Путь домой. На Север и обратно

Живут в домах, под крышею своей.

И шубки пряча под зонты огромные,

Спешат с работы кошки по домам.

А человечки, стайками бездомными,

Шныряют по подъездам и дворам.

А впереди ещё и зимы снежные!

Так человечкам неуютно тут.

И смотрят кошкам вслед они с надеждою,

Вдруг обернутся, да и подберут?

Обсушат нежно существо дрожащее,

Парным его накормят молоком.

И имя, человечку подходящее,

С котятами придумают потом.

И сыто разомлев на подоконнике,

Под умилительный, кошачий смех.

Уже не очень человечку помнится,

Что подбирают далеко не всех.

Уж лучше бы замучила бессонница!

Иначе мыслям не хватает дня.

Подумалось: а если сон исполнится?

То подберёт ли кто-нибудь меня?

Мофей оглядел щуплую фигурку, печальные, серые глазёнки, личико чумазое…

– А что, многомольный, давай подберём малого? – проявил милосердие. – Вишь, как жалобно завывает!

– Самим жрать нечего! – огрызнулся служитель, на дитё глянул немилостиво. – Да и вообще…

– Но ведь ты служитель Великого Гончара! – изумился гвардеец. – А как же сердоболие? Доброделие и сребролю… А, нет! Последнее вычеркни, до поры.

– Так ведь я со всей жалостью! – возмущённо воскликнул служитель. – Ежели мы его с собой возьмём, он всенепременно с голоду подохнет. При таких-то добытчиках. А так, глядишь, кто чего и подаст. Вон как жалостливо песню выводит! Даже у меня рука зачесалась бросить чего-нибудь!

– Надеюсь, не камень? – Мофей сдобрил удивление сомнением. – Или действительно, последнее бы отдал? Прям кружку свою пустую?

– А вот не надо мне тут! – не поддался на провокацию служитель. – Для примера сказал. Какой-то ты несообразительный!

– Чего нет- того нет, – протянул покладисто Мофей. – Дурак и есть, чего уж там.

Пацанёнок выслушал внимательно, поднялся; штаны, сто раз латаные, на коленях прохудившиеся, небрежно подтянул. Ухмыльнулся озорно, во все четыре потерянных зуба.

– Да я бы и не пошёл! – сообщил звонко, задиристо. – Нужны вы мне, никчемушные. Ни выпить с вами, ни пожрать, ни к бабам забежать!

– Не рановато, к бабам-то? – поинтересовался Мофей заботливо.

– Да лишь бы не поздновато! – нагло ухмыльнулся тот. – Как некоторым.

Служитель ловко, не гляди, что поперёк себя шире, ухватил оборвашку за торчащие, немытые вихры неопределённого цвета. Удовлетворённо крякнул: есть ещё сноровка, есть.

– Вот ты понял, гвардеец? – подол безразмерного одеяния приподнял, сапожок изящно выпростал и к худой, пацанячьей заднице, с размаху приложился. С Гончаровой помощью вышло знатно.

– Никогда не лезь со своим милосердием к жаждущим! Откуда тебе знать, чего они на самом деле жаждут? Для этих дел у тебя отныне я имеюсь, а ты просто саблю под рукой держи. Так у нас жизнь-то и наладится.

– Саблю… – протянул Мофей недовольно. – У меня сапогом-то складнее бы получилось. По всему видать – нет у тебя опыту гвардейского.

– Парня надо учить, а не калечить! – терпеливо растолковал служитель. – А для науки мой размер обуви в самый раз будет. Аккурат.

* * *

Ночь скользнула на землю, словно одеяло с кровати: мягко и неотвратимо. Серая слякотная марь сменилась чёрной слякотной марью, но Мофей, человек в делах походных опытный, успел заранее присмотреть местечко посуше – под раскидистым лиственным деревом-исполином, названия которого история для потомков не сохранила. Дерево, и всё тут. Пока Апар неприкаянно мыкался вокруг узловатого ствола, бормоча что-то неодобрительное, Мофей успел освободить коня от поклажи, отпустил пастись, набрал сушняка под деревом и развёл костёр. Небольшой такой, аккурат на двоих только. Чёрная громада города пока ещё торчит неподалёку, глаза мозолит, но пахнет уже не помоями и сырым камнем, а зеленью и мокрой землёй. Хорошо пахнет, свежо до одури. А ещё, свежий воздух очень способствует появлению хорошего, здорового аппетита, о чём Мофею выразительно сообщили печальные, точно у беспризорного щенка, глаза Апара.

– Злую смертушку чую я рядом с нами, – скорбно сообщил служитель и вздохнул обречённо.– Сдохнем с голоду!

– В походе, бывало, и по три дня жрать нечего было – попытался успокоить Мофей. Попытка вышла неумелая и беспомощная, что и понятно. Раньше успокаивать только саблей приходилось, а это совсем другое дело.

– Ничего, не сдохли. Не все, по крайней мере… А мы всего-то с утра голодуем, а ты уж и помирать примерился. Да у тебя одного подкожного жира на всю зиму хватит!

– Не-е… – протянул тоскливо бедняга Апар. – На всю не хватит. На самое начало, не более того.

– Уже проверял, что ли? – скосил смеющийся глаз гвардеец.

– Гончар пока миловал. Так, примерно по весу прикидываю.

Апар ещё раз душераздирающе вздохнул и горемычно уставился в ночь. Мофей глянул в ту же сторону и слегка встревожился.

– Ты чего это, душа глиняная, на моего коняжку зыркаешь?

– А то и зыркаю, – немедленно осерчал Апар. – Он, по скотинской своей сущности, души бессмертной не имеет, а потому должен своей плотью наши телеса бренные от злой погибели спасти.

Мофей хлопнул ладонями по ляжкам – аж звон по полю прокатился, и птица невидимая в траве встревоженно ворохнулась.