Авантюра. История одного похода по Приполярному Уралу

Россыпи карьера на Обе-Изе (фото 2009 г.)

Честное слово, нет ничего приятного в нудном перемещении по мокрой горизонтальной поверхности, местами очень грязной и развороченной гусеницами, под приличным дождем. Местность открытая, но облака и туман чрезвычайно суживают обзор. Изредка между лохмами туч проглядывает какой-нибудь каменистый лоб, чтобы тут же пропасть в тумане. Дорога начала отворачивать влево, к долине, и меня обуяло желание посоветоваться с картой. Остановились у какого-то железного прута, надежно воткнутого в землю.

Доставать хорошие карты в облом: того гляди, размокнут или ветром растреплет. Взгляд на ксерокопии рукотворных шедевров из библиотеки МГЦТК[44 - Московского городского центрального клуба туристов, была по адресу ул. Б. Коммунистическая, 17. Здание отжали, кажется, лет пятнадцать назад, некоторые отчеты оцифрованы и выложены на www.tlib.ru (http://www.tlib.ru/).] мало что прояснил: пригорок, видневшийся впереди, на них начисто отсутствовал, долина ручья Пальник-Ель представлялась монотонной плешкой, что никак не соответствовало действительности. Вспомнив чувальские похождения, я легкомысленно провел аналогию между Северным Уралом и хребтом Обе-Из: наверное, по плато хребта пройти будет легче. Кстати, он немного заворачивает к востоку, так что если взять чуть правее… Чудик. Взял ведь.

Сезон полетов открыла Лена, небольно заземлившись в травку. Ладно, не в камни, которыми, как внезапно выяснилось, изобиловал облюбованный мной пупырь. Мокрыми такими, очень скользкими камнями. Света забеспокоилась: она не любит мокрые бульники. Потом беспокойство перешло в подергивание нервов, потом (нет дыма без огня!) после очередного пересида, только поднявшись, она упала. Очень неудачно: коленом в камень. Виноват, конечно, оказался я: какого черта меня понесло в эти камни и т. д. и т.п… А в самом деле, какого?..[45 - Вероятно, такого, что внизу кусты и болото, как мы это выяснили год спустя.]

Дальнейший путь на день сразу стал очевиден: из россыпей пришлось стремительно выбираться и перемещаться ближе к долине ручья, там, вроде бы, казалось позеленее. Колея, по которой мы шли до принятия мной гениального решения укамениться, как раз прочерчивала отлогие зеленки и заглядывала за тот лоб, куда мне вздумалось впереться. Но и она радовала нас недолго, как, видимо, и ее создателей: за поворотом полочка круто обрывалась вниз, дальше простирался весьма неудобоваримый даже для пешехода склон. Посидели, я сбегал на выкат, глянул вниз, вернулся и с надеждой в глазах провозгласил, что тут осталось – чуточки, щаз запросто спустимся. Не так уж запросто оказалось. Организмы, изнуренные дождем, былой тряской и нашим со Светой настроением, напрочь отказывались применять вестибулярную систему по назначению. Гироскопы скрипели в своих кардановых подвесах, процессоры грелись и дурили. Ноги спотыкались. Ноги скользили. Ноги вставали совсем не туда, куда хотели глаза; глаза видели совсем не ту дорогу, которую желали бы ноги. Что говорить – первый день часто комом[46 - У лохов, грубо говоря.]. Утешал внезапный подброс, благодаря которому мы все же оказались значительно дальше, чем планировалось прочапать пешком.

Верховья ручья Пальник-Шор (фото 2009 г.)

Ближе к лесу россыпи камней сменились россыпями грибов. Невозможное изобилие странных, почти не маслянистых маслят быстро заставило меня заозираться в поисках суперпозиции двух вечных проблем: ровной площадки и водички. Первая задача, вследствие убогих габаритов палатки, в корне упрощалась, и место сыскали мигом. Ручеек вот дохленький… ладно, не привередничать же.

Под деревом невдалеке нашли настил непонятного назначения: слой жердей примерно три на три метра, выше такой же, но под прямым углом, выше – третий. Величайшие умы группы, общим числом четыре, в назначение оного не въехали, однако, решили не трогать то, что не нами сделано, и поискать дров в другом месте.

Вот не помню – сначала поели или набрали грибов? Какая разница! В радиусе двухсот метров от палатки нашлось столько этих достойных местных обитателей, что Лена потом умаялась их мыть весьма холодной водой, по полкружки набираемой из источничка, и резать. Искали все. Сначала пошли мы с Андреем, я сглупил, и начал собирать в собственную шляпу. Мало того, что она чрезвычайно быстро заполнилась, так оказалось, что маслята не такие уж не маслянистые – слизь изнутри пришлось выскребать кончиком ножа. Потом Ленка прошла по тем же местам и набрала еще пол-столько. Потом спустились чуть вниз и обнаружили целые залежи. Потом опомнились: хватит.

Приполярные грибы (фото 2004 г.)

Сольную партию заведующего сковородкой, как всегда, неплохо исполнил я. Первые грибы за поход прошли на ура, тем более, что погода – тьфу-тьфу! – кажется, начала налаживаться. Откровенно не поливало, и облака к ночи приподнялись. Не верю, подумал я, залезая в палатку, вспомнив чеканный профиль Сабли, виденный позавчера из Печоры. Аккуратно вытер весь потолок головой и спиной, пока пробирался в спальник. Нет, все же вопрос комфортности путешествия заключается не только в легких рюкзаках…

3 августа 1995 г., среда

7.50 – подъем. Сильный южный ветер с перевала. Было солнце, к 9 часам затянуло.
9.10 – завтрак.
9.40 – пошел мелкий дождь.
10.03 – 10.33. Траверс. Света обходит курумники. Дождь.
10.41 – 11.03. Перед перевалом.

(Каракули, читать сложно. Дальше нормальный текст, записано позднее, вечером)

Сбегал, посмотрел пустой тур.
С 11.30 до 13.10 с одним пересидом спустились через водораздел в долину л. пр. Сывь-Ю под дождем; поставили палатку, отлеживались.
С 19 готовил ужин, в 21.30 поужинали.
Отбились 22.30.

Ходовое время: 142 минуты. Расстояние: 8…8,5 км.

Туман волокло по-бешеному. Он проносился мимо встрепанными хлопьями, казалось, ощущаешь пощечины от коснувшихся лица обрывков. Белое угрюмое небо текло над самой головой, как бетонный потолок, вызывая желание пригнуться – а ну, притолока попадется?

Вылезли на удивление быстро. Впрочем, чего удивляться: в такую погоду только высунешь нос из спальника, охватывают два раздирающих желания: упаковаться поглубже и выбраться поскорее, чтоб хоть как-то согреться движением. Ветер уверенно забрасывал под полиэтилен[47 - Палатки изготавливались без тентов, для повышения влагостойкости к ним дополнительно несли кусок полиэтилена.] амбары холодной сырости, а развиться побуждению первого рода я, поколебавшись минуту, решил не позволять. Идти надо. Что сидеть, когда все равно надо идти?

Возможно, у окружающих имелись основания изречь сакраментальное: «Андрей, ты не прав!»[48 - Аллюзия к цитате Е. К. Лигачева «Борис, ты не прав!», прозвучавшей в 1988 г. в адрес Б. Н. Ельцина. В 1995 году римейки цитаты с разными адресатами имели широкое хождение.], поскольку погода явно склоняла к отсидке. Но шел только второй день на природе, и меня совсем не подмывало терять время. Поэтому миски моментально опустели, даже не успев толком остынуть, ненавистную палатку скатали в мокрый ком (который я с трудом пихнул в рюкзак), черный верный полиэтилен, врезав мне пару раз по морде, тоже очутился там же, и все тронулись.

Дождь медленно входил во вкус. Он дал нам спокойно позавтракать и не спеша посетить кусты, протерпел до середины сборов, но затем его терпение и мочевой пузырь треснули. Видимо, трещина прогрессировала. Воды прибывало.

Очень не хотелось терять высоту. Внимательно изучив карту, я сделал глубокомысленный вывод о том, что правый по ходу борт долины для нас предпочтительнее – уж не помню, из каких соображений. Вероятно, масштабы окружающего мира все еще не могли вместиться в мою систему ориентирования, и здоровенная чаша долины впереди не внушала мне пока должного пиетета. В самом деле, в долине этого невзрачного ручья плюс тех притоков Сывь-Ю, что маячили за водоразделом, спокойно умещались верховья Вишеры вплоть до Ниолса[49 - Удивительно, но это не преувеличение. Хоть от истока Вишеры до Ниолса порядка 30 км, хоть от устья Пальник-Ёля до поворота истока Сывь-Ю те же 30.], а я никак не мог это усвоить. Предпринятая авантюра характеризовалась новыми для меня единицами измерения расстояний, отличными от тех, к которым привык в теснинах Кавказа, центральной части Приполярного или на Северном Урале – сотнями километров[50 - На Северном Урале это тоже не редкость, чего стоит один Кваркуш. «Сотни», конечно, приплетены зря. Как говорится, тут я хватил немного лишку: читайте вместо «волка» – «мышку».]. Убогое воображение еще несколько дней пыталось вместить это понятие в себя, потом плюнуло и передало функции управления ногам и находящейся неподалеку душе. Странно – они справились.

Вдоль Обе-Иза

Так вот, очень не хотелось терять высоту, и мы двинулись по узкой полоске между откровенно густым лесом и откровенно крутыми осыпями. Так сказать, по границе леса. Положение ухудшалось некоторой смешанностью леса и курумников: то мысок пренеприятных, весьма мокрых кустов вздымался далеко вверх по склону, то, чаще, язык курумника глубоко прорезал зеленые насаждения. Дело осложнялось еще и тем, что Света, ужасно стеснявшаяся вчерашнего полета и терзаемая больной коленкой, более не желала повторения подобного и с непередаваемым упорством опиливала по зеленкам каждую встретившуюся россыпь. Сначала я ей сочувствовал и, по возможности, выбирал нитку движения так, чтобы минимально задевать камни. Затем, после двух-трех неизбежных в таком петлянии заруливаний в плотные заросли тальников (непередаваемо мокрых, охотно обдающих страшно холодной водой, хватающихся за ноги и целящихся хлесткими ветками в физиономию), настроение мое стало снижаться. Перигей наступил в тот момент, когда, оглянувшись после штурма очередной кущи, я обнаружил за собой только две унылые фигуры – Света уверенно обходила препятствие в двух сотнях метров выше по склону. Были ли там камни, это мне неведомо: нас там не было, мы перлись внизу, чтоб ей легче шагалось без курумки. Кроме того, она в результате слегка отстала, потом урвала совсем далеко наверх и осталась далеко позади. Дождь уже разошелся вовсю, лес давно миновали, и ветер гулял соответственный, а капюшон она элегантно откинула на спину – чтобы лучше видеть. «Бабушка, а зачем у тебя такие большие синие руки?..»

Помнится, я взбеленился не на шутку. Интересно, шел от меня пар или нет? Плохо быть руководом группы, включающей любимую жену, да еще и таким мягкосердечным. Однако, добравшись до нее – это заняло не так уж мало времени – и пользуясь тем, что нас, очевидно, никто не подслушивает, я, кажется, сказал все, что думал, и даже больше. Не знаю, насколько это было грозно, мерзко, убедительно или еще как, но цели я достиг – Света перестала изображать члена общества друзей менингита и надела капюшон[51 - А я был заботливый, оказывается. Сейчас даже не верится.]. Тактике своей она не изменила, но вскоре россыпи как-то убыли, лес исчез напрочь, а ветер… Ну, что еще надо ветру, кроме ровнейшей плешки, ни малейшей неровности – сквози себе! Он и сквозил.

Ко второму пересиду, когда уже собрались все вместе, моя душа сообщила, что вполне готова расстаться с телом, подвергающимся таким неприятным испытаниям. Попросив ее не торопиться, с надеждой в голосе, хриплом и каркающем, обратился к обществу с призывом: если общество сочтет необходимым, я, пожалуй, смогу развести костер из вон тех кустов… И вообще, можно тут остановится… Ответные взгляды не сулили добра. Не требовались никакие эмпатические способности, чтобы прочитать в них: завел?.. И много выразительных слов, обычно отображаемых в пристойных текстах многоточиями. Индифферентность окружающих меня убила. В самом деле, какая разница – идти дальше или пасть здесь? Я понял, что надо крепко задуматься.

Неподалеку из земли торчала характерно рукотворная башенка тура. Не знаю уж, что мне взбрело в голову, но, с трудом переставляя пудовые столбы мороженого мяса, в просторечье именуемые ногами, доковылял туда, тщательно осмотрел немые камни, ничего не нашел, затем зашел за ветер… Именно последнее нескромное действие и определенные характеристики определенных частей тела подсказали мне спасительную идею: хилять надо отсюда, как можно быстрее и как можно лесистее, и падать, если я не хочу, чтобы все, включая меня, так же посинели и скукожились, причем навсегда[52 - А мы нежные тогда были, оказывается. Сейчас даже не верится.]. Легочные и прочие заболевания, обильно высыпающие на фоне общего глубокого переохлаждения, оказались бы совершенно некстати. С тем, осененный глубокой мудростью, я и пошлепал назад.

Может показаться, что я преувеличиваю. Эко диво, замерзнуть до посинения летом, при плюсовой температуре под каким-то дождичком!.. Нет, к сожалению. Так холодно мне не было ни в одном зимнем походе[53 - Зимние походы вообще теплее летних. Но попробуйте объяснить это тем, кто не был ни в тех, ни в других! Я неоднократно и безрезультатно пытался.]. Все слои одежды спереди набрякли обжигающе холодной влагой. Капюшон пропитался водой[54 - Потому, что был брезентовый и изношенный. Никаких мембранных тканей еще не существовало.], и она неспешными струйками пробиралась за шиворот к изнывающей под тяжестью рюкзака спине. Рюкзак, между прочим, тоже имеет свойство намокать – надо как-нибудь поставить эксперимент, сколько килограммов воды может вобрать в себя среднестатистический рюкзак за несколько часов непрерывного поливания. Допустим, вещи – в гермомешках, но между ними можно свободно залить семь-восемь литров… Нет, бросим сей печальный счет. Всё равно, очень скоро про рюкзак я забыл, пожалуй, единственный раз за поход. Он перестал быть превалирующим фактором дикомфорта. Рук, вцепившихся в оттягивающий шею фотоаппарат, не чувствовал совсем, ног – почти. Меня трясло. Координация движений напрочь отсутствовала – и как это я нигде не грохнулся?

Возможно, мною овладел приступ непреодолимого эгоизма: в последних строках я ни слова не написал об остальных. Что таить, мне как-то было не до них. Я очень старался сначала держать курс на определенную, невесть как выбранную точку водораздела, потом выбрать дорогу подешевле вниз, к спасительному лесу, где ветру противостоят могучие стволы верных и к тому же легкогорючих друзей-деревьев, лихорадочно искал хоть какую-нибудь площадку поположе…[55 - В целом, совершенно правильное решение, кстати.] Впрочем, и кое-что кроме этого я тоже помню. Бзик Светы скоро прошел, она исправно пылила… что это я, булькала, конечно вслед за Леной. Та старалась не отставать сильно, но у нее получалось плохо, а у меня не оставалось уже сил злиться, я просто сбавлял темп и поджидал. Андрей мужественно замыкал убогую колонну, и до него у меня уже не доходили не уши, ни глаза.

Спускались по кратчайшей в выступающий из зеленой массы небольшой древесный массивчик, но пришлось корректировать курс – снова пошли осыпи, а ноги не держали, и падать не хотелось. Для общего оживления начал читать теорию правильного спуска по осыпям и обвалоопасным спускам, сопровождая науку лабораторным занятиями по выписыванию змейки на довольно безобидном склоне. «Змеить всегда, змеить везде до дней последних донца…» Правда, странно, что никто не обвалился. В лесу пошло попроще, и, наконец, неподалеку от обрыва, под которым явно пел ручей, перекрывая шум дождя, попалась довольно ровная полянка с пышной травой, обильно пропитанной дождем. Последнее обстоятельство отнесли к разряду мелочей, и бегом начали ставить лагерь. Какое – бегом! Как мне удалось расстегнуть рюкзак? Каким волшебным образом поставили палатку, моментом покрыли полиэтиленом и обвалили его края камнями – ведь руки совершенно не слушались! Штормовку расстегнул с таким трудом – можно попробовать на досуге, используя пару колхозных вил вместо кистей рук! Спирт, залитый в обледенелую заправочную горловину в нижней части черепа, прокатился внутрь дождевой водой, даже не зашумело. Спешно-спешно переоделись в сравнительно сухие вещи, выцарапанные из рюкзаков, и, стараясь не обвалить палатку, нырнули вместе в один спальник. Рюкзаки с трудом запинали под крылья полога, мокрую одежду оставили кто где. Впрочем, дождь уже умеривался, и кое-что я даже… повесил сушить. Наверное, спирт все же действовал.

Тепло и сон пришли примерно одновременно. Никаких неудобств от весьма тесного и теплого соседства, мне показалось, никто не испытывал.

Спали, собственно, недолго. Первым желанием общества после пробуждения было – жрать!!! Спиртное, оно, знаете ли, требует закуски, а закусить поначалу мы не удосужились. К счастью, догадались захватить в палатку сала, сухарей, фляжку с водой и чего-то сладкого. Я выполз из одного спальника, закутал нижнюю половину в другой и со вкусом принялся за раздачу слонов и материализацию духов. Ведь spiritus по-латыни, кажется, «дух» или что то в этом роде? Девчонки не пили, мы с Андрюшей хряпнули и со вкусом закусили. Вот теперь кры-сота, как говорил один тупой мышонок из «Кота Леопольда». Мне очень стыдно, но, кажется, трапезу я закончил последним, и сытости не ощущал, несмотря на талантливо затихаренные ложки сухого молока, не оцененного достойно остальными. Но холод и совесть перед давно насытившимся (или делающим вид?) обществом снова вогнали меня в спальник, на вторую сонную паузу.

Сон, говорят, универсальное лекарство. Если начинаешь засыпать и есть хоть малейшая возможность, надо дать организму эту маленькую поблажку. Он, организм, говорят, всегда знает, чего хочет, и всегда должен получать желанное. Ну, мы и дали. На всю катушку.

Дождь тем временем то ослабевал, то снова принимался хлестать полиэтилен прежним расходом. Думалось вяло, дремалось плохо – выспался. Согрелся. Где-то в нижней части тела пробудился к жизни вечно несвоевременный живчик, понужая к определенным физиологическим действиям. Живчик, он живучий. Его не сморить сном, не угробить усталостью, не растопить теплом спальника: раз зашевелился, надо двигаться. Улучил момент, когда крап по полиэтилену затих, вылез.

Небесное просветление

И правда, дождь перестал. В лесу обильно клубился морхлый, но плотный туман, омывая капающие водой стволы. Сейчас главное лбом в дерево не въехать: мало того – шишка будет, еще и окатит, как из ведра, вон сколько очень красивой воды замерло в ожидании на чистых, старательно отмытых лиственничных хвоинках… Такая хорошая вода, ну и что, что холодная, уже не страшно. Не как два часа назад.

Обошел палатку, уничтожил Байкалы в прогибах тента, заглянул под него – да, вот это рюкзачки, посреди-то луж… Рядом вперемешку штаны, носки, лифчики… Вытащил из общей кучи свое неимоверно скомканное и пропитанное жидкостью барахло, развесил на ближайших сучках. Даже если польет, мокрее не станет. Черт, фотоаппараты, закопанные вглубь рюкзака, все же подмокли. Хорошо, я его под тент не стал пихать, накрыл накидкой и с непостижимым упорством несколько минут пытался своими колхозными вилами обвязать репиком. Хорошо, оказывается, обвязал, накрепко.

Живчик не унимался, и я заозирался в поисках сухих дров. Ничего себе задачка… Где-то под откосом шумел ручей. Подошел, взглянул, и в голове зашумело пуще прежнего. Однако. По такому крутяку, даже если сухому и стрезва, навернуться нет ничто. А вот чуть пониже такие елочки симпатичные, редкость. Елка ведь даже очень мокрая горит без керосина, не лиственница какая-нибудь.

Потом я долго карабкался по откосу, сначала за сушинкой (ох, хороша!), потом за водой, а когда уже совсем навострился начать разжигать, наверху что-то изменилось. Лес пронзил глубокий свет, местами желтоватый, но большей частью насыщенно-розовый. Зрелище невероятное. Глубоко в небе произошла какая-то подвижка, и впервые после Печоры показался крошечный лоскуток синевы, такой яркой, неописуемо контрастирующей с мягкой розовой полянкой, желтыми бликами в росе и черной хвоей. Посветлело, и вот откуда-то с невозможных высот скупо брызнул золотой пучок света. Ошалело взирая на сию неземную картину, я даже не сразу сообразил ухватить слайдомет и благим матом призвать общество выползти, полюбоваться феерией. Общество вежливо отклонило мой призыв, предпочтя спальники.

Видение длилось недолго. Свет потускнел, краски подкисли, и я вернулся к костру. Развел, подвесил котелки и с удовольствием принялся за сушку вещей. Костер, лучший друг туриста, жрал дров немеряно, но сушил исправно. Все же живчик себя иногда оправдывает: одно дело, когда пользуешься источником тепла и сухости монопольно, и другое – когда жесткая конкуренция. Впрочем, откуда тут конкуренция, не Денежкин[56 - «Брызги первых дождей», первая повесть.] – шестнадцать рыл на один огонек…

Да, дождь перестал. Он не беспокоил нас за ужином, и после ужина, и ночью – разве что чуть-чуть. День отгорел, вылился без остатка, плавно перетек в ночь. Странно, но, несмотря на дневной пересып, спалось всем без проблем.

4 августа 1995 г., четверг

Подъем 8.35, клеили полиэтилен, с 9.10 готовили завтрак. Солнечно, по горизонту белесо.
10.40 сели завтракать. Затягивает.
12.21 – 13.00 – переправа – 13.05 – на сыпухе. Уклонились к западу по высоким травам и тальникам. Перешли вброд, отжались.
13.24 – 13.33. Подъем.
13.49 – 13.55. Продолжали подъем, вышли на плато.
14.05 – 14.23. Вверх через тальники, сидим на камне.
14.29 – 14.38. Миновали тальники, жуем сало.
15.10 – 15.33. Перешли не тот водораздел, оказались на западном плато Обе-Иза. Выскакивал в разведку на хребетик.
15.53 – 16.01. Прем на хребетик. Вышли почти на перевал.
16.08 – 16.36. Озерко в истоках Сывь-Ю. Пьем.
16.49 – 16.55. Перешли по-сухому исток Сывь-Ю, налили фляжку.