– Конец января – это почти осень.
– У вас на юге может и так.
– У нас такая весенне-осенняя погода, воздух… Ууууух, красота, Иван Грозный бы крикнул: «Ляпотаааа!»
– Пьянит?
– Окрыляет.
– Это эндорфины на тебя действуют.
– Не, я проверялся у меня их нет.
– Это плохо. Напугал?
– Расстроил, но предупредил. С этим нужно срочно что-то делать. Что посоветуешь?
– Спасать человека нужно. Эндорфины? Недостаток гормонов счастья? Это лечится! Есть проблема, будем проводить профилактику. Надо собраться вместе в одном месте. Воздух пропитается счастьем. Само и пройдет. А пока нужна поддерживающая терапия. Как относишься к поддерживающей терапии в принципе?
– Не отношусь и не состою.
– Шоколад ешь?
– Обязательно, по 10 грамм ежедневно.
– Вот это и есть поддерживающая терапия. Добавь пятьдесят грамм коньяку и красивую девушку. Принимать ежедневно.
Новая Россия
Одиночество- сволочь…
Кирилловна сидела на лавочке около кабинета травмпункта уже битых два часа. У неё кружилась голова, но доктор её не принимал. Люди приходили и у ходили, у каждого своя проблема, недуг: кого-то обдало кипятком и нужно было срочно обработать ожог, кто-то прищемил палец дверью и его везли на рентген, убедиться в отсутствии или наличии перелома. Одна бабулечка Кирилловна маялась со своими видениями и никому была не нужна.
Доктор периодически бросал на неё взгляд и приговаривал:
– Старая знакомая, пусть подождёт.
Так она сидела, периодически проваливаясь то ли в сон, то ли в бессознательное состояние. Никому в этом мире она была не нужна.
Одному сердобольному стало жалко бабушку, и он попросил врача принять её.
– Она здесь завсегдатай, одинокая, приходит поговорить, пожаловаться. Ей за восемьдесят, и больше зимой делать нечего, как к нам шастать, пусть идёт домой.
Кирилловна кряхтела, пытаясь встать и всем своим видом показать, что ей плохо, что ноги не держат её бренное тело, что голова туманится так, что её шатает будто берёзку в штормовую погоду.
– Милок, мне нехорошо, в обморок сегодня два раза упала.
– Ладно, бабуся, заходи, посмотрю на тебя.
Сжалился доктор, потеряв два часа своей медицинской практической жизни на осмотр и разговор со старушкой.
– Не ругайся на меня и не злись, одна я в этом свете осталась, совсем одинёшенька, детки померли давно, внуки про меня поди и не знают. С цветами разговариваю, но они молчат окаянные, только цветут пуще прежнего, видно, доброе слово на них так влияет. Так что обратиться в этом свете со своими болячками мне кроме тебя не к кому. Вот послушай меня и реши, что со мной дальше делать, как мне с моими проблемами справиться…
Одиночество-скука…
– Пришёл хромой кот, такой же калека, как и я. Зашёл в квартиру, грязный, голодный. Накормила его, приютила, а он чуть окреп, стал гоняться за моим попугаем. Это единственный человек в природе с кем я поддерживаю связь. Пришлось спасать попугая от кота… – неожиданно начала разговор пожилая женщина…
Матрёна Павловна всю жизнь проработала на предприятии. Ушла на пенсию в канун перестройки. Потом предприятие сгинуло, а на его месте образовались всякого рода конторки и магазинчики. Помощи от государства не дождёшься, да Матрёна на него и не надеялась. Производственная травма молодости сделала её инвалидом. В советские времена всё было: и льготы, и санатории, и необходимые лекарства, и даже коляску инвалидную задарма дали…
Нынешние времена ситуацию изменили кардинально. Каждый год Матрёне приходилось проходить изуверскую медицинскую комиссию, чтобы подтвердить, что вместо ноги у неё култышка, а за год новая не выросла. Когда был жив муж, все эти процедуры как-то легко вместе с ним проходились, но его не стало, и хождение по мукам были болезненными, долгими, приводящими в трепет и депрессию.
Радовал результат: Матрёна Павловна – инвалид первой группы. И как сугубо больному человеку ей положены медицинские препараты. Список аж на шести листах. Но страна у нас такая, раз положено, то на это кто-нибудь из чиновников обязательно положит. Кабинетные вши (так муж бабушки называл социальных работников, которые занимались инвалидами) дабы получить квартальную премию делали всё, чтобы старики-инвалиды не получили причитающегося.
Опять приходилось с боем идти в пенсионный фонд, потом в прокуратуру, писать в разные инстанции. Дело вроде бы сдвигалось с мёртвой точки. Привозили какие-то маловажные, практически ненужные порошки, присыпки, бинтики, только чтобы отмахнуться от назойливых старикашек.
Так доживала свой век Матрёна Ивановна, то в борьбе за инвалидность, то в очередях за тем, что мало могло пригодиться при её болезни. В одной из таких мероприятий я с ней и познакомился.
Морозный день. Очередь, как в девяностые за водкой. Только в строю одни пенсионеры, старики-инвалиды. Малую часть заменяли дети да внуки. Матрёне Ивановне в этом деле помощи ждать было неоткуда. Стоит машина с кузовом доверху набитая стариковскими памперсами, одноразовыми полотенцами, бинтами и всякой другой дребеденью, и старики медленно подходят и получают коробки с товаром.
Притащилась к раздаче и Матрёна, еле-еле передвигая култышкой:
– Хорошо, что ещё подштанники надела, а то бы взмерзла (именно так балакают местные).
– Кот пришёл – это хорошо, они обычно только положительные эмоции приносят, радость…
– Так не было печали, а теперь его кормить надо. Нам с попугаем кормёжки немного надо было, поклевали чуток и хорошо, а этому обжоре и гурману рыбки с мясом подавай, а на кой их купить. Вот посчитай, пенсия у меня 15 тысяч, двухкомнатная квартира, будь она не ладна, заплачу за коммуналку один месяц девять тыщ, другой восемь. Плюс нужно лекарства купить, а они нонче дорогущие, ещё пятёрка, а то если прихватит, то и больше. Посчитал, что осталось? Правильно, шиш без масла.
– А дети, внуки, чего не помогают?
– Одна я в этом свете с попугаем, а теперь и с калекой котом. Трое нас получается…
Выдали Матрёне огромную коробку каких-то одноразовых трусов. Посмотрела она на неё, замотала верёвку вокруг талии и зацепила за ящик, и потащила, ковыляя и прихрамывая.
– Может вам помочь? – вдруг осенило меня.
– Не надо, сынок, хочу свежим морозным воздухом подышать, а идти мне сто метров, сам понимаешь, подштанники я надела, не взмерзну…
– Не замёрзнет, – подумал я, – такие не замерзают!
Мишкины конфеты.
Мишка прибегал в точно назначенный срок. Все его знали и не обижали, ему же доставалась пачка конфет. Он пристраивался на солнышке, щурился и улыбался зимнему ясному дню. Беззаботная жизнь…
Если у мальчишки спросить, в чём заключается его счастье, он ответит:
– Хорошо, что сегодня не прилетел снаряд в мой дом.
Алёнкино несчастье.