Сон в летнюю ночь

– Отставить, – мрачно и веско оборвал Степаныч, – к делу ближе.

Гегемон обиженно сомкнул губы в тонкую щель и еле слышно заметил:

– Вообще-то, нас никто не предупреждал, что будет представитель из центра.

– Сомневаешься в моих полномочиях? – удивлённо взглянул на него представитель, а потом неожиданно гаркнул, – а?!

– Что вы, Виктор Степанович! – отпрянул от стола гегемон и вытянулся в струнку, – как так можно! Как я могу сомневаться в ваших полномочиях?

– Ну вот. Так-то. А то я уж… кстати, можешь называть меня просто Степаныч, – милостиво разрешил он, – так мне привычнее… – гегемон угодливо улыбнулся, и Степаныч поторопил его, – начинай, что у тебя там по плану?

И укрощённый гегемон слегка дрожащим голосом предложил посмотреть видео по глобальному преображению, произведённому в прошлую пятницу.

– Валяй.

– Между прочим, нашими коллегами преображение оценено в восемь баллов, – явно подлизываясь, проворковал гегемон, – результат неплохой, впрочем, э-э-э… Степаныч… судите сами.

С этими словами он подвигал мышкой и развернул компьютер так, чтобы присутствующие могли видеть на экране растрёпанную девушку, сидящую на стуле в длинном закрытом сером платье.

– Сестры, – сказала она с экрана хриплым голосом, – опомнитесь! Грядёт время, когда чаша ваших грехов переполнится, и души ваши отправятся в мерзкое место, где злой дух назначит вам испытание тяжкое. Призываю вас взирать на Марию, образец святости и чистоты! Призываю идти путём благости Божьей! Призываю к смирению, к признанию своей малости перед мужским родом! Всею душою моею, до последнего моего часа буду верно исполнять обязанности по отношению к мужу моему, на мя уложенные…

– Останови видео, – вдруг снова раздался недовольный сиплый голос, и гегемон испуганно клацнул кнопкой.

– А почему у неё один глаз всё время подмигивает?

Гегемон умоляюще взглянул на вредное начальство и осторожно пояснил:

– Возможно, побочное действие…

– Ай-я-яй… а может, девица-то твоя попросту прикидывается?

Пухлое лицо гегемона задвигалось, ища подходящее выражение. Румянец заиграл ярче. Наконец там установилось выражение преданности, а из неуверенного, чуть перекошенного рта раздался такой сладкий голос, словно его производитель переел варенья:

– За год нашей деятельности ещё не было ни одного случая возврата или хотя-бы недовольства со стороны заказчиков. Есть, конечно, небольшие недоработки, как в данном случае. Но поверьте, на подлинном качестве товара это никак не отражается…

– Стоп, – прервал его Степаныч, прищурившись, – что-то мне подсказывает, что в прошлом ты работал завхозом.

Щёки Аркадия Васильевича запылали жарким огнём, и он застенчиво пробормотал что-то про интенданскую часть женской тюрьмы.

Степаныч живо развернулся к сидящему рядом Дмитрию Аркадьевичу и радостно, по-приятельски, словно, кроме них двоих в комнате больше никого не было, поделился с ним:

– Теперь ты понял, почему он всё про товар, да про возврат? Вот перец! Ещё бы про усушку и утруску вспомнил!

Не дожидаясь ответа от похолодевшего от страха Дмитрия Аркадьевича, снова развернулся к гегемону и громко произнёс, чеканя каждое слово:

– Заруби себе на носу, что личность этого, как ты выражаешься, товара, не так проста, как тебе хочется.

У гегемона подозрительно задёргался подбородок, и всё же он позволил себе возразить слабым голосом:

– Какая там личность… все эти загадочные женские личности всего лишь миф, который создали сами же женщины и навязали его доверчивым мужикам.

– Отменная дурость! – рявкнул Степаныч, – а если ты и в самом деле считаешь, что любую бабу можно просчитать и укротить, то ты… – не найдя сразу подходящего слова, он выставил перед собой указательный палец и принялся крутить им в воздухе.

«Дурак», – особенно не напрягаясь, мысленно закончил за него Дмитрий Аркадьевич. Он глядел на унижения гегемона и отчего-то тихо злорадствовал.

– …то ты не понимаешь, что вместо новой особы создаёшь психологическую матрёшку с вложенными в неё разными личностями, – закончил Степаныч и строго обвёл глазами каждого. Затем он в некотором раздумье почесал у себя за ухом и задал вопрос притихшей аудитории:

– А теперь подумаем все вместе, отчего же эта девица подмигивает?

Все, включая гегемона и слегка озадаченного Лёни, взглянули на монитор, где на них по-прежнему смотрела застывшая девушка.

Посмотрел и Дмитрий Аркадьевич. Странно, но в выражении лица девушки, несмотря на некоторую долю скорби, и в самом деле затаилось что-то неуловимо издевательское. И пока Дмитрий Аркадьевич смотрел, пытаясь разгадать, в чём тут фокус, в его сознании вдруг начал проклёвываться маленький неуверенный росточек догадки. И чем дольше он смотрел на монитор, тем настойчивее этот хилый росток пробивал себе путь. За доли секунды он успел прорасти, увеличиться в размере, превратиться в дерево с пышными цветами, и наконец, увенчаться плодами… И вот в этих-то плодах как раз и заключалось то необъяснимое, то волнующее, то таинственное превосходство женщин, которое они приобрели за своё тысячелетнее рабство.

«О чём я думаю», – ужаснулся он, но было уже слишком поздно – крамольные мысли хлынули из него, как из лопнувшего шланга, а вся доктрина Новой Инквизиции начала радостно и ликующе трещать по швам. Чтобы вернуться к благочестивости, он больно ущипнул себя за запястье… а потом всё щипал и щипал себя, за этим занятием и застал его гегемон.

– Дмитрий Аркадьевич! Да что с вами! Дмитрий Аркадьевич!

– Что? – пришёл в себя Дмитрий и потрясённо посмотрел на гегемона.

– Идите, приведите Непочтительную! – прошипел тот и махнул рукой в сторону двери, – а ты, – обратился он к Леониду, – звони заказчику, как там его… Николаю Петровичу. Пусть подъедет через час, думаю, управимся.

Не произнеся ни слова, Дмитрий вышел из кабинета, добрался по бесшумному ковру до композиции из пузатого кресла, столика и компьютера, прошёл через арку в столовую и остановился перед замаскированной дверью, ведущей в гостиную.

А между тем, девушка, томящаяся в зале, уже вся извелась. Она прислушивалась к открывающейся входной двери, к вкрадчивым шагам по коридору, к голосам, доносящимся до неё время от времени из другой комнаты…

Но сюрприз, сюрприз… Она с нетерпением ждала этого обещанного сюрприза! Лёнечка привёз её сюда, посадил на этот диван и с очаровательной гримаской шепнул на ушко, что её ждёт какое-то сногшибательное, какое-то глобальное преображение! Милый парень, она промечтала о нём весь вчерашний вечер! В её вчерашних мечтах он был отважным и прекрасным принцем, спасающим её от убожества жизни. И конечно, она готова была сейчас сидеть хоть вечность, ожидая, когда её поведут к куче всяких стилистов, которые займутся её новым образом…

Неожиданно девушка громко ойкнула. Задумавшись, она не заметила, как к ней подошёл высокий солидный мужчина.

– Деточка, пройдёмте со мной, Леонид ждёт Вас.

– А где же он сам? – нервно поправила подол девушка, – такой загадочный…

– Пройдёмте, деточка, – повторил приглашение Дмитрий Аркадьевич, приглашая её жестом за собой, – воспользоваться ванной можете здесь, деточка, – он провёл её в комнатку, в которой раздавалась тихая музыка. Девушка нерешительно прошла туда и словно очутилась внутри затейливой вещицы, в которой каждый предмет сверкал и поблескивал, а сама она тут же стала похожа на хрупкую статуэтку, двигающуюся под старинную надтреснутую музыку заводной шкатулки. Сполоснув руки над раковиной, действительно по форме напоминающую морскую раковину перламутрового оттенка, она поискала глазами полотенце и вдруг вскрикнула – над ванной она увидела висящую вниз головой женщину, кровь стекала вниз… брр-р… Это была картина, выложенная из кафеля.

– Современное искусство, знаете ли, – пробормотал Дмитрий Аркадьевич.

– А-а-а! – силилась улыбнуться девушка побелевшими губами, – Лёнечка говорил ведь, что увлекается искусством… – она, поёживаясь, пошла за своим провожатым, стараясь принять беззаботный вид, но за спиной у себя услышала вздох, полный страдания и смертной тоски. Или это ей просто померещилось….

Они зашли в какую-то комнату. Девушка увидела большой овальный стол, сервированный на шесть персон, за которым пока сидело трое – её ухажёр Лёнечка, какой-то грубоватый мужлан в несвежей рубашке и наконец, старый брюзгливый толстячок.

«Что за хрыч, папаша, что ли? – девушка была разочарована, – а где же стилисты?»

Лёнечка посмотрел на неё странным долгим взглядом и отвернулся.

Сопровождающий мужчина молча подвёл её к столу, церемонно отодвинул стул и усадил напротив типа в галстуке.

Предполагаемый папаша молча оглядел её придирчивым взглядом, затем поднялся, зажег высокую пирамидальную свечу и поставил ее в центре стола. Лёнечка тут же подскочил и погасил большой свет, исходящий из прозрачных лепестков люстры. Теперь комната освещалась только пламенем свечи, отчего девушка вообразила себя мошкой, кружащей вокруг опасного пламени этой свечи.