно затекла. Попробую пошевелиться, но нет… не очень получается! Заблокирована правая рука и… тоже сильно затекла – что-то тяжёлое придавливает её и всё моё тело – не повернуться! От осознания этого становится ещё страшнее. По-прежнему не открывая глаз, пытаюсь ощутить, что же на мне, и хотя бы чуть пошевелиться.

Странно, но эта очередная попытка даёт некий результат – то, что, а вернее, кто на мне, тоже начинает шевелиться. Фух! Слава богине солнца Аматэрасу, прародительнице и покровительнице императорской семьи!

Со мной рядом… на мне – женщина. Она, похоже, спит и прижимается всем своим соблазнительно-обнажённым и размякшим ото сна телом к моему правому боку, придавливая к мату и подголовной скамье. Её головка с ароматной шапкой волос лежит на моём плече. Вот оно, ещё одно подтверждение, что жив, – я, оказывается, запахи чувствую. Я чувствую, ощущаю её маленькую грудь и чуть выпуклый живот. А ещё – правую ручку, которая лежит на моей груди и левом плече, и – правую ножку на обеих моих ногах чуть пониже источника силы и творчества.

От осознания всего этого волна возбуждения, зародившаяся самопроизвольно именно там, начинает распространяться по всему телу вверх к голове. И пока она не ударила в мозг всей своей мощью, я окончательно понимаю, что жив и просто только что проснулся в обнимку с обнажённой женщиной.

Фух! Слава Аматэрасу: то был сон! Но что за сон?! Странный, надо будет потом поразмышлять о нём и посоветоваться с толкователем, ведь просто так отмахнуться и забыть будет неправильно.

А, вот уже и светает. Открываю глаза и вижу первые лучи солнца, настойчиво надрывающие полумрак комнаты. Всё-таки как хорошо, что тогда был только сон, я жив, я даймё большой провинции, и на мне спит соблазнительная молодая женщина.

От этих моих мыслей и невольного шевеления тело на мне тоже потягивается, просыпаясь.

Видимо, поначалу только почувствовав во мне нарастающее возбуждение, она подтягивает для проверки свою правую ножку прямо к его источнику и, убедившись, что не ошиблась, просовывает туда же правую ручку, до этого лежавшую на моём левом плече. Окончательно меня чуть не уносят в небеса тёплые губы, которые в дополнение упираются в ложбинку между плечом и шеей.

Ох, как эта девушка хороша! Она одна из шести наложниц, живущих в моём доме. Неделю назад свою дочь прислал мне один из самураев, мой вассал. Я не помню ещё её имени… а, нет, помню: Кику, по-моему, – хризантема!.. А вот, оказывается, чем так тонко пахнут её волосы.

Со мной она всего третий раз, и я, пожалуй, понимаю только вчера, но и сейчас, конечно, тоже, что она лучшая из всех.

Тот первый раз не в счёт – она была смущена и скована, ведь боль и кровь часто сопровождают девушку.

Видно, что она хорошо воспитана, нежна со мной, скромна и одновременно от природы похотлива и опытна в искусстве любви. Вот ведь церемонию омовения она провела вчера просто замечательно. Дубовая бочка с остывшей уже водой стоит в дальнем углу комнаты…

Но нет! К сожалению, не сейчас! Вчера всё было очень хорошо, но не утром. Я нежно отстраняю её со словами:

– Ладно, Кику! Не сейчас, мне надо делами заняться. Иди, дорогая, и приходи сегодня вечером!

Действительно, пора. Надо проводить совещание с министрами, ведь скоро ехать к сёгуну.

Кику беспрекословно, но с явным сожалением и напоследок чуть сжав правой ручкой источник возбуждения, отстраняется и осторожненько вылезает из-под алого шёлкового одеяла. Я из последних сил сдерживаюсь от её такого озорства и с большим удовольствием наблюдаю за тем, как в лучиках солнца сверкает соблазнительной белизной тело, как она набрасывает халат и выскальзывает за ширму и из комнаты.

Ну, всё, теперь действительно всё. Надо подниматься и работать. Хлопок в ладоши, и в комнате моментально появляются трое слуг. Меня ждёт омовение в той самой бочке для бодрости, потом они вытирают меня и одевают.

Далее быстрый завтрак, упражнения фехтования и верховой езды с несколькими ближними самураями, и дальше меня ждёт совещание с моими министрами, а также Совет младших старейшин.

Совещание, как всегда, проходит в большом зале моего замка. С моего разрешения поднимается тот самый первый министр в чёрном. Я сразу настораживаюсь, но слушаю с большим вниманием. Он, этот человек, много сделал для моей власти, я, конечно, доверяю ему, но картинка из сна не даёт расслабиться.

Он говорит и даже требует провести дополнительные реформы, аналогичные тем, что проводит сёгун. Считает, что необходимо дальнейшее значительное увеличение налогов.

Но это всё для меня не ново, чёрный министр и раньше требовал повышения налогов. Я соглашался и шёл на это, а сейчас сомневаюсь, жалко людей. Да, пожалуй, я и раньше сомневался в необходимости таких жёстких мер, но думал, что чёрный министр знает лучше. Тем более что мне его прислал сёгун как своего доверенного и знающего человека.

Я начинаю спокойно и вежливо объяснять свою позицию, задаю вопрос, а могу ли я поступить по-другому? Он активно и довольно резко не соглашается, ссылаясь на сёгуна.

Вот тут, не знаю почему, возможно, из-за сновидения, я тоже на повышенных тонах начинаю высказывать своё мнение и окончательно отказываю ему.

Чёрный министр в недоумении и поначалу не знает, что делать.

Теперь поднимается тот самый приближённый, один из моих министров, который активно поддержал меня во сне. Он мой дальний родственник и солидарен с моим решением сейчас. Говорит, что я прав и сейчас не следует повышать налоги, народ любит меня, хоть ему и нелегко живётся.

Чёрный министр делает ещё раз попытку переубедить меня и бесцеремонно намекает на то, что пожалуется сёгуну.

Я, конечно, чту своего господина, но я сейчас прав, и буду делать то, что решил.

Чёрный министр сильно удивлён и с явной агрессивностью, но милостиво просит отпустить его от моего двора.

Это меня удивляет, я негодую:

– Как? Как ты смеешь противиться мне – это проявление нелюбви ко мне, своему господину! Все мои вассалы должны любить меня и повиноваться. – Раздражённый, я кричу ему: – Пошёл вон!

Весь остаток дня я возбуждён и негодую. Смешанные чувства уверенности в правильности совершённого и страх перед гневом господина бешено спорят внутри меня, теребя и холодя сердце, и заполняют мозг негативными мыслями. Спасает Кику, которая ночью согревает, успокаивает своими ласками сердце и полностью очищает голову.

На следующее утро я стою на крыльце так же, как и тогда – во сне, облачён в броню и готовый к путешествию.

Так же, как и тогда, – поворачиваюсь налево и вижу там не чёрного министра, а своего нового первого министра-родственника.