Венец Логоры 1. Скиталец

– Следит за нами всё время кто-то! – едва слышно отозвался телохранитель.

– Это я, – успокоил его Серый. – У меня тут датчиков и сенсоров по пять штук на квадратный метр. Вы ж у меня внутри, забыли, что ли?

– Во внутренностях, – с готовностью пояснил Кондрат.

– Без уточнений! – поспешно ограничил киберфантазию Иван. Уж больно буйная, сам программировал.

На втором этаже, прямо над отсеком, разместилась жилая зона. Всё очень скромненько: санузел, медкапсула. Кухня-столовая и спальня – по разным бортам одного помещения.

– Уютненько, – вежливо оценил Иван.

– Стандартненько, – буркнул Серый. – Для бойца строено, не для… кого попало. Обедать будешь?

– Попозже. И рубку управления мы с тобой тоже, слегка погодя, осмотрим – дело серьёзное. А пока ты мне вот что скажи: есть у тебя возможность к Системной связи подключиться?

– Я же разведчик-диверсант! – оскорблено рыкнул штурмовой клич. – На кой я нужен буду, без связи-то?

– А имперская связь с нашей совместима?

– С какой это – вашей? – позволил себе издёвку Серый. – Ваша связь – это и есть имперская, вы её не изобретали. Пользоваться научились – уже чудо. А уж такие военные корабли, как я, вам и не снились даже. Веков через пять довоенный имперский технический уровень восстановить сможете. Если постараетесь.

– Так может, оно и к лучшему? – рассудил Иван. – Глядишь и поживём подольше, без уровня вашего. А с Астарой сможешь связь установить?

– Мелочь какая! – хмыкнул презрительно Серый. – Мы ж, хоть и далеко друг от друга, но в одной Системе. Впрочем, за её пределами людей вообще нет.

– Тогда открой Кондрату комканал. А ты, брат Кондрат, с дедом соедини!

– А это бесплатно? – с подозрением поинтересовался сквалыга – коммуникатор.

– Презент! – от щедрот своих отломил кусочек Серый.

И пары минут не прошло, как посреди каюты объявился взъерошенный дед, на этот раз целиком. Увидел живого и здорового Ивана, сухонькими ладошками всплеснул и облегчённо разулыбался.

– Слава Великому Роду! Ванюшка, мозгоблуд, как же ты напугал-то нас всех! Сообщили, что пропал твой грузовик на перегоне, ни слуху ни духу! А ты вот он – цел-невредим! Удавил бы собственными руками, гадёныша, от такой-то радости!

Ивана ничуть не смутило странное проявление радости. Печально вздохнул и махнул рукой.

– Я-то цел, а вот грузовичок напополам и вдребезги! Восстановлению не подлежит.

– Да и провались он, железяка ржавая! – старый не отводил взгляд от внука, всё выискивал дотошно, нет ли царапины где-нибудь, или другой какой напасти дорожной. – Сам жив, это главное. Давай-ка, по порядку и с чувством! Я истории предпочитаю красочные.

Пока Иван старательно излагал свою красочную, но печальную историю, дед с интересом глазел по сторонам, вздыхал, изумлялся.

– Значит, говоришь, имперский штурмовик? И клич у него работает?

– У него всё работает. Как подумаю – оторопь берёт.

– Чудно! Триста лет никто их не видал. После развала империи с таким энтузиазмом флот уничтожали! Как он и сохранился только?

– Для чего уничтожали? – удивился Иван.

– Чтобы никому не достался, имперский-то. Потом уж потихоньку свои корыта клепать начали… А на планете, значит, бесконечная гражданская война?

Иван пожал худенькими плечами.

– Может, и не бесконечная, но, пока что, конца не видать. Ты бы подсказал, дед, чего-нибудь мудрого. Мне, какой-никакой, совет не лишний будет.

– Это я завсегда с радостью.

Огляделся по сторонам, стула у себя там не обнаружил и остался стоять, сложив руки в соответствии с моментом.

Над нейтральной полосой, уж который год, висела сторожкая, тягучая, словно кисель, тишина. В любой момент готовая разорваться гулкими очередями автоматических пушек, ядовитым шипением огнемётов и уханьем самонаводящихся гаубиц. Да только давным-давно не случалось ничего подобного.

Уныло ржавели на нейтралке остовы погибшей во времена оны боевой техники: зияя разодранной бронёй, мотая по ветру раскуроченными антеннами, уткнувшись стволами безмолвных пушек в буйно разросшуюся траву. Участники давних боёв заросли вьюном и кустами; между ними кинулись в рост молодые деревца, обещая вскоре и вовсе скрыть с глаз людских кладбище военной техники; уж и не разобрать на помятых боках с облупившейся краской армейских эмблем. Да и неинтересно никому, на чьей стороне воевали, разлагающиеся ныне, броневые мастодонты.

Однако, война не закончилась. Она затихла, затаилась, ощетинилась сотнями радаров, готовых в любой момент засечь техническую активность противника и отдать приказ на его уничтожение. И потому армии стояли друг напротив друга на расстоянии ста пятидесяти километров, не имея возможности сблизиться. Электроника танков и самоходок, вертолётов и самолётов, даже электромагнитные винтовки и приборы связи обычных пехотинцев тут же засекались и вызывали всполох губительного огня противника. Каждый металлический труп давно был отмечен на картах и любое движение металла исключалось – самонаводящиеся ракеты днём и ночью выцеливали хищными жалами неосторожную жертву. Скрежетали зубами в бессильной злобе генералы, сидя на кучах высокотехнологичного оружия и не имея возможности даже с места сдвинуться.

А нейтральная полоса зарастала лесом и травой, наполнялась множеством непуганых зверей и птиц. Нейтральный пояс перетягивал планету, словно солдатский ремень, разделив её на две, примерно равные, части.

Высокий, бородатый мужчина с короткой причёской, твёрдым, волевым лицом и мускулистой, спортивной фигурой, оглядел строй бойцов. Не проверял – глядел для порядка. В солдатах своих твёрдо уверен – настоящие профессионалы. Ноги аккуратно обёрнуты шкурами и затянуты ремнями; меховые накидки на плечах делают их похожими на опасных, диких зверей, но это не так – они куда опаснее; хорошо оструганные и потемневшие от времени и частого употребления, дубины, спокойно лежат в мозолистых, широких ладонях.

Командир группы, не скрывая гордости за своих ребят, улыбнулся и дал сигнал на выход. Бесшумно, словно цепочка дисциплинированных призраков, боевая группа втянулась в заросли нейтральной полосы и исчезла на несколько дней. Вернутся не все – война есть война…

– Ну, теперь моралью облагодетельствуй, – обречённо вздохнул Иван.

– А вот, держи:

Не подобреет никогда,

Тот сумасшедший дом.

Где ради света и добра,

Зло борется со злом.

– А я-то как раз думал, – озадачился Иван философской поэзией, – не вмешаться ли, не помочь ли?

– Кому помогать-то? – удивился старый. – Злу, что ли?

– Отчего же – злу? Я как раз на стороне добра хотел выступить.

– Не расслышал, кто с кем борется? – привычно осерчал дед. – Да и которое из них добро, когда они оба с кулаками? Может, его тут и вовсе нет, добра-то. И вообще, пока людям самим воевать не надоест – поди, заставь их прекратить!

– Серый бы заставил! – убеждённо проговорил Иван.

– Не-е… Руки-ноги им свяжи – так они друг друга заплюют до смерти. Уж поверь моему грустному, жизненному опыту. Так что, вали-ка ты оттуда, внучок, в сторону дома. На имперском штурмовике одно удовольствие – никто не остановит.

– Ты с дедом-то советуйся почаще! – доверительно шепнул Кондрат на ушко Ивану. – Дед мудрый, плохого не посоветует.