Сovert Netherworld. Бесконечность II. Медальон погибшей принцессы

– Я надеюсь, что вы понимаете, что всё что здесь будет сказано не должно уйти за пределы этой комнаты.

Ну ещё бы!

– Конечно, – широко улыбнулась Наташа, – только боюсь, что если вы пришли разговаривать со мной о моей позиции по…

– О нет-нет! – замотал головой генерал. – Речь пойдет совсем о другом.

– Ну тогда я слушаю, – сказала Наташа, дипломатично улыбаясь.

Когда уже эти парни перейдут к делу?

– У вас только что была женщина, – сказал Воротынцев, – она приходила к вам просить за свою дочь. Я прав?

Наташа, прищурившись, посмотрела на молодого офицера.

– Никогда не думала, что военная разведка занимается такими делами, как присвоение денег киностудии…

Генерал кивнул.

– Вы совершенно правы, – сказал он, – если бы не одно обстоятельство. Неделю назад наша станция слежения перехватила странную шифровку Секуритаты, это контрразведка Директории, отправленную из Петерштадта. Агент, который писал донесение, по-видимому, считает полученные им сведения крайне важными.

Артамонов бросил взгляд на Воротынцева, как будто ожидал, что тот продолжит рассказ. Словно бы каждому из них надо было сообщить только часть информации.

Полковник понял намек и продолжил сам.

– Коротко говоря в шифровке говорится о некой информации полученной… впрочем, прочтите сами.

Воротынцев достал из портфеля листок бумаги и протянул его девушке.

Сообщение гласило:

«МЕДАЛЬОН В ЕКАТЕРИНГРАДЕ НЕ ОБНАРУЖЕН. СЪЕМКИ ПОСЛЕДНИЙ ПРОДОЛЖАТЬ. СЕКРЕТНОСТЬ ПРЕВЫШЕ ВСЕГО».

Наташа недоуменно воззрилась на гостей.

– И вы считаете, что я имею к этому какое-то отношение? – с естественной иронией спросила девушка.

Сидевший с мрачным видом Артамонов подарил ей оценивающий взгляд.

– «Последний», – сказал он, – так называется фильм, который снимает киностудия, где работала Татьяна Козловская.

Наташа многозначительно хмыкнула. У этих ребят слова в простоте не бывает.

– Ясно, – кивнула девушка, – только, что вы от меня то хотите? Никак я в толк не возьму.

Артамонов пожал плечами.

– Мать Козловской просила вас за свою дочь, – сказал он, – просила, потому что считает, что вы сможете ей помочь. Вы согласились. Мы всего лишь просим вас не бросать это дело и довести его до конца. Проведите депутатскую проверку этого фильма.

Наташа задумчиво пожевала губу.

– Д-а-а, – медленно проговорила она, – я даже не спрашиваю, как вы узнали так быстро о просьбе матери Козловской…

Воротынцев усмехнулся.

– А вы спросите, – сказал он, – в этом нет никаких сложностей. Учитывая обстоятельства, всё что связанно с этой киностудией находится под наших негласным контролем.

Наташа фыркнула.

– Так, а я-то вам зачем? – спросила она. – Вломитесь в киностудию, перетряхните там все?

Артамонов вздохнул.

– Увы, – сказал он, – мы не должны показывать нашу заинтересованность в этом деле. Слишком высоки ставки. Нам нужно знать, как устроена система. Какую цель преследуют съемки? О каком медальоне речь? Как выстроена цепочка связей с Секуритатой? Как студия и Секуритата связанны? Понимаете?

Покровская поджала губы.

– Можно дурацкий вопрос с задней парты? – поинтересовалась девушка. – Вы считаете, что я все это смогу выяснить?

– Сможете, – сказал Артамонов. – Во-первых мы дадим вам помощника. Этим помощником будет полковник Воротынцев.

«Всю жизнь об этом мечтала» – пробурчала про себя Наташа.

– А во-вторых, – продолжал Артамонов, – депутатская проверка – это единственный легальный способ подобраться к киностудии, не вызывая подозрений.

– Благо оснований для проверки более чем достаточно, – дополнил коллегу Воротынцев, – жалоб на этот фильм множество.

Девушка расправила плечи. Ну, в конце концов, она же обещала матери Козловской, что займется этим делом. Какая разница, каким именно образом? По крайней мере, она отвлечется от бесконечных нудных заседаний и от набившего оскомину словосочетания «цифровой распределитель».

* * *

В весеннем горном лесу шел снег. Он падал мелкими водяными хлопьями на черную безмолвную землю. Сам лес тоже был безмолвен и неподвижен, как будто кто-то заставил его замереть, лишь скрип от быстрых шагов косули нарушал эту тишину.

Косуля бежала, утопая копытами в последних сугробах, отчего её следы были хорошо видны на снегу, и можно было проследить, куда она бежит. Большие, глубокие глаза стоящей неподалеку девушки следили за косулей через окуляр оптического прицела охотничьей винтовки, казалось, что ещё одно движение, девушка выстрелит и оборвет жизнь существа.

Ксения Авалова опустила винтовку и громко свистнула. Косуля повернула голову и в два прыжка подскочила к девушке, та потрепала её по загривку и протянула что-то зажатое в руке. Животное принюхалось и стало жевать лежащую в ладони девушки грецкий орех, затем благодарственно склонило голову и метнулось дальше в лес.

– Животные благородные существа, – сказала Ксения, – их не следует убивать.

Вертящийся рядом серый кот Снори норвежской породы согласно мяукнул.

Ксения понюхала носом холодный воздух, плотнее застегивая бежевую куртку-аляску, надетую поверх белого шерстяного свитера – предметов гардероба незаменимых в тех краях, где она жила. Её длинные русые волосы были убраны под вязаную шапку. Несмотря на события в прошлом и то, что с ней произошло, Ксения не утратила своего дара замечать мельчайшие детали и предвидеть надвигающиеся события и её лучистые глаза продолжали отмечать и оценивать окружающую её действительность.

После произошедшего в Борисфене Авалова скрылась из глаз, пока ситуация не успокоилась, если, конечно, это можно было назвать спокойствием. Затем она официально подала рапорт об отставке и устроилась на это самое место в управлении лесного хозяйства Подкарпатья. Местечко скромное, низкооплачиваемое, но зато тихое и спокойное, где она никого не знала и её никто не знал. Ксению это более чем устраивало.

Авалова стала жить на купленной у какой-то бабульки маленькой деревянной даче, где даже через восемь лет, её проживания не появилось никаких предметов уюта, кроме чего-то самого необходимого. Жизнь, которой она жила, застыла где-то в вакууме, в закрытой колбе, в которую Ксения не пропускала грызущее её душу чувство вины.

Из-за неё то старое дело привело к таким трагическим последствиям, к тирании Директории, в конце концов. Она знала, кто стоит за происходившей трагедией, но она ничего не могла доказать. Она пыталась, но пришла другая власть с другими идеями и другими порядками.