Тиоли. Огонь души

***

Секунда.

Две.

Вдох. Выдох.

Я хватала ртом воздух, не в силах надышаться.

Что?

Нет. Нет. Нет… Нет!

Не может быть!

Еще секунду назад я умирала в реке, чувствуя на себе гнев дочери клана Ганъён и жесткие объятия свирепой реки, а теперь…

Моргнув несколько раз, я заставила себя осмотреться. Надо мной темнел перечерченный полосами света белый казенный потолок. Белый. С трещиной на штукатурке. Привычный. И такой чужой.

Неужели?..

Хотелось приподняться и оглядеться, но тело не слушалось.

Паралич?

Поборов испуг, я принялась рассуждать, раз только мой мозг был способен сейчас хоть что-то делать.

Прислушиваясь к себе, к своему телу и доверившись интуиции, я предположила самое простое и логичное: мышцы просто атрофировались.

Интересно, сколько же я валяюсь здесь, на больничной койке, – а это именно она, без сомнения! – что мое тело перестало подчиняться. Мои знания по медицине ограничивались пониманием разницы между общеизвестными болячками, а вот с авариями раньше я дел не имела.

Внешний осмотр – насколько он был мне доступен – не подсказал мне каких-то ответов: мои руки и ноги спокойно лежали под тонким одеялом, голову не перехватывали бинты.

Как странно…

Сколько же я провалялась в коме?

Самый простой способ это узнать – дождаться утреннего обхода. Должен же он здесь быть, ведь так? А там все как-нибудь само собой объясниться.

Свыкнувшись с этой мыслью и приготовившись ждать, я вздохнула и закрыла глаза.

Ждать не просто. Но это простое и легкое действие. Куда тяжелее заставить себя не думать, подавлять эмоции.

Если бы родители увидели меня, то обрадовались. Без сомнений. И не поверили, что я вовсе не рада возвращению. Даже себе было сложно объяснить и оправдать те грусть, обиду и тоску, что наполняли меня изнутри. Никакой радости я не испытывала. Я успела привыкнуть к мысли, что назад не попаду. Хотела, но не верила. А после встречи с драконом и хотеть перестала.

Подумав о Дже Хёне, я едва не взвыла, так сильно и отчаянно все внутри меня сжалось от тоски и боли. Неужели? Приснилось? Все это мне только приснилось?

Все так же лежа на койке и имея возможность только моргать, я вновь думала, силой воли вытесняя отчаяние из груди.

Та жизнь не может быть сном. Просто не может! Так не бывает. Даже если я провалялась все это время в коме, – больше одного дня, видимо – то ни при каких условиях мои сны не могли быть такими красочными, четкими и… Настоящими. Так не бывает. Так не должно быть!

А раз мои выводы верны, то значит, все это время моя душа была выбита из родного тела и обитала в чужом.

Тиоли!

Я едва не застонала.

Как же так? Что стало с девушкой? Ей вернулась родная душа? Или, может, она умерла? А если жива, то Дже Хён остался с ней?

Вопросы терзали, будто стая ворон кружила над постелью.

Мне нужно выйти отсюда. Нужно все разузнать. Нужно выяснить о кланах.

«Ты не сможешь вернуться, – подсказал скептик внутри меня. – Ты везучая, но не на столько. Это магия! Если все произошло на самом деле, то тебе просто не справиться с этим. Тебе не помогут. Даже если ты выяснишь о кланах, даже если они существуют, даже если ты разыщешь кого-то из них, вряд ли эти люди станут помогать. А вероятнее всего, что ты ничего и ни от кого не получишь. Никак не возможно, чтобы сейчас и в современном мире бок о бок с людьми обитают люди, владеющие магией».

«А еще… – продолжил голос. – Кто тебе сказал, что в том мире тебя ждут?»

Жаль, что нет возможности перевернуться на живот, чтобы, обняв себя за плечи, долго лежать и стараться заглушить дикие удары сердца. Слезы потекли сами собой, пересекая пылающие щеки и щекоча шею.

Боль. Красный туман боли.

Я закрыла глаза и заставила себя не дрожать.

***

Как много отмерено каждому из нас?.. Боли. Страданий. Терзаний. Злости. Отчаяния. И только потом любви.

Первые несколько дней, когда я лежала в сознании на узкой больничной койке, превратились в черную дыру. Эта дыра росла и заполняла каждый клочок моего искалеченного, но еще как-то сопротивляющегося тела. Тело вообще оказалось самым разумным из нас двоих. Оно боролось и за меня, и за саму жизнь, не давая той уходить.

Моя душа была разбита и не трепыхалась в центре черной дыры. Остались только мысли и глубокая пропасть отчаяния.

Иногда приходила мама. Выговаривала, что нужно быстрее поправляться, возвращаться домой и снова идти в школу, если не хочу остаться на второй год.

Странная смешная женщина… Она правда верила в то, что учеба была самым главным в тот момент?

Если бы я могла тогда вырваться на минуту из черной горечи переживаний, то подумала бы, скорее всего, что слишком повзрослела и уже совсем иначе смотрю на многое. Проблемы с учебой? Оценки? Успеваемость? Пропущенный материал? Разве ж это проблемы? Из-за них положено трястись и не спать ночами? Из-за вот такой мелочи?

От учебы и проблем с нею связанных еще никто не умирал, а страдания из-за учителей и не выученных уроков – глупость, которую понимаешь с возрастом.

У подростков много причин ополчиться против мира, переживать из-за чего-то, и даже мелочь они считают настолько громадной, что не в силах справиться с нею.

Если бы я тогда могла, то лишь посмеялась бы над словами мамы. Самая большая проблема – смерть, а все остальное можно занести в список мелочей!

Но лежа в больничной палате, я не могла думать. И спать. И есть. Просто лежала и пыталась не существовать, чтобы не испытывать боль.

Папа тоже приходил, так часто, как только мог. Он садился рядом и рассказывал мне о своем дне. И удивительно, но мне становилось чуть легче.

После меня выписали, отец забрал меня в свою квартиру, потому что я захотела жить отдельно от мамы. Я постепенно привыкала к старой жизни, старалась влиться в ритм, но, когда твое сердце слабо бьется совсем в другом мире, тяжело просто жить. Окончание школы и поступление в универ прошла ради отца, чтобы он чувствовал себя спокойнее. Я вообще старалась чаще улыбаться ему, пытаясь быть искренней и счастливой. Но только это трудно.