Брызги первых дождей. Невыдуманные истории

Потом поглядел на небо, горы и удовлетворенно молвил:

– А здорово мы всех … (обманули), ведь на сутки обогнали!..

В самом деле – те группы, что приехали с нами, пошли на Сольву через Всеволодо-Благодатское, а там только пешком, и два дня ходьбы, так что придут они только завтра к вечеру, а начальник, добрая душа, сократил нам путь на тридцать километров и, естественно, на сутки с лишним!..

– Здесь палатку поставите, снег пусть девочки мисками раскидают, а я пока дровами займусь, а то эти… приволокли же… Я еще понимаю, если б они лиственницу завалили, за сухую приняли, без иголок, но елка сырая она ж и не горит… – и кэп отпустил еще пару комплиментов дроворубам.– Пошли, перетащимся сюда.

– Вы руководитель? – подошел сбоку мужичок из КСО.– Пойдемте.

Руковод невозмутимо двинулся за ним, а мы потопали тащить народ и вещи на место нового бивака. Туристы представляли собой картину не первый сорт, здорово побила их дорога. Мы пошутили – сказали, что надо пройти еще пару километров и начали снимать со стены свои носки. Интересно было посмотреть на народ – кто недовольно, но беспрекословно, кто равнодушно, кто со стоном, кто чуть ли не с испугом…

Подошел кэп и тихо матюкнулся.

– Витек, доставай «носок», – КСОшники прикопались к срубленной елке и обещали составить акт в МКК[73 - Этого боялись! Реально! МКК имели вес, которого сейчас у них и близко нет.]. После вручения носка они успокоились.

Рюкзаки перенесли. Влад с компанией двинулся за дровами, поручив ставить палатку. Общими усилиями размели с полянки снежок, причем из девчонок двигалась только Лена, Таня делала вид, что двигалась, остальные и вида не делали. А раскиданная полянка выглядела так привлекательно, особенно сухой пятачок в ее серединке – такой, наверное, теплый, приятный, мягкий, уютный… Ирина стояла у кустов и тихо шаталась. Я стаскал рюкзаки в кучу, выбрав помягче, раскинул поверх пенку и сказал: падайте. девчонки повалились, на них бросили спальник – спите себе. Уснули, как убитые. Их прикрыли от ветра стенкой «Ермаков» и стали ждать, когда подсохнет полянка. Лениво сосали карамельки и отдыхали вовсю. Старое костровище Витька раскидал от снега, я огородил его невысоким заборчиком из валявшихся рядом камней.

Раздался рев мотора – на «Буране» подкатил КСОшник. Принесла нелегкая, подумал я, и зря. Он решил помочь нашим навозить дров, ибо в ближайших двух километрах все сушины уже выпластаны нашими предшественниками. Что это он так расщедрился, подумалось мне[74 - Так «носок» же! Кроме того, люди были людьми. Дети? Надо помочь. Не дети? Так люди же, надо помочь. Сейчас я просто обожаю заходить в поход из поселка Вёлс, где остались ещё советские люди, где без разговоров пускают обогреться в пожарный гараж, а то и переночевать в школу. Я люблю этот поселок и этих людей, спасибо им огромное за то, что помогают не до конца утратить веру в человечность человеков.].

Мнут через двадцать КСОшник вернулся, таща на буксире три лесины. Alarm! и зашумела пила.

Приехал сзади за КСОшником кэп, глянул на кучу рюкзаков, глянул под спальник, сказал недовольно: «Это что еще за?..» Выяснив ситуацию, разрешил – пусть лежат.

Напилили дрова, наготовили колышки и принялись ставить палатку. Колья в землю не шли, и растяжки зацепили за деревья и принесенные валуны. Ничего, быстро поставили, если учитывать, что все устали, и шевелиться людям не хотелось.

Костер горел, и что-то варилось, будоража пустые желудки запахом пищи. А проглотили ее так споро, что я уж и не помню, чего глотал…

Перед ужином кэп собрал комсомольское собрание, как он выразился, в шатре, лежа.

– Есть две возможности, – провозгласил он.– Либо завтра идут все, а дежурные, то есть проштрафившиеся, – он выразительно посмотрел на дровосеков, и общество гыгыкнуло, осожалев по-новому потерю «носка», – остаются в лагере. Либо завтра идет половина покрепче, послезавтра – все остальные.

Дружно проголосовали за второй вариант. Кэп подытожил: завтра идут Витя, Сергей, Затонский, Лена, Степан, Юля и Татьяна. «Была б погода», – подумали хором вышеозначенные.

К вечеру погода особо не испортилась, но на звезды потихоньку наволакивало подозрительные облака. Они были необычайно растянуты и истерзаны отрогами хребта, но высокая хмарь держалась устойчиво. Настроение было приподнятое, все слегка возбуждены предстоящим, шутили и смеялись по пустякам, потому что уже отлежались, отсиделись и отходились после долгого перехода, и силы бурлили.

На костре что-то сушилось и дымилось, идиллически пованивая и угрожая упасть в котелок. Котелок благоухал ужином – бурлившие силы требовали килокалорий. Некоторые личности, которым очень уж хотелось выспаться, полезли спать, не дожидаясь ужина, но большинство ходило вокруг костра или не слишком далеко около.

Ужин был вкусен и продолжителен. Выпили весь чай и хотели еще, но наиболее трезвые умы забеспокоились, кабы чего не произошло ночью непредвиденного, и погнали народ в палатку.

В палатке случился скромный инцидент. Эдик слегка задержался у костра (или где-то неподалеку), а Коля, лежавший в соседнем спальнике, начал активно воевать за территорию, дабы не тесно было спать, и так успешно, что Эдику осталось около десяти сантиметров жизненного пространства. Тот возмутился, но залезть не смог. Мы сжались так, что Костя выдохнул и не мог вдохнуть долго, а когда вдохнул, то просочившийся в спальник Эдик выдохнул. Так они и дышали, пока более-менее не установилось динамическое равновесие. При этом возник такой базар… Соседи не желали уступить лишние пять сантиметров с таким упорством, и все это под шуточку, со смешком, что даже я обиделся – воздержусь от серьезных комментариев. Витька вполне серьезно пообещал, что не скажет соседнему спальнику больше ни разу ни «доброе утро», ни «спокойной ночи», но и это не подействовало[75 - Какая страшная угроза, да? Мы, старше их на год-два, право, были о себе очень высокого мнения.]. Расшалились, …, не остановишь…

Ночью было происшествие. Божьим промыслом я проснулся от какого-то хлопка, и увидел, что лыжа, опора шатра, провалилась в дыру, где была привязана, и купол медленно падает, слегка вздымаемый порывами ветра. А дуло так, что по палатке бродили приличные сквозняки, и народу не хотелось вылезать. Я выскользнул из зажима Эдик-Костя и подпер палатку. На ребрах заиграл свежий воздух. Секунд через десять вылез опухший от неудачного соседства Славик[76 - Это черная зависть и похвала, на самом деле. Опух, значит, не спал, значит, девочка была согласна всю ночь прообниматься – разумеется, не более того.]. Проблему с дырой решили просто – одели на конец лыжи валенок и уперли в потолок. Когда, подрожав минуту, залезали в спальники, раздался могучий треск – сломался носок лыжи. но палатка устояла, сечение валенка не позволяло ему проникнуть в отверстие, и я, мысленно плюнув, уснул опять.

День 4. 26 марта 1988 г., суббота. Первое восхождение

Это был главный день, из-за которого мы полтора суток торчали в поезде, день шли, и еще сорок четыре километра предстояло преодолеть – до Всеволодки. В этот день мы должны получить вознаграждение за перенесенные трудности и сохранить воспоминание об этом хотя бы надолго, если не получится навсегда[77 - Вероятно, получилось. Тридцать лет это уже почти навсегда, ощущения в наличии. Первые походы все же запоминаются лучше, чем сто тридцатые.]. И я ждал, что впечатление будет огромно и невмещаемо, прекрасно и величественно. Помню свой первый поход на Усьву и чудесное чувство, которое долго хранил в себе, но в дальнейшем такого не повторялось, видимо привык или черств слегка стал, невменяем в определенной степени. А хотелось бы[78 - Первый поход на Усьву состоялся в 1986-м, описываемые события в 1988-м годах. Что за].

Собирались долговато. Руковод слегка нервничал. Вчера, когда уже улеглись все страсти, часам к одиннадцати ночи, вернулась сверху группа из Набережных Челнов, а ведь ушли они наверх часов после десяти. Кэп не хотел возвращаться затемно.

Мы с Витькой спросили – обязательно ли брать лыжи? Нет, сказал Влад, но я поеду вниз от Желтой Сопки, а вы, естественно, потопаете пешком. И черт с этим, дружно сказали мы и, скинув лыжные ботинки, напялили унты[79 - Балбесы, что еще сказать. Сейчас мне сложно представить, как можно отказаться от такого удовольствия – съехать вниз с горы по дороге, а значит, без крутых поворотов, торможений и падений, что характерно при спуске по протропленной в лесу лыжне. Кроме того, если ноги растут не совсем из задницы, на лыжах еще и быстрее в несколько раз.].

Подниматься, как вчера в двух словах объяснил кэп, предстояло следующим образом. Сначала на отрог Денежкина, Желтую Сопку, 852 м., потом по ней дойти до самого массива, и подъем до 1492 м. В длину – двенадцать километров в один конец. Если впереться туда с рюкзаками, это будет перевал категории 1А и, соответственно, кусочек горного похода первой категории сложности[80 - И от того, что без рюкзаков, сложность нисколько не меняется. 1А и 1А.]. Вообще, Влад не очень-то распространялся, что и как, видимо, считая, что ему виднее. Это мне не шибко нравилось, но я не протестовал, так как жираф действительно был длинней, в прямом и переносном смысле, и на Денежкин шел в восьмой раз[81 - Напомню, что речь о молодом человеке, только что отбывшем двухлетнюю изоляцию в Советской Армии, то есть все его 8 походов по Денежкину состоялись в школьные годы и перед службой.]. Больше, чем я – на Усьву.

Вышли. Влад со Славиком встали на лыжи и попэрли впереди. Таня со Степой было тоже, но они свои лыжи вскоре закопали в снег около дороги.

Шли ходко – еще бы, без рюкзаков и не так идти можно. Минут за пятьдесят дошли до подъема на сопку – как утверждал начальник, четыре километра. Мне показалось, что не больше трех[82 - Сейчас это очень легко проверить. Идем на любой ресурс с картами и космоснимками, находим Сольвинскую поляну, включаем линейку и видим, что до скал на Желтой Сопке ровно 4 километра. А что такое «до подъема» понять сложно, это может быть и два, и два с половиной, но точно не четыре. Видимо, 2.5, раз дальше «Сольвинский лес уже остался внизу». И все же не особо, видимо, «ходко» мы шли эти 50 минут.]. Потом кэп сказал: «Масса!», – заземлился и стал сосать бычок. Девушки питались снегом. Вокруг начинались красивые места – лес становился суровее и холоднее, и больше напоминал наш темный Западный Урал, чем лес вокруг Сольвы или по Кривинской дороге. Сольвинский лес уже остался внизу, а горделивый Уральский хребет, казалось, поднимается вместе с нами, становясь все выше и выше, взлетая над окружающей местностью. Небо над хребтом было невероятного густо-синего оттенка близкой грозы и быстро светлело выше отрогов до белесости туч. Еловые лапы покачивались на фоне этого великолепия от ветерка, пролетавшего поверх, но внизу было тихо. Настроение было подходящее: дайте мне точку опоры, и я Бог весть, чего натворю.

Подъем резко стал крутым. Влад со Славкой оставили лыжи, и все двинулись пешком, старательно толкаясь палками, которые кэп сказал взять с собой вместо ледорубов. Особо старательно толкался Сережа, и я приотстал слегка: ведь если зацепит, то это опасно…

Сопка желтела по мере возвышения. Вместе с этим, тайга переходила во что-то вроде тундровой растительности[83 - Нет, конечно. Просто выходили выше границы леса.]. Над желтой прошлогодней травой, цеплявшейся за желтый каменистый грунт, стлались деревья, напоминавшие по форме костер, в которой с силой дуют сверху. У прямостоящих деревьев макушки притупились, как обрубленные – тонкие хлыстики здесь не котируются, ветром снесет. А ветер потихоньку крепчал, и когда мы из «тундры» перешли в пояс арктической пустыни, где уже не росло ничего, задул сильно, подгоняя нас сзади[84 - То есть вышли на курумник, обычный немного заснеженный курумник. «Арктическая пустыня», да уж.]. Хорошо, что не спереди.

Выходим из лесу на Желтую Сопку

Вышли на вершину сопки, полюбовались назад. Море леса без единого просвета до самого хребта, и единственный прогал – Сольвинская поляна, да еще дорога, по которой мы шли, изредка проблескивает сквозь деревья[85 - Сейчас повырублено все вокруг заповедника, да и сам заповедник серьезно выгорел в 2010 году. От туристов его охраняют замечательно, не прорваться, штрафы и все такое, но против чего-то серьезного серьезные охранники, как обычно, бессильны.]. Красота! С сопки видны небольшие горы, мимо которых мы ехали и шли от Крива, а на самой макушке – маленькая черная будочка, автоматический метеорологический пост. Витька все интересовался, где же радиотрансляционная станция, про которую написано в Детской энциклопедии, но, видимо, составлявшие ее слегка перехвалили достоинства массива Денежкин Камень. РТС мы так и не видели.

Руковод сразу спрятал группу от ветра за гребешок сопки, где были небольшие ровные плато, и группа сразу же начала растягиваться. Таня подкисала, Юля, рядом с которой мужественно, но бесполезно, шел Степа, отставала. Меня все время в этом отношении удивляла Лена: по сравнению с другими девчонками она просто железная[86 - А уж как она меня удивляла в ежегодном летнем лагере, куда бесплатно выезжал ГКШ, на прополке рапса и картошки, где все валились, а она полола себе внаклон от начала и до обеда…]. Никогда ни жалоб, ни стона, и якорем не виснет, да еще фотоаппаратом щелкать по дороге успевает.[87 - Фотографий за этот поход было безобразно мало на мой теперешний взгляд – 59 полуформатных (то есть 24?18 мм) фотографий Сергея с двух пленок и 31 фотография Лены. Пленка вмещала 36 кадров, если полуформатных, то 72. Но снимать в походе это отдельное искусство, которым никто из нас не владел тогда, да и пленок брали мало. В последние походы я сам брал чуть больше пленки в день, например, 35 пленок на 30 дней, и этого казалось очень много. Теперь цифровые фотки приносят тысячами с очень непродолжительных походов.] А не такое уж это простое дело – пока прицелишься, пока снимешь, пока то да се – группа ушла метров на двадцать, а ведь ее догонять надо. А уж если кинокамерой жужжать…

На Желтой Сопке: впереди Денежкин камень

Сопка кончилась. Впереди был спуск метров на сто в каменистый подлесок, таёжку, а за ней – сам Денежкин. Отсюда он напоминал что-то вроде седла в профиль, а сбоку из седла торчало конусообразное возвышение метров 200 высотой. Шеф объявил, что мы обойдем конус по траверсу справа, где поменьше снега и не дует, а потом по левой половине седла подымемся наверх – на плато. Ну ладно, так дак так.

Подъем из таёжки был каменист и крут в меру, градусов до двадцати. Пошли камешки размером с голову и больше; вроде бы лежали они нормально, вполне устойчиво, но так, пошевеливалась извилина, что не особенно будет приятно, если одна такая голова вдруг прыгнет из-под ноги в сторону.

Дошли до «конуса» и остановились у скалы высотой метров 20, отвесно спадающей вниз. Посидели – здесь не дуло.

– Тут уж фигня осталась, километра два-три, – сказал Влад. Мы слегка возликовали (оказалось, зря). Кэп решил оставить у скалы (в дольмене, как я его совершенно неправильно назвал) рюкзак с продуктами. Степан, тащивший его, активно приветствовал такое решение.

Дальше перед нами лежало белое, матово поблескивающее поле с едва заметными вмятинками следов предыдущей группы, с наклоном градусов 30 вбок. Фирн. Руковод показал, как надо зарубаться, если поедешь, – поднять палку одной рукой повыше, другой схватить ее поближе к основанию, к кольцу, и воткнуть в снег посильнее, если получится. А не получится, добавил я мысленно, оценив взглядом склон, – аминь[88 - Кстати, эта точка зрения у меня и по сей день не поменялась. Разве что с группами новичков все же было бы разумно самозадержание отработать, а не просто объяснить, и до похода, а не вывалившись на склон. 30 градусов там вряд ли было, конечно, но фирн в конце марта, это и в самом деле довольно скользкая штука. Особенно в наших тогдашних болоньевых курточках и штанишках.].

Слева от нас стеной стоял гребень массива, мы шли вдоль него. Справа внизу была котловина речушки Супрей, питающейся водосбором с Денежкина. Котловина была засыпана снегом, и только большие камни и четкий абрис русла выделялись ясно. Впереди и сзади были фирны, а примерно в километре впереди начинался подъем на край супрейской котловины – бело-серый склон метров 400 высотой[89 - Не более 300, судя по современным картам. Но тоже немало.]. Туда предстояло лезть. Вокруг кроме нас не было никого, совершенное безмолвие и тишь – ветер в котловину не пробирался. Если Желтая сопка местами напоминала марсианское плато, то здесь была арктическая пустыня, холодная и лютая в своем белом саване с остриями бурых камней, которые ниже по склону, метров 300[90 - Не более 100, судя по ним же.], казалось, только и ждали, пока неосторожный турист, набрав приличную скорость, съедет к ним, и ужо позабавится хищная пасть склона, перемалывая поскользнувшегося…

Первым поскользнулся Витька. Он зарубился, но взялся за палку не у кольца, а выше, и палка согнулась[91 - Говорю же: с толпой новичков надо именно отрабатывать приемы. Мы-то еще считались опытными, по сравнению с остальными…]. Кто-то вздрогнул молча, но большинство, особенно девчонки, закричали, завизжали – «Зарубайся!!»

– Спокойно! – рыкнул он в ответ и, потормаживая в меру возможности, выехал на камни, уперся ногами[92 - Явно не триста метров до них было.].

Вот странные люди – неужели они думали, что он не знает, нужно ли зарубаться? Зачем же, спрашивается, орать так, что уши закладывает[93 - А что же еще делать??? Молча смотреть?]? Или это – моральная помощь?

Витька вылез и казался спокойным, значительно спокойнее окружающих. Двинулись дальше, поднимаясь в лоб.

Для девушек цветочки кончились, пошли ягодки. Татьяна постанывала, но шла, поскальзываясь так, что я, идя следом, старался покрепче втыкать палку на траектории ее предполагаемого движения вниз, ибо надеяться на то, что я смогу удержать ее обычными методами, например, за шиворот, если она покатится, было весьма наивно. Юльку вел Степа, но, поскольку она не шла, а он не знал, как посодействовать ускорению, двигались они очень медленно. Влад останавливался, поджидал их, замыкающих, и, не давая отдохнуть, топал дальше, а они отставали все сильнее.

Котловина кончалась, впереди уже маячил гребень, и воодушевленная сим Татьяна поскакала прытко. Кэп послал Витьку потащить немного Юлю. Он сходил и вскоре догнал нас со словами: «А они не хотят». Ни себе чего, подумал я и затормозил. После недолгих препирательств ухватил Юльку за руку и стал изображать трактор. Не скажу, чтоб это было веселое занятие[94 - Но, к моему теперешнему удивлению, эффективное – видимо, дело было все ж не в hardware, а в software пациента, и помощь нужна была больше показательная. Иначе буксир за руку по курумке, перемежающейся снегом, кончился бы травмами. Впрочем, вознаграждение за сей подвиг я вскоре получил, как описано далее, и тогда считал его вполне достаточным, и радовался, как ребенок. Кем и был.], ибо ей все время хотелось сесть и посидеть, а мы уже вышли на верхнее плато, и ветер стал порядка 25 м/с – на нем безо всякого опасения можно было лежать спиной или грудью. Дул он сбоку, ладно, что не спереди; идти было трудно. Слава, наивная душа, при подходе к краю плато снизу уже считал метры – 1300, 1400, 1450[95 - Реально было – 850, 900, 950…]… А оказалось, что еще пилить и пилить, вершина маячила впереди. Плато было ровное, устланное небольшими плоскими камнями, по которым двигаться было не слишком удобно. Растительности не было совершенно – в самом деле, какая трава может удержаться на камнях под таким – 60 км/ч – ветрищем?

С меня усталость как ветром сдуло, идти стало даже приятно. Вокруг было что-то этакое, необычное, почти фантастическое – после арктической пустыни[96 - Далось же мне это сравнение.] супрейской котловины, после тундр Желтой сопки началась пустошь такая, какую не охарактеризовать односложно. Плато было ровное и длинное, метров 500, за ним была вершина. Оно было покрыто камнями разного калибра – от крупных, рядом с котловиной, до почти что галечного размера в середине. Над камнями безраздельно властвовал ветер, и могучая гора, повинуясь ему, не смела обрасти даже скромненькой травкой. Туристы же, не подчиняясь ветру, как ни сезон, приходили сюда табунами, но гора не хранила их следов, во всяком случае, видимых, и в безлюдье, царившем на ней в этот момент, казалось, что мы единственные, первые и неповторимые, и вообще все это относится к Земле постольку-поскольку, а принадлежит чему-то не нашему, внеземному…

Однако красоты природы в тот момент интересовали меня в небольшой степени. Хотя я, естественно, не пропускал мимо глаз ничего, и душа радовалась спокойному великолепию, рядом плелась нога за ногу девушка, которой все казалось, что не то она от ветра взлетит, не то что-нибудь отдельно отлетит, и юноша, который, как ни странно, внезапно присмирел до неузнаваемости. Юльке хотелось сесть и отдохнуть, а этого, конечно, делать было ни в коем разе нельзя. Степа шел сзади.

Мы приплелись к вершине в полном удивлении. Мрачный уступ был безлюден – где же наши, все, кроме нас и Сергея, уже значительно удалившиеся вперед? Тихо как-то тут, безжизненно…