Катя поджала губы, засопела, отвела взгляд. Я продолжил беседу.
– Катя, вы с Лёвой встречаетесь?
– Странные у вас вопросы. Конечно, я с Лёвой общалась. Я же ухаживала за его бабушкой, за мамой. Мы же были в одном доме. Как же я могла с Лёвой не общаться?
– Я говорю не о встречах соседа с соседкой. Я говорю о встречах влюблённых. Я выразился доходчиво?
Катя заставила себя улыбнуться. Когда улыбку накладывают на губы через силу, улыбка смахивает на искреннюю как слизняк на фиалку.
Катя поняла, что я на улыбку не повёлся, когда улыбаться устала.
– Я с Лёвой не встречаюсь.
– Ведь вы соврали, Катя. Вы мне всё время врёте.
Катя подарила мне взгляд, пропитанный вопросом “А не пошёл бы ты, мил человек, куда подальше?”.
Тогда я рассказал про запись, что просматривал на компе охраны “Женских штучек”. Я описал в деталях, как, когда и в компании с кем Лёва покупал “Розовое сердце”.
Катя начала дышать быстрее зайца, что уже час удирает от паровоза по шпалам и никак не докумекает, что можно свернуть с путей в чисто поле. Когда мне показалось, что ещё чуть-чуть, и Катя хлопнется в обморок, я остановился.
Дыхание Кати приходило в норму целую минуту. Все шестьдесят секунд тишины я смотрел на Катю, пытался угадать ответ на мой ход конём. Я видел, как у Кати под причёской извилины ходили ходуном. Катя моего рассказа не ожидала, потому срочно придумывала отмазки.
Катин ответ я не угадал – настолько для моих неюных мозгов отмазка оказалась необычной. С катиных слов, Лёва решил подарить Кате плеер за хорошую работу. Лёве понравилось, как Катя ухаживала сначала за лёвиной бабушкой, затем за мамашей.
Я улыбнулся и высказал догадку: наверняка по той же причине Катя общается с Лёвой по телефону с утра до вечера, да по полчаса за раз. Когда я замолчал, Катя, казалось, проглотила язык.
Когда Катя вспомнила, как говорить, то голос понизила, почти зашептала.
– Отец меня убьёт. Он меня убьёт, точно! Отцу не говорите, а? Он против всех моих парней. И если он узнает, сколько стоит “Розовое сердце”… Начнёт орать, что я проститутка. Вы же меня отцу не сдадите?
– Нет. Почему вы сказали, что покупали плеер в “Терабайте”?
Всё оказалось проще пареного кирпича. Катя мне соврала из страха перед отцом. Ведь “Женские штучки” рядом с колледжем Лёвы. Как только катин отец узнает, где покупалось “Розовое сердце”, он сообразит, что Катя с Лёвой встречается. Отец Кати подозрительный и догадливый. Если узнает, что Катя встречается с Лёвой тайно, считай у отца за спиной… Убьёт! Убьёт к монахам! Скажет, что Катя не с мамашей и бабушкой сидела, а спала с Лёвой. Катин отец такой. У него с головой непорядок.
К тому же если катиному отцу сказать, что плеер купил Лёва, то жить Кате останется ой как недолго! Отцу Катя сказала, что за плеер заплатила из своих заработанных, и всего двадцать баксов. Отец в ценах на такие штуки не разбирается, поверил. Если узнает, что за “Розовое сердце” заплачено двести – двести! – баксов, и платил Лёва… Тогда папуля повесит Катюше на шею камень, на грудь табличку “Смерть проституткам!”, и разрешит полежать на дне речки.
Я спросил, почему восьмого числа – в день заказа эсэмэски – Катя рядом с мамашей не сидела. Ведь Катя покупала “Розовое сердце” в одиннадцать утра, когда Оксана ещё в колледже, на учёбе. Мамаша в тот день была дома одна? Катя оставила парализованную подопечную ради того, чтобы отправиться за плеером? И Лёва знал, и не возражал? И мамаша недовольства не выказала? И Катю за такое самоуправство с работы не попёрли? И…
Катя поток моих вопросов прервала жестом из серии “я б давно ответила, если б вы заткнулись”. Когда я умолк, слово взяла Катя, причём речь выдала короткую и без заморочек.
Катя сказала, что в воскресенье, накануне покупки плеера, около девяти вечера, Кате позвонила Оксана. Сказала, что Катя на понедельник выходная. Если Оксана думала, что выходной день для Кати подарок, то Оксана ошибалась. Катя в тот день не заработала у мамаши ни копейки, а это сплошной ущерб.
Катино объяснение меня устроило, потому как мне показалось, что Катя не врала. Хотя кто может утверждать, что сходу определяет, когда женщина врёт? Если Катя и соврала, то я повёлся на десять из десяти.
Я указал взглядом на стопку из трёх книг, что лежала на столе, спросил, зачем Кате самоучитель французского. Сообщил, что видел у Лёвы точно такой же. Катя с Лёвой собралась во Францию?
В ответ Катя покатила на меня бочку. Мол, какое моё собачье дело, куда собралась Катя, ведь Катя живёт в свободной стране, разве не так? С катиным правом на частную жизнь я согласился, но напомнил, что последнюю фразу Катя слямзила из американских фильмов, а мы живём в России, и я, промежду прочим, расследую убийство. Потому вопросы буду задавать даже такие, которые могут святое чувство катиной свободы оскорбить до неприличия. Заодно напомнил, что как только на моё место сядет следователь казённый, Катя варежку захлопнет, и начнёт на вопросы отвечать, а не умничать.
Катин геройский пыл после моего вливания на пару градусов поостыл. С другой стороны, своей тирадой цели я не достиг. Катя на вопрос о Франции отвечать отказалась.
Тогда я вслух предположил, что Катя, наверное, во Францию и не собиралась, а вот Лёва… Что, если Лёве понадобилось знание французского, чтобы поехать к кумиру на учёбу? Ведь, насколько я понял, на плакатах, которые висят в комнате Лёвы, рекламируется учёба в школе господина Дидье. На какие деньги Лёва бы поехал в Париж? На те, которые получит с продажи мамашиного дома. Только есть маленькая загвоздка. При живой мамаше домишко не продашь.
Мало того, Лёве деньги на учёбу понадобились срочно. Лёва должен заплатить за учёбу или до августа, или никогда. Ведь после первого августа цена вырастет настолько, что лёвиной половины от продажи мамашиного дома на оплату учёбы не хватит.
Значит, заказать эсэмэску мог и Лёва. Иначе что делал Лёва возле того неткафе, откуда заказана эсэмэска, которая убила мамашу? И ещё одна мелочь. Совсем пустяковина. Лёва был возле неткафе в то же время, когда эсэмэску заказали. Лёва без пяти минут обвиняемый. Или эсэмэску заказала Катя?
На последний вопрос Катя отреагировала шквалом эмоций.
– Что вы такое говорите?! Это же бред!
– Всего через полминуты после того, как кто-то заказал мамаше эсэмэску, вы шли с Лёвой под ручку рядом с тем неткафе, из которого…
– Вы берёте меня на понт! Я вам не верю!
– Зато поверит следователь.
– Но… когда это было? Где?
– Когда вы покупали “Розовое сердце”. Ваш плеер продавался в “Женских штучках”. Рядом, на первом этаже, есть неткафе. Вот там кто-то и заказал эсэмэску за полминуты до того, как вы вошли в “Женские штучки”.
Катя чуть не свалилась с кровати.
Я решил грабить, пока касса открыта. Сообщил, что кроме Лёвы, заказать эсэмэску могла и Катя. Ведь Катя приехала в район неткафе примерно за десять минут до одиннадцати. Катя округлила глаза: мол, “откуда вы знаете, когда я приехала?!”. Катин взгляд-вопрос я оставил без ответа. Взамен спросил, где прохлаждалась Катя с момента прибытия в район неткафе и до входа в “Женские штучки”. Ведь за десять минут можно успеть многое. Заказать эсэмэску, например.
Катю моя гипотеза убила. Катя аж замотала головой и выставила перед собой руки – так отнекивалась. Когда чуть отошла от шока, Катя поспешила сообщить, что никаких эсэмэсок не заказывала. Как только приехала к дому, где на втором этаже “Женские штучки”, Катя немедленно поднялась на второй этаж, как и условились с Лёвой. Лёва сказал Кате ждать его у дверей в магазин, на втором этаже. Мол, там есть фойе, где не пыльно, как на улице, и не жарко. Там, в фойе, Катя и простояла минут пять. Затем пришёл Лёва, и после дежурного поцелуйчика Катя с любимым под ручку отправилась за покупкой.
Я высказал предположение: пока Катя ждала Лёву на втором этаже возле входа в “Женские штучки”, Лёва мог в неткафе, что на первом этаже, заказать эсэмэску, а затем подняться к Кате.
Взгляд Кати закричал: “Не может быть!”. Затем во взгляде Кати поселился страх. Даже не страх – ужас. Мне показалось, что Катя неожиданно для себя осознала, что любит не кого-нибудь, а, возможно, убийцу! Пусть это только возможность, но какая!
Я не стал ждать, пока Катя придёт в себя, продолжил гнуть своё. Я дал Кате понять, что верит Катя в невиновность Лёвы или нет, а подозрения останутся с ней на всю жизнь, если свою жизнь Катя свяжет с Лёвой. Рассказывать сказки про “я ему верю” Катя будет только себе да подушке, когда начнёт просыпаться посреди ночи, смотреть на Лёву, спящего рядом, и думать: “Убивал или нет?”. Если Катя хочет такой жизни, то это катино право, мешать не буду.
Катя прикусила губу. Думала с минуту. Я не мешал.
Затем Катю прорвало. У катиной матери такая же байда. Всю жизнь подозревает катиного отца. Наверняка это наследственное. У отца старуха-мать упала с лестницы в погреб и свернула шею, когда отец – с его слов – был в огороде. Соседи шептались, что катин отец столкнул с лестницы родную мать, чтобы получить в наследство дом. К тому же катин отец хотел на катиной матери жениться, а мать катиного отца была против этой свадьбы…
По селу пошли пересуды. Из села пришлось уехать. Ведь в селе все друг друга знают, не станешь же каждый двор обходить стороной. Проще уехать. Вот и уехали. Катина мать так и не знает, как там было. То ли родную мать с лестницы столкнул катин отец, то ли старушка свалилась сама. Катина мать с одной стороны в мужниной невиновности вроде уверена, а с другой… В общем, Катя, если с Лёвой и сойдётся, то хочет быть уверена, что Лёва невиновен. Жить с подозрениями за пазухой Кате не в кайф.
Затем Катя переключилась на Лёву. Лёва мечтал о Франции. Сказал Кате учить французский, потому как во Францию Лёва поедет кровь из носу, и когда в Париже обживётся, вызовет Катю к себе. Потому и купил Кате самоучитель, чтобы учила язык. Сказал, что без языка во Францию можно не соваться.
В начале июня – Катя точной даты не помнила – Лёва вошёл в спальню мамаши. Попросил Катю выйти во двор, потому как Лёве надо с мамашей срочно поговорить. Кате показалось, что Лёва выглядел очень взволнованным. Катя даже сказала бы, что Лёву трясло, или даже – говоря по-русски – колбасило не по-детски.
Катя вышла во двор. Затем услышала крики Лёвы и мамаши. Нет, Лёва мамашу не убивал. Лёва умолял мамашу взять кредит под залог дома. Зачем Лёве деньги, Катя не расслышала. Затем скандал утих. Вскоре Лёва позвал Катю. Сказал, что мамаше плохо. Лёва ушёл в свою комнату. Катя отправилась к мамаше. Когда вошла в спальню мамаши, увидела, что у мамаши начался очередной приступ астмы.
Вечером того же дня Лёва позвонил Кате, рассказал о письме от мсье Дидье. Сказал, что если не успеет заплатить за учёбу до августа, то плакали и его Франция, и его будущее. Сказал, что закладывать дом ради лёвиной учёбы мамаша отказалась. Мол, если для Лёвы мамаша возьмёт кредит, то Лёва будет прохлаждаться в Париже, а Оксана с больной мамашей на руках будет торчать здесь, в Андрееве, в заложенном доме, по уши в кредите. Где брать деньги на учёбу после мамашиного отказа, Лёва не знал. Так что Катя может французский больше не учить, потому как лёвин Париж наверняка накрылся мокрым полотенцем.
Целую неделю Лёва с Катей не общался. Катя подумала, что встречам с Лёвой настала финита. Катя не набивалась, Лёва встреч избегал. Когда случайно встречались в доме у мамаши, – Катя как-никак мамашина сиделка, – Лёва отводил взгляд. Нет, Лёва с Катей официально не разрывал, но… Катя решила, что Лёве надо дать время, чтобы отошёл от “подлянки француза”.