Сосуд лег ребром, вытолкнув красную жидкость на собутыльниц. Те отпрянули. Старшекурсник быстро смотался за тряпкой, вытер черную кожу стола. В душе радовался, чем быстрее кончится вино, тем скорее дамы перейдут на водку. Невзирая на недавнее скольжение по столу, тряпка долго ездила по изгибам «лисички», якобы вытирая брызги. Молодые люди улыбались, встречаясь взглядами. Девушка позволяла, дозревая до употребления.
Бутылки, распакованный «Альпен Голд», куски хлеба отправились на подоконник. На стол лег ватман, края прижали учебники.
– Мне понадобятся ваши дни рождения. – Глеб взял циркуль.
Заинтригованные дамочки выдали. Через двадцать минут колдовства с чертежными инструментами, «главный астролог всех времен и народов» излагал, обращаясь к блондинке:
– Вы, милая девушка, еле поступили, всегда учились на тройки, гуманитарные вузы оказались закрыты…
– Это понятно. – Острый носик вздернулся. – Скажите, чо-нибудь такое, чо вы точно не знаете. Чо-нибудь значительное. Чо вы не могли узнать заранее.
Малышев глянул на магический круг.
– Значительного в вашей жизни мало. Разве что… два года назад вы должны были сломать ногу, хотя, что тут значительного?
– Точно! – воскликнула татарочка. – Ты упала с тарзанки.
– Да-а, совпадает. – Глазки блондинки расширились до восхищения.
– Да и сегодня, например, у вас, извините, критические дни.
«Лисичка» залилось краской, обгоняя красноту вина. На лице кунгурца улетучилась улыбка надежды. Он мысленно попрощался с маленьким ротиком, бросающейся в глаза неопытностью, протяжно вздохнул.
– Да ладно, – воскликнул Забаровский, – давайте я вам лучше стихи почитаю!
– А про меня, – проигнорировала призыв татарочка, обращаясь к астрологу. – Только не надо ничего из прошлого, лучше будущего.
– Сегодня у вас будет, простите, секс.
Девчонки расхохотались. Брюнетка, краснея, запричитала:
– Это невозможно.
– Конечно, нет, – поддержал Дукаревич, разливая по таре, непринужденно перемещаясь вплотную к экзотике.
Первокурсницы допили назначенную выпивку, согласились на мужицкую. Руслан замахнул рюмку, запил водой, выдвинул стул на середину комнаты. Он стоял на стуле, словно покачивающийся памятник на пьедестале, рука рубанула с плеча.
– «Я сразу смазал карту будней,
Плеснувши краску из стакана…»
Экспрессия с резкими жестами, едва не падая с импровизированного постамента. Застывшее изумление девиц.
– Это Маяковский, господа! – Декламатор дочитал. Подбородок коротко лег на грудь.
Олег сделал два акцентированных хлопка, девицы поддержали из сочувствия. Татарочка допилась до детского подшучивания:
– Вас так зовут? Маяковский, да?
Забаровский пропустил обиду мимо сердца. Взыграла кровь, хотелось проделать штуки, как с Юлей в санатории.
– Меня зовут «бэд бэд бой, коммон ми, коммон ми», – затянул он известную песню, снимая майку, пританцовывая на стуле. – А я говорю – «ага». «Бэд бэд бой…»
На сей раз юноше удалось добиться смущенной заинтересованности. Шорты полетели в собравшихся. «Он не пойдет до конца», – громко шептал пятикурсник на ушко раскосой подружке. В кунгурца полетели трусы.
Глава
VI
I
Клермонский призыв
1095, март. Пьяченца, Италия.
– Помнишь Констанцу? – Урбан беседовал с Адемаром в тусклой келье. – Свои пророчества?
– С того момента только об этом и думаю.
– Раньше, наверное, задумал. В каком году был в Иерусалиме?
– В восемьдесят седьмом.
– Восемь лет прошло. Все никак не уймется?
– Никак. Сидит заноза в душе.
– А я и думать забыл. Вот сегодня увидел тебя и вспомнил, – соврал папа.
– Будет событие, которое заставит поверить моим словам.
Апостолик отвернулся, хватало мирских тяжб, возвышенные миссии задвигались в конец приоритетов. Собор шел чередом. Решались насущные заботы. Понтифик с каждым посетителем, веселее поглядывал на епископа Пюи. И где твое событие? Монтейский приуныл, в последний день, отчаявшись дождаться, покинул мероприятие. Викарий Христа лишь ухмыльнулся, но отнесся с пониманием.
– Посольство от Алексея Комнина из Константинополя! – провозгласил распорядитель.
Посланник припал к ногам папы, долго рассказывал о притеснениях христиан со стороны турок-сельджуков, просил заступничества. Вот оно! Урбан проникся. Мольбы о помощи открывали и вполне мирские перспективы.
В августе вся курия пересекла Альпы по старой дороге Мон Женевр, минуя Павию, Турин, Зузский перевал, Бриансон с Греноблем и появилась в Балансе, где 5 августа понтифик освятил новый кафедральный собор. По пути следования кортежа окрестные жители выбегали и видели апостолика верхом на коне, или на носилках среди прелатов и клириков. Некоторые подбегали, просили благословения, спустя годы рассказывали внуками. Урбан носил простые одежды, тиара появится в XII веке. Французы обожали папу – Эдома де Шатийона в миру, уроженца Шампани, воспитанника Святого Брунона, основателя ордена картезианцев. Курия пересекла границу Пюи, проехала через Роман и Турнон, переправилась через Рону и гористый Виварэ и прибыла в епархию. Местный собор Богоматери по значению в одиннадцатом веке соответствовал Собору Парижской Богоматери позднее. Паломники всех сословий, босиком, с пальмовыми ветками стекались сюда в причудливый ландшафт вулканических скал. На паперти, в клуатрах и пристройках монахи, сервы, сеньоры и прелаты находили приют и отдых. Здесь впервые прозвучала «Salve Regina», впоследствии ставшая гимном Пюи.
15 августа в праздник Успения – главный праздник епархии, понтифик отслужил торжественную мессу. Потом уединился с Адемаром.
– Я долго думал после Констанцы, еще больше после Пьяченцы. Случилось предсказанное тобой.
Епископ просиял.
– Наверное, сам Бог наставляет нас на путь истинный. Ты готов возглавить Поход?
– Я стану вашим легатом, но миссию должен взять на себя военный.