В этот раз я родился… или Путешествие Души. Часть первая

А потом, совершенно пустая и тихая, отходила долгие полгода в скорбных мыслях и молитвах в дальнем скиту, что на месте впадения реки Серой в Ширну. Мёд, да баня, да река студёная – вот что спасение моё, по воле Божьей. Постепенно я возвращаюсь и только думаю о том, зачем Господь спас меня, подведя только к «порогу»?..

Точно, не авось, но теперь я уверена – для молитвы, а что я могу ещё? Для молитвы за государя и судью моего, за всю семью нашу, за мальчика моего, за всех страждущих и отвергнутых да за всех безвинно наказанных. В этом теперь моё предназначение, а может, таковое с рождения предначертано Господом было?

После краткого жития моего во скиту я долго не прикасаюсь к жизнеописанию. Молитва да только молитва в тишине и безмолвии становится для меня целью и смыслом, да счёт годам прожитым упущен, а сыскивать его снова, может, уж нет никакого смысла…

Больна я теперь стала совсем! Ноги еле ходят и язвами покрылись, суставы вот так ноют, а ещё зубы, ровно как у государя, братца моего милого, Фёдора. Днём и ночью, постоянно всё так болит, что одна молитва во Господа нашего Иисуса Христа облегчение приносит немного. При этом пишу уж второе письмо дохтуру с мольбой приехать в Александровскую слободу от хвори моей, но тщетно.

И вот решаю написать как-то письмо государю моему, любезному племяннику, благородному царевичу и великому князю Алексею Петровичу о своём состоянии.

И, о чудо, вскорости совсем, лета от Рождества Христова одна тысяча семьсот шестого года, он неожиданно приехать изволил ко мне, своей родной тётке, тайно, проездом к матери своей Авдотье Фёдоровне, жене брата Петра, что подвизается в Суздали, в Покровской обители. Там, по ссылке, впоследствии повелением государя-царя, мужа своего, пострижена будет от некоторых ея противностей и подозрения.

Действительно чудо, вот он стоит передо мной – государь, племянник мой, помню ведь его девяти лет от роду. А вот сейчас взрослый уж совсем, с пробивающимся пушком под носом и на подбородке, в парике, европейском платье, при длинной боевой шпаге, высоких дорожных сапогах, что подвязаны к поясу серебряными цепочками.

Обнимаю его сердечно, но чувствую сразу, что напряжён он. Говорит, что неминуемо ожидает гнева государя, отца своего, и не хочет посему даже в кресло присесть. Ведь даже здешняя игуменья непременно донесёт Тайной канцелярии, в Санкт-Питербурх. Продолжает, если что надо, готов с оказией весточку передать да поскачет дальше в Суздаль немедля и без дальнейших остановок.

Я Бога ради умоляю его рассказать о дитятке моём, жив, здоров ли?

Алексей знает и рассказывает участливо, но скупо. Говорит, что сейчас князь Пётр, сын мой, семи уж лет, живёт в Преображенском селе. При нём для воспитания, велением великого царя и великого князя Петра Алексеевича, поставлен гувернёр по-нынешнему и учителей множество, уж не мамки с кормилицами. Учат его языкам: английскому, немецкому и французскому, математике, как, может, по учёной дороге пойдёт, а также верховой езде и фехтованию – коли по военной. Приписан он был к драгунскому полку нижним чином с рождения, а не вступило полгода, как получил первый офицерский чин. И вообще – мальчик живой и смышлёный.

За те несколько минут, что Алёшенька рассказывает сие, муки мои телесные даже оставили меня в своём усердии.

Я обнимаю его на прощание и, чуть замешкавшись для осмысления, решительно передаю все бумаги с жизнеописанием своим. Рассудив при сём, что, может, Петенька мой прочтёт по совершеннолетию, а мне уж они и в тягость, пожалуй. Точка поставлена!

А ещё я прошу государя моего Алексея Петровича передать письмецо, третьего дня написанное для сестры нашей Натальи, и очень прошу его на словах передать и делами посодействовать в приезде по мою немощь дохтура, срочно.

Свернув всё, вкладывает государь моё письмо и другие бумаги в дорожную сумку и, коротко обняв, без слов выбегает прочь…

Ещё ровно до вечерней молитвы мне хватило без боли, а потом, снова смирившись, я приготавливаюсь к бессонной ночи.

За сим, не вступило года от приезда племянника моего, и я принимаю решение всё же уйти из этого мира. Сие происходит на четвёртый год по учреждению моим царственным братом Петром Алексеевичем своей новой столицы, Санкт-Питербурха.

К сожалению, уйти приходится, ничего не поделаешь! Тож по причине тяжёлых родов, мучительной болезни да и усталости сильной.

По прошествии месяца с лишком по моей кончине объявлено в государстве всенародно о казни последнего из стрелецких вождей, Артемия Маслова. Кроме казнённых и сосланных, семьи стрелецкие по решению суда высланы из Москвы, стрельцы из провинциальных полков разжалованы в простые солдаты, а их семьи записаны в посадские. Сим завершается государево разбирательство событий осьмилетней давности.

А ещё много позже, в Персидскую кампанию одна тысяча семьсот двадцать второго года, июля двадцать третьего дня мой благодетельный брат, великий царь и великий князь Пётр Алексеевич отправил в Эндирейское княжество корпус генерал-аншефа Андрея Ветерани с приданными ему тремя ротами драгунского полка полковника Андрея Алферьевича Шневенца. К полудню на них напали войска местных владетелей Айдемира и Чапаншефкала и много побили тогда русского войска.

В том бою чеченской стрелой был сражён ротмистр, князь Петров Пётр Петрович, двадцати трёх лет от роду. Его денщику из вольных донцов, по счастью, удалось тогда вывезти тело князя Петра с ратного поля и схоронить в тайном месте, по дороге в главную «квартиру».

Позже, решением полкового командира, за неимением наследников, воинское имущество князя, включающее коня и двух лошадок с обозной телегой, амуницию и оружие, девять рублей серебром и другое по мелочам, было отдано за геройство в собственность денщику, по выходу оного в отставку. При этом толстую кожаную папку с бумагами погибшего командир передал полковому архивариусу для последующей описи по окончании кампании. Среди прочих бумаг в той папке была стопка посеревших листов, исписанных округлым женским почерком с заголовком на первой странице: «Книга глаголемая. Жизнеописание царевны-инокини Маргариты, урождённой Марфы Алексеевны Романовой».

Но тут, по воле Вседержителя, случилась оказия – полковой обоз попадает в горскую засаду от владетеля Айдемира. При этом весь русский персонал стал перебит без остатка, а часть обоза и архив безвозвратно утеряны.

Да, и ещё, имение убиенного в Персидской кампании князя Петра, осьми десятин земли и в тысячу крестьянских дворов, что близь города Пскова, отходит в казну.

Но я об этом, конечно, ничего уже не узнаю.

Игуменья при погребении моём скажет: «Инокиня Маргарита Алексеевна прожила жизнь свою монастырскую в подвигах покаяния и смирения. Для нея только и радости было, что церковь Божия». А я бы ещё добавила: «…да дитятко, по воле Вседержителя рождённое!»

На надгробной плите моей напишут: «В лето от сотворения мира 7215 года, в лето же от воплощения Спаса Христа Господа нашего 1707 года июня месяца в 19 день, на память св. Апостола Иуды, брата Господня по плоти, в 12 часу дни преставися отъ маловременнаго жития сего к безконечной жизни раба Божия, великаго государя царя и великаго князя Алексея Михаиловича, всея великая и малыя и белыя России самодержца дщерь его, великая государыня, благородная царевна и великая княжна монахиня Маргарита Алексеевна, жившая в сей обители в монашеском образе с осьми лет, шесть месяцев и двадцать два дни, а от рождения всего жития ея пятьдесят пять лет, семь месяцев и одиннадцать дней. При последнем же сего света отшествии, не восхоте, якоже достоит ей, в церкви особливо положитися, но изболи и заповеда с любовью, смирения ради своего, в сей усыпальнице, со убогими монахини, во общей гробнице почивати до дне страшнаго пришествия Христова и общаго всех мертвых воскресения. По изволению сестёр ея благоверных государынь царевен Марии Алексеевны и Феодосии Алексеевны перенесены мощи благоверный государыни царевны монахини Маргариты Алексеевны под церковь Сретения Господня».

Рядом со мной пожелает быть погребённою и любимая сестра, царевна Феодосия, скончавшаяся в Москве в лето Рождества Господа нашего Иисуса Христа одна тысяча семьсот тринадцатого года, декабря четырнадцатого дня.

А ещё через несколько лет родная моя племянница, императрица Анна Иоанновна, в бытность свою в Москве послала нарочного в Александровский Успенский девичий монастырь достать ей масла от неугасимой лампады из рубинового стекла, теплящейся в монастырской усыпальнице над гробом царевны-инокини Маргариты Алексеевны. Масло, сказывают, было доставлено Ея Величеству за кабинетскою печатью.

Но мне это всё уже не важно…

Я уже давно в пути!..

Когда… Кто… Где…

Цветок раскрыт и весь благоухает,
И нескончаемый поток возможностей вокруг.
Неведомо ничто, но точно знаю,
Как двигаться и что найду,
Начало и конец я знаю.

    Мухина С.О., Козлов Д.А.
    Раздумья в пути. Часть первая г. Жуковский, 2001 год

Слышу приглушённый разговор двух женщин. Первый голос- как бы изнутри, свыше, родной, понятно – мамин. Второй – по-моему, её школьной подруги Киры. Они смеются. Смеются так, как могут это делать только ещё очень молодые женщины – непринуждённо, звонко и совсем беззаботно. Слышу, как Кира сквозь смех убеждает маму, чуть в шутку, но и всерьёз: «Подожди! Подожди, не рожай в мае! Всего-то три дня осталось! В народе ведь говорят – человек всю жизнь маяться будет!»…

…Но разговоры разговорами, а неизбежного не избежать! Все ранее достигнутые договорённости полностью реализованы, звёзды на небосводе, по воле Божьей, выстроились в требуемую и единственно возможную конфигурацию, Ангел-хранитель, с которым, кстати, мы знакомы очень давно, всё подготовил для этого сложного перехода, уже свет показался, где-то там, впереди, и… я родился в очередной раз.

В этот раз я родился в субботу, через два дня после того смешливого разговора, в два часа сорок пять минут ночи по московскому времени.

В этот день Солнце, под знаком Близнецов, взошло в три часа пятьдесят семь минут и решило зайти в двадцать часов пятьдесят восемь минут. Начался двадцать второй, переходящий в двадцать третий, лунный день. Луна убывает в знаке Рыб, а процент её освещённости составляет сорок процентов. Вышла Луна чуть раньше меня – в один час двадцать семь минут, а зайдёт в тринадцать часов одиннадцать минут.

Сегодня довольно прохладно, не часто такое бывает в конце весны. Утром всего чуть больше нуля, а днём, правда, разогревается до одиннадцати. Пасмурно, и поэтому упомянутые выше Солнышко и Луна не показались мне в этот день ни разу.

Кстати, данные об этих светилах я прочитываю позже на листочке перекидного календаря с датой моего рождения, сохранённом моей дорогой бабушкой Полей. Обнаруживаю этот листочек я случайно, почти через год после её смерти. Я уже учусь во втором классе и прочитываю на этом клочочке бумаги написанный бабушкиной рукой, чернильным карандашом, прямо поверх напечатанного, наискосок, текст: «Родился внучек, Андрюшенька!» Грустновато что-то становится тут, но сдерживаюсь (я это уже умею – мужчина всё-таки!) и подробно рассматриваю находку Кроме крупных цифр, сложенных в дату и год, а также упоминания революции и войны, на календаре мелко обозначены неизвестные мне значки, слова и циферки. Чуть поразмыслив, я догадываюсь, что всё это обозначает часы и минуты восхода и заката светил. Я соображаю ещё, что кружочек с точечкой означает Солнышко, ну а полумесяц – понятно, что Луну.

А ещё, кроме всего перечисленного, на листочке пониже присутствует рисунок с текстом. Он буквально завораживает, и я в течение нескольких дней всматриваюсь в него, перечитываю текст.

На нём согбенный худенький дяденька с седой шевелюрой и бухгалтерской папкой под мышкой обращается к толстому, с большим животом, лысоватому человеку. У толстяка за плечами огромный рюкзак, а в обеих руках – две полные авоськи со всякой всячиной. Текст под рисунком прочитается следующий:

– Иван Иванович, ты что, носильщиком теперь работаешь?

А тот отвечает:

– Нет, завскладом…

При этом под рисунком ещё написано, чуть меньшим шрифтом: «Художник В. Васильев».

Смысл это текста мне непонятен поначалу, а рисунок веселит почему-то. Только позже я узнаю, что художник В. Васильев много рисует на злободневную тему, в том числе и для журнала «Крокодил». Получается, что мне в день моего рождения «редакторы» зачем-то подложили сатирическую историю про вороватого завскладом. Зачем, спрашивается? Затем, возможно, чтобы я по жизни даже дорогу всегда переходил только на зелёный сигнал светофора.

На эту же дату, что и я, родился святой благоверный великий князь Александр Невский, правнук Юрия Долгорукого и внук Всеволода Большое Гнездо; итальянский поэт Данте Алигьери; Пётр Первый Великий, император всероссийский; русский философ и революционер, анархист Михаил Александрович Бакунин; русский ювелир Карл Петер Фаберже; художник Винсент Ван Гог; поэт-песенник Лев Ошанин, автор песен «Дети разных народов» и «Эх, дороги» (помните?); наш великий космонавт – первопроходец открытого космоса Алексей Леонов; а ещё всесоюзный Шурик – Александр Демьяненко.