Голос из прошлого

Пара снова вернулась на дорогу и побрела вперед в полной тишине. Через некоторое время перед ними забрезжил просвет в деревьях. Собрав последние силы, они ускорили шаг, но через миг поняли, что цели не достигли. Они снова стояли у озера, только на этот раз – у самого замка, откуда несколько часов назад сбежали на машине.

Дождь кончился, ветер очистил небо. На бренный мир с него взирала горделивая полная Луна. Обычно желтая, сегодня она была почти красной. Звезды пугливо перемигивались, словно боясь ее – хозяйку ночного неба.

– Я схожу с ума, этого не может быть, – простонала обессиленная Катя.

– Нужно дождаться утра. Утром все вернется на свои места, все станет нормально, – обнял ее Кир. Он почувствовал неудержимую дрожь в ее теле. – Пойдем внутрь, там хотя бы ветра нет. Тебе нужно отдохнуть.

Главный холл на первом этаже встретил их темнотой, тишиной и дикими необузданными сквозняками. В попытках найти непродуваемый угол, Кирилл снова обшарил первый этаж. И когда надежда на успех уже растаяла, в углу одной из комнат, освещенных Луной, он заметил ступени, ведущие вниз. Кир бегло осветил подземную комнату тусклым светом фонаря: низкий потолок, развалившаяся от старости мебель. Но самое главное – здесь было сухо и не было сквозняков. Он вернулся за Катей и помог ей, почти потерявшей сознание, спуститься вниз по лестнице.

– Сейчас, сейчас, – шептал он, устраивая ее в самом дальнем углу комнаты – подальше от входа.

Вещи были все еще мокрые, но отсутствие ветра сделало свое дело – они не согрелись, но перестали так сильно мерзнуть, как мерзли снаружи под его порывами.

Фонарик скакал по кривым, грубо сложенным стенам, выхватывая из темноты камни, мусор, засохший помет животных, пока не остановился на деревянном сундуке. Он был небольшой – размером со стиральную машину. Но это было дерево, а из дерева можно было развести костер. Ударом камня Кир сбил ветхий, проржавевший, но все еще крепкий замок, и открыл крышку. Сундук был полон какими-то бумага.

– Сейчас мы разведем костер, – бормотал вполголоса Кир, он просто не мог молчать – ему нужно было разговаривать, пусть и с самим собой. Только так отступало в сторону гнетущее, тяжелое чувство безысходности.

Кирилл достал из кармана зажигалку и поджег несколько листов, вытащенных из сундука. Держа самодельный бумажный факел высоко над головой, он несколькими ударами ноги окончательно сломал трухлявые доски сундука и соорудил на полу подобие костерка. Когда огонь, вскормленный ветхими листами бумаги, набрал силу и принялся жадно пожирать доски, Кир помог Кате пересесть ближе к костру. Девушка протянула к нему озябшие ладони и, блаженно улыбаясь, закрыла глаза.

От одежды шел пар, стало жарко и влажно. Кириллу хотелось раздеться и залезть в костер в чем мать родила. Ему казалось, что это – единственный способ прогнать из тела и самих костей въевшуюся в них сырость. Огонь мерно потрескивал и убаюкивал. Чтобы не уснуть, Кир принялся рассматривать бумаги, время от времени подбрасывая их в костер.

Бумага была старая и пожелтевшая. Некоторые листы разваливались, едва Кир брал их в руки. Все они были покрыты какими-то символами и текстом, написанным мелким, почти бисерным, почерком. Кирилл не мог разобрать ни слова на этом птичьем языке, но догадался, что перед ним – записи того самого алхимика. Формулы, схематические изображения колб, реторт и опытов подтверждали рассказ старика. Но это не объясняло всю ту чертовщину, которая происходила здесь с ними.

Отогревшаяся и сонная, Кэт сидела рядом, по-совиному щурясь на огонь. Кирилл продолжал перебирать листы. Теперь среди алхимических записей ему стали попадаться анатомические: различные проекции черепной коробки с мозгом внутри, схема глаза, строение рук и ног – мышцы были прорисованы тонко и со знанием дела. Кир листал с нарастающим интересом, и даже Катя придвинулась ближе к нему, заинтригованная рисунками.

Со временем изображения становились более жестокими и подробными: вскрытая грудная клетка, вынесенные рядом легкие и сердце, голова, отделенная от тела, язык, вырезанный с корнем, извлеченный из живота женщины младенец, связанный с ней пуповиной. Подавив рвотный позыв, Кэт отвернулась, а Кирилл продолжал листать.

Еще через некоторое время в записях появились оккультные знаки, пентаграммы, перевернутые кресты и изображения Бафомета. На самых последних записях казалось, что автор, делавший их, сошел с ума. Все они изображали ужасное существо, состоявшее целиком из глаз, рук, щупалец и языков. С чувством бесконечной мерзости и гадливости Кир скопом смял исписанные листы и бросил их в костер. Огонь ярко вспыхнул, обрадованный таким щедрым подношением. Бумага потрескивала от жара пламени, скручивалась в трубочки, краснела и рассыпалась пеплом. Ей не было стыдно или мерзко от того, что безумная рука нанесла на нее. Бумага все стерпит.

– Боже мой, – заплакала Катя. – Зачем, зачем ты послушал меня! Зачем я втянула тебя в эту историю.

– Не плачь! Мы обязательно выберемся отсюда, – Кир прижал ее к себе и легонько покачивал – как маленького ребенка. – Дождь кончился, и мы обязательно отсюда выберемся. Надо только потерпеть. Тебе сильно больно, моя хорошая? – Кирилл убрал с лица жены спутанные волосы и поцеловал в горячий лоб. У девушки начался озноб, ее била мелкая дрожь.

Время будто замерло в подвале, но вот на лестнице раздались шаги – неторопливые и уверенные. Сначала показались ступни, затем колени. Фигура медленно спустилась в подвал по пояс и, пригнувшись, в подвале оказалась Вика.

– Я же говорила, что никто никуда не пойдет, – тихо, с усмешкой проговорила она. – Вам никуда не деться, потому что время пришло.

– Что тебе нужно от нас? Деньги? Машина? Чего ты хочешь? – сквозь зубы процедил Кир.

– Деньги? – рассмеялась Вика холодным надменным смехом.

– Нам нужно к врачу. Разве не видишь, что ей плохо?

– Ты глупец! Мне не нужны ваши деньги! – продолжала Вика, будто не слыша его. – А ведь ты мне даже понравился. Я хотела попросить у своего Господина особой милости для тебя.

– Господина? О чем ты говоришь, сумасшедшая?

– О, мой Господин очень щедр, главное – уметь заслужить эту щедрость.

– Ты сатанистка? Ты за этим заманила нас сюда?

– Сатанистка? – Вика хрипло рассмеялась, и звук этот был похож на скрежет камней. – Сатанисты – беспомощные глупые дети, а их обряды – убогая и бестолковая пародия, достойная жалости.

– Кирилл, – прошептала Катя, – Кирилл, я поняла, что с ней не так. Посмотри, она не дышит.

Кир внимательно присмотрелся к стоящей напротив Вике и обомлел. В подвале было теплее, чем снаружи, но не настолько, чтобы дыхание не превращалось в легкий парок. И сейчас, в свете костра, было ясно видно: Вика не дышит.

– Мелкая сучонка оказалась гораздо догадливее тебя, – засмеялась та. – Но теперь уже все равно. Осталось еще чуть-чуть, и тогда…

На лестнице снова раздался шум, и в комнату почти что вплыла невысокая фигура с капюшоном на голове. В неверном свете дрожащего костра Кир заметил, что это была девушка, но не это заставило его охнуть – пришелица и Вика были похожи как две капли воды. Незнакомка скинула капюшон. Лицо Вики скривилось.

– Опять ты, мерзкая тварь, – прошипел она.

– Пожалуйста, послушай меня…

– Нет, это ты меня послушай! – перебила Вика пришелицу. – Из-за тебя мой господин страдает вот уже семь лет! Все это время ты не давала мне покоя – преследовала меня, мешала мне помочь моему Господину! Это последняя попытка воскресить Его! Теперь ты не сможешь помешать мне! До этого дня тебе удавалось спасать всех этих мерзких, тупых, жадных и уродливых людишек. Но не в этот раз! Нет, не в этот раз! – Вика засмеялась громко и злобно. – В этот раз мой Господин наконец-то получит свободу, а вместе с ним и я! Я буду жить!

– Но это не жизнь, сестра! – воскликнула другая девушка.

– Сестра? – Вика выплюнула это слово из себя будто что-то мерзкое. – После всего, что случилось, ты называешь меня сестрой? Чем ты слушала, когда я просила тебя не ездить на озеро? Где ты была, когда я летела с обрыва вниз, когда меня утянуло на дно, а мои легкие наполнила холодная тяжелая вода?

После каждого слова незнакомка будто уменьшалась – видно было, что они доставляли ей боль, как жалящие осы или заостренные камни.

– Я правда хотела тебе помочь, но не успела, – сказала она, но слова ее потонули в демоническом смехе близнеца.

– Теперь мне не нужна твоя помощь! Сегодня справедливость наконец-то восторжествует! С тобой, – злобно улыбнулась Вика сестре, – я расправлюсь позже, чтобы ты увидела, как я убиваю этих смертных, а мой Господин обретает былое величие. А после этого я собственноручно низвергну тебя в пучину ада, где самое место таким как ты, предательница крови!

– Нет, не сегодня, – Ника покачала головой и одним плавным движением скользнула к онемевшим Кириллу и Кате.

Встав рядом с ними в свете костра, Ника раскинула руки в стороны. Присмотревшись, Кирилл заметил на ладонях девушки незнакомые символы, которые, казалось, были вырезаны в ее плоти. Ника закрыла глаза и начала что-то шептать, медленно и едва заметно раскачиваясь из стороны в сторону. Метки на ее ладонях стали наливаться чистым золотым светом. Чем быстрее шептала Ника, тем ярче становился свет. Очень скоро он вычертил на полу вокруг троицы ровный круг. Ника открыла глаза, которые теперь тоже сияли жидким золотом.

– Сестра, позволь помочь тебе, – снова обратилась она к Вике, но та, злобно осклабившись, отступила назад.

Время тянулось густой липкой патокой. Кирилл и Кэт завороженно наблюдали за Никой. Удивительно, но свет, исходивший от нее, успокаивал. В душе царил покой и знание того, что все будет хорошо, а впереди тебя ждет мирная и тихая радость от встречи с кем-то или чем-то настолько великим, что об одной мысли о нем дух захватывало.

Круг света больше не рос, но и не уменьшался. Свет мерно пульсировал, успокаивая и баюкая. Вика ходила вокруг, но любая попытка преодолеть золотой барьер заканчивалась поражением. Она по-звериному шипела и плевалась в сторону троицы.

Кир потерял счет времени, казалось, это противостояние длилось и длилось. Но свет, исходивший от Ники, начал тускнеть, а круг как будто уменьшился.

– Я подожду, недолго осталось, – усмехнулась Вика, усаживаясь прямо на пол.

– Сестра, позволь помочь тебе! Я хочу, чтобы твои страдания прекратились.

– Что ты знаешь о страданиях, предательница!

– Все эти семь лет слились для меня в бесконечный круг боли и страданий. Вина перед тобой не отпускает меня, заставляя спасать людей, которые попали в беду, – по своей воле или воле твоего хозяина. Только это помогает мне на время утихомирить совесть, которая терзает меня днем и ночью. Эта…. Эта битва истощает меня, но я не сдамся, пока не получу твоего прощения и не освобожу тебя! – Ника зажмурилась, закусила губу, и свет стал чуточку ярче.

– Я никогда не прощу тебя! Ты сбежала, оставив меня одну!