– Серьезностью следствия. Ваш клиент, возможно, располагает информацией чрезвычайно важной для этого дела. И мы надеемся на его содействие. Я обещаю, что не буду требовать от него сведений, которые могли бы его инкриминировать. Пока. Вопросы будут касаться его родственницы. И даже не ее самой, а ее знакомых. Надеюсь, он не захочет скрывать улики и быть арестованным за сообщничество. Повторяю, что дело очень серьезное.
– Вы предлагаете сделку? Тогда это не должен быть арест, только добровольное собеседование без аудиозаписи. И никаких вопросов о телесном повреждении полицейского при исполнении, пока он не арестован за это.
– Вы знаете практику подобных случаев лучше меня.
– Тогда позвольте мне еще раз переговорить с ним. И пусть переводчик останется.
Том кивнул и вышел, а Лямский вошел и сел на стул, недоверчиво косясь на меня из-под кудрей. Если бы адвокат знал, как я увязла в этом деле, он бы потребовал другого переводчика. Я должна следовать этике и переводить без предвзятости. Ах, как это будет трудно! Ну, ничего! Что у меня при этом творится в голове, никого не касается.
– Полицейские сказали, что вас можно арестовать за то, что вы одного из них ударили.
– Не бил я никого, – голос был молодой и тревожный.
– Вы ударили дверью…
– Я закрыл дверь. А она сама влезла.
– Офицер Даррелл даст письменные показания, а они в суде обычно имеют большой вес. Вы уверены, что это был просто несчастный случай?
– Был.
– А зачем вы полезли в окно? От полиции убегать нельзя.
– А я не знал, что это полиция. Они были не в форме.
– Она показывала вам удостоверение?
– А я не знал, что оно настоящее. Я вам каких угодно удостоверений купить могу.
– Вам лучше не произносить вслух таких вещей. Я вас об этом спрашиваю, потому что следователи вам зададут точно такие же вопросы. Итак, зачем вы убегали?
– А если меня убивать пришли?
– Кто бы пришел вас убивать?
– Мало ли…
Я переводила, а парень, постоянно сбиваясь на ломаный английский, все время сбалтывал лишнее, спохватывался и все больше мрачнел. Наконец адвокат выложил ему условия сделки с полицией и спросил:
– Как вы думаете, зачем они спросят про вашу сестру и какой ее знакомый им понадобился? Мне надо знать, чтобы дать вам правильный совет – отвечать на их вопросы или не стоит. Это для вашей защиты.
– Лариска дела крутит. У нее много знакомых.
– Расскажите мне, какие дела?
– Я толком не знаю.
– Это хорошо.
– Знаю, что она сама ничего такого не делает. Она фотомоделью работает. Позирует фотографу, чаще всего – на берегу. А вот мужик ее что-то делает. Не хочу я про нее говорить. Загребут ее, а мне пропадать…
– Вы живете на ее средства? А сами не работаете?
– Работаю за четверых.
Я сначала подумала, что это он в фигуральном смысле так выразился и перевела соответственно. Но он сам меня поправил.
– Нет, нет. Я и вправду работаю за четверых.
– Как это?
– Четверо там числятся в разных местах. А я за них хожу и отмечаюсь.
– Где?
– В полиции.
– Что?
– Ну не в полиции, а как это… ну… Пробация.
Он кое-как рассказал мне. Ну наши дают! Нарочно не придумаешь. Я поняла и объяснила адвокату:
– Четыре человека вместо срока отбывают постановление суда в службе по надзору… ну, исправительным трудом. Бесплатным. Только сами они это не делают, а посылают вашего клиента. Он приходит туда раз в неделю за каждого, отмечается, отрабатывает то мусорщиком, то уборщиком, то садовником, а сами осужденные ему за это платят наркотиками. Он наркоман. Сестра его содержит, но наличку не дает.
– Это невозможно. Там нужно паспорт показывать.
– А у него их хватает. Ему сделали. Причем очень хорошо. По крайней мере, в пробации особо не приглядываются. И места разные, хоть и все в районе Рамсгейта.
– С ума сойти! Боюсь, вам нельзя отвечать на вопросы полиции. Если вас за это арестуют, то осудят и посадят. Фальсификация и подлог здесь рассматриваются очень серьезно.
– А если они сами теперь докопаются?
– Если им нужны только друзья вашей сестры, то могут и не зацепить вас, – он подумал и спросил: – А те, за кого вы работаете, они и есть знакомые вашей сестры?
– Да, но им нужен другой.
– Что вы сказали?
– Я знаю, за кем они пришли. Он меня не нанимал. Так, поручал только иногда всякую мелочь. Но он хуже их всех. Он убийца. Он человека убил у меня на глазах.
Случай 17. Купи-продай
Снова подошло время полуночи. Это был очень нелегкий вечер. Беседа с адвокатом отняла почти два часа. Когда я вышла из комнаты, Том жадно впился в меня глазами. Я отвернулась. Проклятая конфиденциальность. Но он не спросит. А я сама тоже не скажу. Нельзя. На часах было десять вечера, когда мы наконец начали беседу с Александром Лямским. Адвокат натаскал его так, что тот отвечал на одни вопросы, но отказывался комментировать в ответ на другие. За время собеседования он дважды требовал остановить интервью для дальнейшей консультации с юристом, и таково было его право. Пересказывать все собеседование не хватит целой главы. Но был там один кусок, который стоит передать в деталях:
– Александр, у вашей сестры есть бойфренд?
– Теперь нет. Они расстались год назад.