Иллюзия

Отмечать Новый 1996 год Помазан пригласил соседей в Лысьву. Брянцы согласились, еще один праздник в Нытве с матерью и отчимом сулил лишь зимний салат, селедку под шубой и скукотищу «Голубого огонька». Дукаревич отчалил в Кунгур, мотивировав двусмысленно: «Не могу долго без пещер. А у нас там самая лучшая». Музыку, если встречать праздник в общаге, сорвал Маклер – опять забрал транзистор.

Поезд в Лысьву представлял собой плацкарт без назначения посадочных мест. Кто где приткнулся, там и прав. Выпивать начали в вагоне до отхода, заняв козырные места у окна. На стол встали бутылка водки, пластиковые стаканчики, надкусанный лаваш. За годы кришнаизма Сашка развил мощную коммуникабельность. Знакомился где угодно, когда угодно и с кем угодно. Старушка в черном платке причитала за грусть жития. Мамаша с мальчишкой-дошколенком лишь косилась, срывая разговор. До запрыгнувших на верхние полки без матрасов шея не тянулась. Сидевшие на баулах в проходе чувствовали второсортность по отношению к занявшим настоящие места, отвечали односложно.

По вагону протискивался круглолицый мужичок лет пятидесяти и чуть, в осеннем пальто, прикрывавшем рубашку от тридцатиградусных морозов. На веревочной связке болтались две воблы, мягкая рука сжимала ополовиненную бутылку пива. Забаровскому показалось – мужичок специально тормознул у пьяного закутка, присмотрелся к отдыхающим «культурно».

– Же ву зон при а ля мезон, авек ми парль де ля сезон. – Круглолицый подмигнул Руслану.

– Чо вы сказали?

– Бабуля, подвиньтесь, молодежь желает говорить, местами по-французски.

Несмотря на определенную жирность, он сумел протиснуться к столу. Настольный натюрморт дополнила вобла и початая бутылка пива. Помазан налил водки в пластик стакана.

– За встречу! – Мужичок замахнул, запил пенным. – Чьих кровей будете?

– Студенты – мы, – ответствовал лысьвенец. – Я – Саша, это – Глеб и Руслан. А вас как величать?

– Паша – мы. – Новый знакомый усмехнулся. – Из вольноопределяющихся.

Под шуточки, поговорочки пошла веселенькая беседа вперемежку с тостами. Паша изредка, для окончания фразы, выдавал французское. «Силь ву пле пюр муа занкор, кёр ле соль се ля ликёр». Пассажиры посмеивались, удивлялись грамотности. Забаровский тщетно допытывался перевода.

– А куда путь держим, Паша? – интересовался кришнаит.

– А куда вы, туда и я. – Вольноопределяющийся ухмылялся, наливаясь водкой.

После долгого стояния в Калино для перецепки локомотива, дорога пошла быстрее. За окном пролетали сугробы, теплящаяся жизнь в домишках вдоль путей, приближение главного праздника страны. Сгрудившиеся люди надышали, вагонное отопление раскочегарилось до раздевания, мужицкий запашок смешался с бабьей потничкой.

– А может и правда с нами встречать? – Помазану новый знакомец пришелся по вкусу.

– Авек плезир. – Круглолицый кивнул и добавил для полноты согласия: – Жем боку лер лё либр сесуар.

Сашка познакомил гостей с матерью, маленькой кругленькой женщиной с чернотой сбившихся на лоб волос. И сестрой – светленькой Светланой, росточком в мать, с родинкой на щечке. Паша галантно облобызал женские ручки, бормотнул к вящему удовольствию: «Безуан, Рошель, са муа кошель». Сели за кухонный стол подкрепиться с дороги, в основном, водкой. Глеб окончательно окосел, притих на табуретке, прикинулся тенью.

– Уже восемь! – Руслан дошел до стадии вины за черствость, подорвался. – От вас можно позвонить в Нытву и Брянск? Поздравить маму с бабушкой.

Семейство телефон не содержало, отпускать на телеграф отказывалось вплоть до анафемы, но студент настоял. Домочадцы объяснили, как пройти, сами предпочли остаться в тепле.

Морозная ночь дала легкое прояснение мозга, снежок любезно мурчал под ногами, будто котяра, надувшийся молока. Мимо пробежавшие школьницы крикнули: «С наступающим!», умчались с флиртоватым смехом.

Забаровский заказал переговоры, но Нытва и Брянск молчали, точно партизаны. Одинешенькая телефонистка поминутно бурчала в трубку, прикрывая рот рукой: «Скоро, скоро буду. У меня тут один посетитель остался». Через два часа она собралась. Подкрасила губки, поправила челку, накинула короткую шубейку. Сумочка перекинулась через локоток.

– Молодой человек, мы закрываемся. Сегодня связи уже не будет, идите домой. С наступающим!

– Может, еще чуток подождем? – канючил студент.

– Скоро Новый год. Имейте совесть.

Руслан смирился, шатаясь от одной стороны тропинки до другой, побрел восвояси.

– А где все? – Забаровский искал по комнатам дружков.

– Пошли праздновать к одной шалаве, – сердилась мать.

– А как же я? – Растерянность граничила со слезопролитием. – Я тоже хочу… к шалаве.

– Не бойся, сейчас Светка с мужем придет, они проводят.

– Она замужем?

– А то як же? – Когда хозяйка нервничала, прорывались украинские корни. – Час назад с работы пришел, ты не видал. Сейчас к его родителям заглянут и вернутся.

Дочка с мужем, таким же маленьким щупленьким парнишкой, пришли к полдвенадцатому.

– А я не знаю, где живет эта шалава. – Светлана вытаращила глаза, когда узнала о роли провожатой.

– Как не знаешь?! Она ж ровесница твоего брата, вместе в одном классе учились.

– И чо? Я должна знать, где живут все его одноклассники?

– Ну как же ты не знаешь?! Они же постоянно сидят на лавочке у Пантелеймонихи, значит, живут в том доме.

– Да мало ли, где они сидят?! Они и в КПЗ уже сотню раз пересидели. Не живут же они там?

– Ох! – Мать присела на край стула, уронив полотенце на колени. – Это, значит, я сдурковала. Я-то сказала – ты Рустамчика проводишь.

– Русланчика, – поправил гость.

Но женщины смолчали в пол. Забаровский искал выход.

– Может, покажете этот дом, Пантелеймонихи? Я постучусь, подскажут, где живет эта… Раз шалава, все должны знать.

– Уже без двадцати! – Хозяйка всплеснула. – Живо всем переодеваться! Ничего, Русик, встретишь Новый год с нами, а утром разберемся. Никуда не денутся, отыщутся.

Заложника поневоле обуял страх остаться на главный вечер с совершенно незнакомыми людьми, он накинул куртку, крикнул:

– Я найду! – и выскочил на улицу.

Руслан застыл на крыльце. В какую сторону идти? У кого спросить? Бесфонарная ночь накрыла районный городишко. Светились лишь окна, раздавался женский смех напровожавшихся старый год. Мороз щипал ноздри.

Словно тени, из подворотни нарисовались три бритоголовых крепыша, обступили Забаровского, точно скрипкинские дружки.

– Дай закурить!

Глава Х

Культурология

Желание узнать дорогу отпало.