Тарантины и очкарик

– В железнодорожном. Там у них есть факультет журналистики. Первый курс. Группа сто семь.

– У меня вопросы закончились.

Гость выбрался из кресла, протянул мне руку, с минуту тряс мою. Задержи меня Михалыч рядом с собой ещё секунд пять, и мой нос свернулся бы в трубочку.

Когда Михалыч ушёл, я распахнул окна, включил вентилятор на полную, чтобы выветрить из квартиры грибковые ароматы. Эффект наступил через час, за пять минут до моего выхода. Раньше я выйти из дому не мог, потому как боялся, что в запертой квартире штукатурка провоняется до бетона.

Перед выходом я полчаса пытался дозвониться до знакомого. Мобильный номер отвечать отказался, пришлось звонить знакомому на работу.

На тридцать первой минуте наборов номера и коротких сигналов мне сообщили, что мой знакомый уволился неделю назад, и уехал. Куда, моей собеседнице не докладывали.

Знакомый работал на станции того оператора, за которым числился номер Толика. За копейку знакомый записывал разговоры нужных мне абонентов, следил за передвижением трубок по городу. Знакомый уволился, координат не оставил. Как теперь проследить за мобильником Толика?

*

*

Машину я припарковал в квартале от здания оператора. Люблю ходить пешком, и не перевариваю любопытных охранников вместе с телекамерами над стоянками.

В служебное помещение я прошёл, как к себе домой. Показал охраннику удостоверение областного менеджера сети. Боец чуть не откозырял. Корочку менеджера отсканировал тот мой знакомый, что уволился, а меня о своём увольнении не предупредил. Мне осталось только распечатать скан, и тыкать его в нос раздолбаям-охранникам. Когда-нибудь попадусь, а пока тычу ксивы направо и налево. У меня этих удостоверений…

В кресле моего знакомого спиной ко входу сидела девушка в наушниках. Щёлкала мышкой, слушала музыку. Заметила моё отражение в мониторе, развернулась вместе со стулом, взглядом спросила, чего надо, сняла наушники.

Я прислонился спиной к двери, улыбнулся.

– Я вам звонил полчаса назад и…

– И выспрашивали, куда уехал хозяин этого кабинета. Я ваш голос узнала. Кто вы такой и как сюда прошли?

– Частный сыщик. Прошёл ногами.

– А охрана? Таким как вы сюда вход запрещён.

Телефонистка потянулась к трубке внутреннего телефона.

– Я попрошу охранника, чтобы он показал вам дорогу обратно. А то ещё заблудитесь.

– А вдруг я принёс деньги?

– Сколько и за что?

Телефонистка оставила трубку в покое, сложила холёные руки на груди. Да не просто сложила, а с намёком, так, чтобы я видел её колечки. Хрупкие пальчики закованы в золоту да платину, причём золото сплошь в камнях, да не в фианитах, а в лучистых бриликах.

Откуда такие финансы у рядовой телефонистки? Был бы богатый муж или папуля, могла бы запросить местечко потеплее, а не торчать на нудной работе, причём посменной. Остаётся то, чем подрабатывают многие телефонисты. Сливает инфу. Кому?

Я протянул бумажку с номером очкарика Толика.

– Мне нужен полный отчёт по этой трубке. Вы понимаете, о чём я говорю?

– Нет.

Я убрал бумажку в карман, пожал плечами.

– Значит, деньги я принёс не вам.

– Почему же? Деньги могу взять и я.

Телефонистка поправила на пальчике колечко. У меня б такой кусок золота своей тяжестью растянул сустав, а моей собеседнице хоть бы хны.

Девушка перевела взгляд с колечка на меня.

– Оставьте мне тысячу. И так каждый месяц.

– Так мало?

– Долларов.

– Простите, я зашёл не в тот магазин. Здесь ценники рисовал ребёнок. Они обожают малевать нолики.

– Где выход, знаете?

– Найду. Не беспокойтесь. Что, если я расскажу о вашем поведении руководству компании?

– За те копейки, что мне платят, я уволюсь сама.

– Как тогда будете подслушивать чужие разговоры за большие деньги?

Телефонистка отвернулась, сделала моему отражению в мониторе ручкой. Бедные пальчики! Сквозь золото-платину света белого не видят.

В холле над выходом часы показывали пять вечера. До конца смены девушки в наушниках оставался час.

Я вернулся в машину. Через пятьдесят пять минут я подъехал к зданию оператора так, чтобы мою машину камеры наблюдения не видели, а я чтоб видел ступеньки, по которым должна сбежать деловая телефонистка через минуту после шести.

К пятой минуте седьмого из здания вышли все кроме девушки с наушниками. Я уж было заволновался, не надорвалась ли моя собеседница от непомерной тяжести на пальчиках, как рядом с выходом из здания оператора распахнулись ворота, и из внутреннего дворика выкатилась маленькая немецкая машинка с широченными ноздрями на радиаторе.

Я бы пропустил машинку мимо, если б не разглядел за лобовым стеклом знакомый профиль.

Машинка направилась в мою сторону. Я прикрыл лицо пятернёй: мол, чешу ухо. Когда машинка проехала мимо, я увидел на руле холёную ручку, закованную в золотоплатиновый панцирь из колечек.

Я дал немецкой машинке отъехать полквартала, покатил следом.

Через пять минут телефонистка причалила к столикам, разбросанным по летней площадке возле бара. Я прокатился на полсотни метров дальше.

Перед тем, как покинуть машину, я сменил белую футболку на чёрную, натянул на нос шляпу-челентанку, глаза и пол-лица прикрыл челентанскими же очками-каплями. Брюки менять не стал, ибо слепить прохожих красными семейными трусами в цветочек счёл лишним.

Пока я топал к бару, к летней площадке подкатил джип мэра. Я мог бы спутать джип мэра с любым другим, если бы не скромный госномер в виде нулей и единицы. Надо быть склеротиком-рецидивистом, чтобы такой сложный номер не запомнить.

Из джипа вышел водила мэра, подошёл к столику, где сидела телефонистка. Целовать даму в щёчку водила не стал. Сел напротив, на столик перед собой положил мобильник.