Иллюзии и дороги. Лирический путеводитель по Пермскому краю, спортивному туризму и не только…

Рисунок карандашом на стене в доме дяди Гены

ОСТРЫЙ ТУР

Острый Тур виден из Верхней Косьвы

Вокруг Березников не так-то много гор. Таких, как Одинокая Гора из «Хоббита» – чтобы вокруг непроходимые леса, чтобы высилась вершина одиноко над безлюдьем, не затмеваемая соседками и даже деревьями – ведь «горами» часто по ошибке называют возвышенности типа Полюда или Ветлана, еле-еле поднимающиеся над лесом.

Обычно уральские горы дружелюбны и семейственны. Они образуют длинные хребты, в которых чередуются вершины и перевалы. Некоторые горы (такие, как Белый камень или Ослянка) существенно вытянуты с севера на юг. И какая же морока, взобравшись выше границы леса, топать по плато до главной вершины час-полтора.

Одиночных гор мало, но все же они есть: Шудья-Пендыш, Косьвинский камень и еще несколько. Самые близкие к нашему городу из них – Острый Тур и Чердынский камень. По прямой, как ворона летает, всего-то 100 километров. В хорошую погоду с автодороги Углеуральский – Губаха далеко на северо-востоке прорисовываются в небе две вершины – острая и покатая, часто принимаемые за облака. Кстати, плохая примета – раз так далеко и отчетливо видны горы, жди неделю дождей…

Острый Тур расположен к северу от нежилого поселка Верхняя Косьва на правом берегу одноименной реки. К сожалению, люди, как вороны, не летают, и добраться к подножию не так-то легко. Даже до Шудьи – и то проще, а ведь туда почти триста километров.

Мост через речку Курейку перед самой Верхней Косьвой

разрушен, а объезд примерно вот такой

Плохие дороги в Верхнюю Косьву от Кизела и посёлка Скопкартной иногда проходимы на УАЗике, но надежнее использовать более серьезную машину. И дорога, это ведь еще не все. Добравшись до маленького домика на северной окраине поселка, единственного, сохранившегося на правом берегу, надо еще на гору залезть. Раньше на Острый ходили по старой лесовозной дороге, начинающейся за сожженным мостом через Березовку на дороге Верх. Косьва – Усть-Тыпыл. Там на отвороте стоял железнодорожный вагон – бывшая столовая, ныне успешно порезанный и вывезенный металлистами. Вагон был хорошим ориентиром, так что объяснить дорогу кому угодно было несложно. Это ведь сейчас можно скинуть по майлу трек для приемника GPS, и прибор услужливо покажет стрелкой, куда идти. Представляете, были времена без майла и GPS’ов, пути? друг другу описывали по тропам и приметным объектам…

Отсюда дорога круто поднимается в горку, в подошву Острого. Гора находится достаточно далеко от поселка, так, что зимой никак не успеть сходить туда-обратно за светлое время. Ну, и ничего страшного. В этом недостатке скрыто дополнительное удовольствие. Невозможно описать словами драйв от ночного спуска по этому склону, между молодых деревьев и упавших уже впереди туристов, в свете слабенького четырехдиодного налобника, полный воплей ужаса и восторга («Не упал! Не упал!!»). Технические навыки в вопросах устойчивости на лыжах такие восхождения развивали необычайно. Но сейчас эта дорога уже совсем плотно заросла «бамбуком» – молодыми березками, кустами, чьи тонкие и не очень стволики совсем не оставляют места для лыжни или прохода.

Около вершины

Вот странно, кстати. Дороги на Северном Урале забамбучивает лет за пятнадцать напрочь. А лесные тропы и поляны часто известны десятилетиями, и ничего им не делается. Как описана какая-нибудь тропа в первом в истории края путеводителе С. А. Торопова, так и сейчас просматривается она на местности, кое-где заваленная упавшими стволами. И огромные покосы на запад от перемычки между Острым и Чердынским чуть ли не со времен Бабиновской дороги известны, а не зарастают.

Более простой, без бамбука, но более длинный путь начинается от отворота с отсыпной на лесовозную дорогу немного севернее Острого. Отсюда, с дороги Острый выглядит вообще грозно. В эту сторону, на восток, он круто обрывается от вершины вниз, визуально нависает над головой. Лес здесь неплотный, какое-то время можно двигаться, придерживаясь старой дороги, потом она пропадает. Вскоре подъем выводит на редколесье между Острым и Чердынским. За перегибом на северо-запад, начинается верховое болотце, где достаточно воды для ночлега летом. Ну, а зимой ее везде достаточно: топи снег да пей… На Чердынский лучше подниматься, держась западного склона, под которым есть большие альпийские поляны – те самые доисторические покосы. Напрямую к вершине сложнее, так как на пути окажется крутой, весьма неприятный кулуар.

В хорошую погоду Конжаковский массив и Косьвинский камень

хорошо видны с Острого Тура

В длительном походе, например, с Конжака в нашу сторону, лучше всего начинать подниматься на этот перегиб со стороны нежилого поселка Усть-Тыпыл на востоке – там и лесовозки сохранились лучше, и подъем положе. С рюкзаком, да если еще зимой – это, знаете ли, совсем не то, что в радиальный выход за день налегке сбегать. Зато уж если в альпийские луга поднялся – попал на оперативный простор. Хоть куда восходи, хоть куда потом уходи: на Кадь, на Косьву, а то и верхами на север, на Кваркуш.

Плохая погода здесь – правило, а не исключение

Острый Тур сто?ит того, чтобы на него идти, чтобы пробиваться через лес и болото. Другие горы в окрестностях либо поднимаются из леса однообразными «осыпными кучами», либо поросли до вершины редким лесом, затрудняющим обзор, как Молчанский камень или Дикарь. А Острый Тур – маленькая, но самая настоящая гора. Здесь есть красивые скальные выходы, пологие осыпи на запад и крутой обрыв – на восток, здесь зимой ветер нещадно рвет лицо и одежду, с воем вырываясь из-за снежных застругов. Причем, масштабы-то здесь не городские. Седло перемычки между Острым и Чердынским находится на высоте 675 метров, а сами вершины – 924 и 939 метров высотой. То есть подъема тут – березниковская телевышка и еще маленько.

Отсюда прекрасный вид на близлежащие горы: Ослянку на юге и громадный Конжаковский массив на востоке, Чердынский и Сухой на севере, за которыми высокие лесистые холмы постепенно переходят в хребет Кваркуш. Внизу на юге, зажатая подножиями Острого камня и камня Дикарь, река летом ревет в порогах, успокаиваясь только ниже устья Березовки. Во все стороны просматриваются обманчиво приветливые старые дороги – к Верхней Косьве, к Кади, к нежилому Усть-Тыпылу… а сунешься туда, бамбука мало не покажется.

Хорошо здесь, в общем, на этой Одинокой Горе.

Разве что дракона и сокровищ не хватает.

Впрочем, кто знает.

ШУДЬЯ

Двенадцать лет назад я тут тропил. Ох, тропил. То есть шел впереди группы на лыжах, прокладывая лыжню. Мокрый от напряжения, шатающийся, искренне недоумевающий – как так, я тут упираюсь изо всех возможных и невозможных сил, а они, сзади, весело беседуя, меня шустро так догоняют?

Многого же я не знал, на старости лет (как тогда казалось) начав заниматься лыжным туризмом. Не знал, что в лыжном походе теплее, чем в летнем – потому что сухо. Не знал, что минус сорок, это не так уж и холодно, важно правильно одеваться и ночевать. Не знал, как новогодний ветерок на вершине легко и непринужденно производит глубокий пилинг лица мельчайшим снегом.

Не знал, что первому, тропящему, идется в разы труднее, чем второму, а третьему еще вдвое легче. По небольшому уклону третий даже может катиться, тогда как тропильщик с трудом проламывает снег и проваливается почти по колено. На Северном Урале снег неприветливый, пушистый, держит плохо. Но красивый – особенно на деревьях, расположенных близко к границе леса, и на горах. Там, где лес переходит в безлесье, ветер еще с осени укутывает деревья снежным саваном, плотно облепляющим ветви и превращающим обычную елку в черт-те-что и сбоку сугроб. Иногда даже трудно понять, из какого дерева получился этот носорог, или эта ракета, или эта хитровывернутая загогулина. А еще выше даже такие деревья заканчиваются и в небо – белесое под новый год и безумно синее на восьмое марта – глубоко врезается снежный, фирновый, скалистый клин горной вершины.

Шудья-Пендыш с дороги, где я когда-то тропил…

Гора Шудья-Пендыш подымается из леса внезапно и остро. Будто ударил когда-то снизу волшебный молот, и острый конус вершины подскочил на километр над местностью. Ни тебе привычных уральских предгорий, ни столовы?х хребтов вокруг, ни постепенного, неспешного, доводящего до исступления карабкания чуть выше, чуть выше и выше. Нет. Подошел к склону, снял лыжи, встал на четвереньки, и вверх. Ну, не всегда с опорой на руки, конечно, но подъем по меркам местных гор довольно крут. Ладно, если под ногами снег, куда нога может углубиться и стоять надежно, а на насте или блестящем под солнцем фирне недолго и подскользнуться – донизу одни уши доедут. Снежный, мягкий склон тоже не подарок. Он гулко вздыхает под ногами, просаживается огромными линзами вперед и по бокам, а значит, вполне может съехать лавиной, прихватив восходителя. Так что лучше уж на ребро уйти, где снега меньше, а крупные камни всю зиму выглядывают из-под снега. Но возле них таятся приветливые полости, слегка прикрытые сверху, куда проваливаешься по самую развилку и, обычно, бьешься при этом в камень коленкой. Правда, чем выше, тем снег тверже, а вероятность провалиться меньше. Но гребень всё острее, и ветер вполне реально может снести с него – конечно, именно в ту сторону, где круче всего, и вообще зацепиться не за что.

В общем, обычный набор приключений при подъеме зимой на североуральскую вершину.

Панорама Главного Уральского хребта с плоской вершины

Шудья, соседней с Шудьей-Пендышом

Зато одинокие горы хороши тем, что с вершины можно смотреть во все стороны. Никакое плато не загораживает обзор, и никакие соседние вершины не соревнуются с вашей амбицией быть на полтора метра выше всех окружающих обстоятельств. Или не на полтора, а на метр с шапкой – это если ветер очень сильный и стоять прямо не дает. Кроме того, Шудья это вершина с зубчатой короной, в наших краях это редкость. На юг от главной вершины уходят несколько крупных скально-осыпных зубцов, почти равных ей по высоте. При восхождении с юга это привносит отдельное приключение и, для кого-то, удовольствие – все эти зубцы траверсировать по пути к главной вершине. Особенно забавно заниматься этим, когда вершина закрыта облаками. Видимость метров двадцать, ветер то норовит сдуть со склона, то подбрасывает в глаза новую порцию ледышек; внезапно из белого месива проявляется склон со скальными выходами, и гадай, как его пролезть, да и вершина ли это или до нее еще, как до Китая.

Однако в этом году Шудья нас порадовала, и даже дважды. В «длинные выходные», посвященные 23-е февраля, мы без больших проблем взошли на ее вершину с севера, протропив снегомопедом аж до самой границы леса. А шестого марта вечером успели залезть до половины склона и полюбоваться, как стремительно приближающаяся непогода накрывает окрестные горы, потом глотает солнце, потом обрушивается на нас, и без того прижатых к склону мощным ветром.

На вершине

Жизнь вот так изменилась, что добираться до Шудьи-Пендыш стало в разы проще. По новой отсыпной дороге, которую соликамские бумажники чистят всю зиму, можно за полчаса проехать всё то, что я тропил двенадцать лет назад. Теперь только педаль газа нажимай, да с дороги не слети. Соответственно, неделя, минимально необходимая раньше для попытки подъема сюда, превратилась в 1—2 дня. Это и приятно, и тревожно – ведь легкодоступные места притяжения туристов, наподобие Каменного Города, легко и навсегда затаптываются, теряют свою привлекательность, беспредельно коммерциализируются… Впрочем, здесь до такого еще далеко. Здесь вам не тут, как говорится в анекдоте, здесь вам быстро отвыкнут безобразия нарушать. Все же автобусы сюда доберутся нескоро, а минимум часовой подход под склон (зимой на лыжах, летом по буреломному лесу) и трех-четырехчасовое восхождение далеко не всех привлекают. Настоящих-то буйных мало, в соответствии с песней В. С. Высоцкого, и, увы, с течением времени больше не становится. Скорее, становится меньше. Все старше становятся компании, которые можно встретить в отдаленных лесах и предгорьях; а чтобы натолкнуться на группу школьников или младшекурсников без сопровождения «дедушек», так я и не припомню такого за последние года. Разве что на сплавах – но про них разговор особый.

А наша история про Шудью-Пендыш, лыжный туризм и тропежку заканчивается. Заканчивается день, соскальзывает в безжалостное скопище туч белое, больное зимнее солнце. Заканчивается сезон, удачный сезон лыжных походов 2015—16 года, и, право, есть что вспомнить. Заканчивается терпение многострадального снегомопеда «Динго», пробежавшего за зиму несколько сотен километров с грузом, да в целиковый снег: хрустят и требуют замены шестеренки в коробке передач.

И хорошо, что жизнь устроена так, что ничего не заканчивается совсем. День переходит в вечер у костра с песнями и ночь в уютной палатке с печкой. Лыжный сезон переходит в сплавной, а там и до летних походов недалеко. Сломанный снегоход переходит в состояние капремонта и набирается сил и выносливости к следующей зиме – на нее уж вызревают грандиозные планы с его участием.

И это главное.

Значит, и мы сами еще не закончились.

УСЬВА

Навряд ли найдется в крае турист, который ни разу не побывал на Усьвинских Столбах. Речь о спортивных туристах, конечно, а не о посетителях Узкой Улочки или Каменного Города. Тоже, конечно, дело хорошее. В Советском Союзе, в официальных путеводителях, такие улочки и города (и настоящие улочки, и города тоже) называли «местами показа», и насчитывалось их больше двух тысяч. Но уже и в то время широко известным в узких кругах был Чертов Палец и окружающие его скалы.

Проплываем под Столбами

С тех пор гостей на Усьве меньше не становится. Скорее, больше. И не только людей – через поляну, где искони устраивали биваки березниковские школьники, протянулась труба газопровода. Пейзаж вокруг соответствующий, грязища непролазная, родники убиты. Однако пропала необходимость ехать пять часов на поезде, потом час идти пешком от станции по узкой тропе. Можно до самой грязи добраться на машине, прямо до реки. Как обычно, доступность, комфортность и загаженность идут рука об руку, одно не без другого.

Зато как трудно, жутко и здорово было идти ночью с седьмого на восьмое ноября по темному лесу! По крутому берегу, под которым настороженно шелестит замерзающая вода, по неровной, извилистой тропе. Ноябрьскую демонстрацию пропустить было невозможно, да это и в голове не укладывалось. После нее комсомолки, спортсменки и красавицы (разумеется, не без комсомольцев) торопились на вокзал, на Московский поезд, приходивший на станцию Усьва к полуночи. Да, и станция ведь тогда была, и поезд… Минута на выгрузку, затем состав, взметая снежную пыль, на прощанье мигал красными хвостовыми огнями, и между нами и костром с палаткой оставался всего-то час ходу. То есть целый час ходу. То есть полновесный, очень долгий час пробирания ощупью: доступные фонари с большим запасом времени работы появились значительно позднее. В общем, умение ходить в темноте это упражнение развивало необычайно.

Классический вид на Чертов Палец

Утром, по капитально подмерзшему снежку, направлялись на скалы. Скалы, собственно, и сейчас те же. Сначала лесочком, потом по осыпи подходишь под Усьвинскую Стенку. Только так, с большой буквы. Году в девяностом, уже представляя самого себя опытным туристом, писал я книжки о походах, и вставлял в них воспоминания о давно минувших днях – года два-три назад прошедших, то есть:

Смотреть на это невозможно. Просто немыслимо. Надя нависает над высоченным – этажа три, однако – скальным обрывом, небрежно опираясь ногой на склизкий ствол странной елки, причудливо торчащей из склона. Рукой почти не придерживается – зачем? Смотрит на нас, кто впервые на Усьвинской Стенке, и полна нетерпения: сколько можно набираться духу, чтоб подняться на такую ерунду? Залубеневшая веревка упрямо обвивается вокруг запястья, так и норовит сковырнуть нетвердую руку с влажного камушка. Подавляя панический позыв вцепиться зубами в ноги уже взобравшихся асов, на четвереньках переваливаешься через край стенки. А впереди ещё кошмарный крутой желоб, покрытый плотно утоптанным крупнозернистым снегом, где можно не то, что морду лица, штаны до задницы стереть, если сшуршишь, а потом колодец, а потом ведь отсюда спускаться вниз, к лагерю, теплу, костру и спальнику, и опять по этой неладной стенке…

Так я начинал десять лет назад, в мае восемьдесят шестого года. Так все мы когда-то начинали.

Все верно. За Стенкой по крутому лесу поднимаешься к Желобу, подъему между скальными стенками. Тут круто, постоянно шуршат, оползая, камушки, а в предзимье еще и так скользко, что просто караул. Где за корень придержишься, где за скалу, и вот – наверху. Можно оторвать взгляд от земли и направить его в небеса и дали. В дальние дали, кстати, не обязательно, потому что все самое интересное уже рядом. Впереди, прямо по ходу из Желоба, торчит высоченная скала Чертова Пальца. Справа от него вертикальная скальная стена, и где-то там «смотровая площадка», с которой Палец смотрится особенно живописно на фоне излучины реки. Высота площадки над рекой около 120 метров, вершины Пальца – около 80, так что появляется возможность взглянуть на скалу свысока. Снизу, от подножия, куда по аналогичному желобу можно спуститься, Чертов Палец, скорее, напоминает остроконечный меч, бесконечно высоко вонзающийся в небеса. По его стороне, обращенной к скалам, проложен маршрут на вершину – то есть местами набиты шлямбурные, швеллерные и обычные скальные крючья. Скалолазы из Лысьвы очень любят сюда ездить. Поднимаются наверх, организуют верхнюю страховку через оттяжку на вершине и оттачивают мастерство. Завораживающее зрелище – можно смотреть, как на огонь и воду, бесконечно.