Via Crucis

– Монахиня Надежда (Яковлева) – Лесное Озеро

– Иван Самойлович Паравикин – г. Москва. Историк, археолог, реставратор, коллекционер.

– Игумен Вассиан (Голимов) – д. Смысловка, настоятель храма мученика Авенира Персидского

– Неизвестный слева на фото”.

– Значит, люди на фотографии – круг “подозреваемых”, – резюмировал Денис.

– Я выяснил, что все, кто на этом фото в течении месяца перед смертью монахини Веры у неё побывали, все говорили с ней наедине, – добавил Борис. – А некоторые неоднократно! Кроме Мартирия и Веры, все живы. Надежда отпадает, это точно, поверь старому разведчику. Иван Паравикин живёт в Москве. Мальчик на заднем плане – Васенька, так его назвала Надежда, теперь он монах и священник, живёт в ста километрах отсюда, в деревне Смысловке. Парень в рясе, тот, что слева на фото некто Сеня или Сёма. Ничего эта старуха точнее сказать не может, как я говорил, маразм её накрыл, или притворяется. Ни фамилии, ни адреса не знает.

– Начнём с Васеньки?

– Он поближе других будет, всего-то пятьдесят кэмэ от Зарецка! – поддержал Борис.

На том и порешили.

***

У ворот парка уже стоял автомобиль Бориса. Дорога до первой точки, деревни Смысловки, предстояла не дальняя, но надо было сразу же готовиться и к броску на Москву, где проживал реставратор Паравикин.

Денис с недоверием посмотрел на транспортное средство, приготовленное для дальней многодневной экспедиции. Старая Тойота-70 была прокачана под внедорожные рейды. Минимум удобств, максимум безопасности, вот кредо этого транспортного средства. Большие колёса с зубасто-тракторными шинами, стойки с дополнительными фонарями, рация и спутниковая связь, жёсткие пыточные сиденья первого ряда и салон без задних сидений с закреплёнными ящиками с оборудованием, внушительная бобина профессиональной лебёдки дополняли и без того суровый угловатый облик внедорожника. Внутри автомобиля была смонтирована жёсткая конструкция из труб, укрепляющая крышу, на которой висели два чёрных шлема. На раковине одного из них красовалась серебристая надпись “Kara-Boris”, выполненная готическим шрифтом.

– Ты на старушку зря косишься, – с нотками обожания в голосе сказал Борис, похлопывая Тойоту по мощному бугелю, сваренному из двухдюймовых труб, именуемому в народе “кенгурятником”. – Она живая и всё понимает. У неё имя есть. Дочь предложила назвать её Стрикс, мне понравилось.

– Что это означает? – полюбопытствовал Теплоструев.

– А вот, – Борис подошёл к задней двери автомобиля, где располагалась запаска в разрисованном чехле. Небольшая сова на толстой ветке зорко смотрела сквозь опустившиеся тёмно-синие сумерки на зрителя, под ней была витиеватая вязь из латинских букв, складывавшихся в слово “Strix”.

– Сова? – догадался Денис.

– Точнее, неясыть. Слышал о такой?

– “Уподобихся неясыти пустынней, бдех и бых яко птица, особящаяся на зде” – моментально процитировал Денис.

– Вот и дочь то же самое сказала, – сделал неопределённый жест рукой Борис. – Поехали!

– А Кара-Борис это ты, значит.

Показалось, что Борис немного смутился. Он нервно повёл плечом и сказал:

– С Афгана ещё прилепилось прозвище. Давно это было, но друзья не забывают.

Автомобиль был слишком шумным. Рельефные внедорожные колёса гудели, панели дребезжали и поскрипывали на все лады. Двигатель работал ровно, но его звук беспрепятственно проникали в салон. Боковое переднее стекло сползало от тряски, приоткрывая щель в два пальца, куда с сиплым свистом врывался встречный поток воздуха. Говорить приходилось громко, с напряжением связок. Но времени на долгие остановки не было, да и Денис рад был получить хотя и своеобразно настроенного, но заинтересованного собеседника.

– Ну что ж, вводи меня в курс дела, историк, – едва тронулись, попросил Борис Теплоструева.

– Крест, который мы ищем, называется Тимофеев крест. Он связан с именем епископа Зарецкого Тимофея Короткова. Фигура очень интересная, особенно в историческом контексте: настоящий монах в архиерейской мантии. Буквально месяц назад, под редакцией некоего архимандрита Вараввы Смарагдова, вышло жизнеописание епископа. Так, несколько листочков. Я его приобрёл и внимательно прочитал. Сказать, что я обалдел, мало. У меня просто нет слов!

– Что такое?

– Это фэнтезийная литература. Конёк-Горбунок какой-то! Ни ссылок, ни источников, ни подтверждений догадкам. Даты перепутаны, а некоторые факты явно относятся к другой эпохе. Но тираж! 5 тысяч экземпляров, каково!

Денис дал волю научно обоснованному негодованию. Как историк, он требовал организованного мышления и сверки всех данных даже для внутрицерковных брошюрок, считая, что и малые искажения не идут на пользу сохранению правильной атмосферы в вопросе почитания подвижников. Если факт нельзя подтвердить, лучше его не публиковать. А воспоминания богобоязненных старушек, как он убедился, это отдельный жанр, в котором витиевато переплелись былины, сельский магический реализм и басня.

– Исторические архивы, переписки, частные бумаги, свидетельства и мемуары! – продолжил возмущаться Теплоструев. – Ничего не нужно, ничего. Взял перо, бумагу, пару житий, составленных в шестнадцатом, а лучше в семнадцатом веке за образец, и давай, твори, автор, жги!

– С чего обычно начинают в таких случаях? – поинтересовался Борис.

– С хронологии. И она у меня есть.

Денис достал из старого армейского планшета, с которым не расставался (подарок деда Никиты любимому внуку) лист бумаги с печатным текстом. “Достоверная хронология жизни епископа Зарецкого Тимофея, в миру Тихона Короткова, составленная Дмитрием Теплоструевым”, гласил заголовок документа. Далее шёл перечень дат и имён, достоверность которых сомнения не вызывала. Борис взял лист и, продолжая придерживать баранку левой рукой и посматривать на дорогу левым глазом, косясь, прочитал: “Родился в 1721 году в Москве. Родители: отец – Константин Васильевич Коротков – помощник провизора, мать – Неонила Викеньтевна, урождённая Старостина. В детстве учился аптекарскому делу.

1745 год – окончание Коломенской саминарии.

1745 – 1750 служба в Коломенской семинарии учителем.

1750 года – поступление в Студиславльский монастырь, постриг в мантию.

1755 год – рукоположение в иеродьякона, затем в иеромонаха.

1764 год – назначение настоятелем в Илевайскую пустынь на Дону с возведением в сан игумена; вызов в Петербург для представления Екатерине.

Сентябрь 1764 года – июль 1770 года – игуменство в Илевае.

15 августа 1770 года – наречение во епископа Зарецкого в Московском Свято-Даниловом монастыре.

22 августа 1770 года – архиерейская хиротония в Успенском соборе Московского Кремля (хиротонию возглавил митрополит Московский Амвросий).

Сентябрь 1770 года – январь 1774 пребывание на Зарецкой кафедре.

Январь 1774 года – увольнение с кафедры.

Январь 1774 года – декабрь 1775 – затворничество в Лесноозёрском скиту.

Декабрь 1775 года – январь 1786 года жительство на покое в Зарецком монастыре.

Умер 3 января 1786 года”.

– Не густо, – разочарованно протянул Борис.

– Дай Бог, чтобы от нас хоть это осталось, – моментально парировал Теплоструев, пряча документ. – Зато точно.

– Откуда? – стрельнул глазами Борис на потёртый военный планшет толстой конской кожи, явно очень старый.

– Дед в войну в разведке служил.

С водительского сиденья донеслось что-то вроде уважительного “хм”.