Иллюзия

Маяковский

Момент требовал решительности.

– Маяковский. Коронка, – скорее для собственного успокоения шепнул приятелю Забаровский.

Руслан величественно прошествовал к «лобному месту», справляясь с волнением. Размашисто развернулся, приготовив руки для жестикуляций, застыл в МХАТовской паузе. Девчонки еле сдерживались: улыбки потянулись до ушей, ротики попискивали. Варивада оценочно щурилась, сдерживая ухмылку. Скрипкин толкнул соседа: «Щаз выдаст!» Глеб затаил дыхание – вся надежда на друга, с Ягодкиным договориться трудно, заломит цену. Малышев перебирал пальцы, нажимая на ногти, словно играя гамму.

– «Я сразу смазал карту будня»! – Декламатор с надрывом в голосе рубанул от плеча, будто саблей.

Зрачки одноклассников расширились.

– «Плеснувши краску из стакана»! – Воображаемая тара плеснула от бедра.

На «Я показал на блюде студня косые скулы океана» класс бился в истерике. Историк подрагивал телом, от смеха выступили слезы.

– «На чешуе жестяной рыбы прочел я зовы новых губ», – отрывисто, по слогам, отчеканил декламатор и застыл, склонив голову в наигранной задумчивости.

Минуту класс стонал. Потом начал стихать басовитый гогот скрипкинской компании. Илья Иванович и девчонки утирали сырость с глаз. Чтец сочувствующим взглядом прошелся по рядам.

– «А-а… вы ноктюрн сыграть могли бы… на флейте водосточных труб?» – Большой палец указал за спину, точно на трубы. – Это Маяковский, господа!

Короткий кивок вместо поклона. Мягкие хлопки учителя потонули в восторженных аплодисментах. Взрослая сдержанность в выражении чувств придет позже. Верный друг сиял в предвкушении.

– Сомнений нет, – заключил историк, – победил Руслан Забаровский! – Передавая фолиант и пожимая руку, добавил: – Порадовал. Молодец! Не ожидал.

С самодовольной улыбочкой триумфатор вернулся на место, от души хлопнул книжкой по парте.

– Вот такие мы – скромные супергерои! – Руслан подхватил понравившуюся фразу.

– Продолжим урок. – Илья Иванович озвучил новую тему, принадлежа к когорте учителей, обучающих до последнего.

Волосатые руки Глеба потянулись к трофею.

– Куда? – Забаровский изобразил шлепок по пальцам. – Руки прочь… от Советской власти.

– Да ладно, ты ж для меня выиграл.

– Не обольщайся, мальчик. – Победитель глянул свысока.

– Неужели будешь читать?

– Обязательно.

Обескураженный выдох долго тянулся из уст приятеля, но вскоре он созрел до предложений:

– На что меняемся?

Руслан только этого и ждал. Для Забаровского Малышев – открытая книга, с редкими главами агрессивных вспышек, и то застенчивого дружка надо задеть за живое, как следует взбодрить. Триумфатор начал набивать цену:

– Зачем тебе это? И так, одни крестоносцы на уме.

– Да ладно, дай почитать.

– У тебя на это нет времени – еще Кубок Чемпионов доигрывать… Впрочем, могу поменяться.

– На что?

– Ну, что с тебя взять, кроме анализов? – Руслан сочувственно поглядывал на душевные муки приятеля. – Есть предложение…

– Говори уже. – Глеб начинал раздражаться от длинного позерства.

– Мы давеча не доиграли один матчик… Помнится, Ювентус лидировал…

– Хорошо, пусть так и остается. Два-ноль в твою пользу.

– Хочешь дешево отделаться. А матч в Барселоне?

– Ладно, пусть «Ювентус» выходит в финал, доволен?

– Вот так значит? Сдал любимую команду… без зазрения совести?

Опять потянулся выдох сожаления вместо ответа.

– Но, согласен. – Забаровский передал «Астрологию» соседу. – Вот так и играются договорные матчи.

Для Малышева окружающая обстановка перестала существовать, мир переместился на страницы мелкого шрифта, рисунков, карт. С новым триумфом «скромный супергерой» забыл про «болезнь», но с улегшимися треволнениям вспомнил. Потрогал грудь, подмышки, ниже постеснялся. Отступила? Так быстро? Или повезло?

По звонку, словно собаки Павлова, старшеклассники рванули на перемену. До свободы – всего пара уроков. Следующей маячила биология. Встреча с классной, разбор вызывающего поведения, всеобщее порицание. С бала на корабль. Триумфатора передернуло. Простоял до начала, давя подоконник пятой точкой. Одноклассники косились, хихикали, обошлись без поздравлений. Звездный статус мешает панибратству. Верный друг изменял с астрологией.

Оксана Владимировна мчалась по коридору в растрепанных чувствах, раскрасневшись под тяжестью собственной массы. На соломенной гриве поблескивали капельки пота, как и на гофрированной шее, вдавленной в плечи бывшей пловчихи. Под стрелками бровей горели серые угольки. Мясистый нос раздувался. Рот приоткрылся, распахнуть шире мешало воспитание. Бесформенная фиолетовая блузка и золотая цепочка навыпуск прикрывали грудь до пупа. Юбка до пят развевалась, будто пиратский флаг. Сделав знак старосте, биологичка увлекла Галину в комнату, совмещенную с кабинетом.

Десять минут назад прозвенел звонок, школьники расселись по партам, ждали. Взгляд Руслана блуждал по классу. Поникшая цветочно-горшочная растительность подоконников. Покосившаяся политическая карта мира в полдоски. Грустная коричневость учительского стола по центру. Глаза замирали на белой двери «совещательной». Скоро появятся классная со Варивадой и дадут по «не балуйся».

Развязные кумушки боролись за право сидеть с Ягодкиным, спорили, канались в «камень, ножницы, бумага». Глеб, пробежавший с тридцать страниц «Астрологии», отмотал назад для вдумчивого прочтения. Степа и компания резались в подкидного.

Появилась Галина, встала на перекрестке дверей, скрестив руки на груди. Следом выскочила всплакнувшая биологичка, выдохнула могучими фибрами.

– Я договорилась поменяться с химией, и сегодня будет два урока биологии. – «Виктория» пухлых пальцев крутанулась в воздухе. – Но вместо уроков мы проведем собрание класса. Скрипкин! Прекрати сейчас же!

Компашка воровато спрятала карты, надеясь доиграть позже. Оксану Владимировну устроило внешнее повиновение.

– Я пригласила Зою Федоровну и Геннадия Михайловича, он все-таки завуч. – Дверь в класс приоткрылась. – А вот и они!

Учителя прошествовали на заднюю парту первого ряда. Начинающий рецидивист шепотом протянул: «бли-ин!», с такими соседями о доигровке можно забыть.

– Первым делом мы должны обсудить вопиющее поведение Забаровского! – Классная пыталась сдержаться, но получалось слабо.

– Геннадий Михайлович, – вмешалась староста, – вы, наверно, не знаете об инцидентах, произошедших на уроках литературы?