Край зовёт

Край зовёт
Анна Летягина

Они трое узнали о крае раньше меня: когда чуть не сорвались с него. После нашего знакомства я солгала им, что однажды тоже была на грани. Мне хотелось, чтобы они приняли меня, подумав, что я – одна из них. И вот мы четверо – одна стая. Девочка с фиалковыми волосами и глазами, мальчик-космос, наш вожак и я. Сначала – «санитары леса», спасавшие от бездны тех, кто слишком близко подходил к ней. Как же мы превратились в гиен-падальщиков, бегущих к краю на запах опасности и смерти?

Глава 1

Моя правая нога повисает над пропастью. Кажется, вот-вот я потеряю равновесие, бездна меня тут же проглотит и даже не поперхнётся. Ветер безжалостно терзает мои волосы. На голове теперь точно будет не пойми что. Да там и без ветряной укладки вечный хаос. Держусь одной рукой за поручень что есть силы. Для второй там уже просто нет свободного места. Пальцы вот-вот соскользнут.

– Эй, ты, дверь закрой за собой! Или выходи!

Хоть водила и не крикнул: «Эй, Вера!», но почему-то я не сомневаюсь, что орёт он на меня и высадить грозится именно меня. Пару сотен метров назад его что-то не беспокоила езда с полуоткрытой дверью и полуживой мной, висящей на нижней ступеньке. Я делаю невообразимые, изощрённые телодвижения и втискиваюсь-таки в душный, забитый влажными и скользкими людьми салон маршрутки. Нащупываю ручку и резким ударом двери по своей же спине вталкиваю себя ещё глубже внутрь. Всё, бездна осталась где-то в другом измерении. Но это не значит, что она мне больше не грозит.

С моей клаустрофобией такая езда – тот ещё экстремальный вид спорта, конечно. Какой «добрый» родственничек наградил меня такой феноменальной пунктуальностью? Точно не бабуля. А других я и не знаю. Как в мой геном затесался такой вот шальной ген? Лучше расшибусь, но ни за что не опоздаю. Кстати, только что реально были все шансы вывалиться из этой консервной банки и поцеловать асфальт. Зато руководство школы вписало бы моё имя золотыми буквами в какой-нибудь почётный список. «Вера Шацкая, которая пожертвовала собственной жизнью, чтобы не испортить статистику посещаемости и своевременного прихода на первый урок». Мда, ну и канцелярщина. Фу, терпеть не могу свою фамилию. Шипяще-цокающая какофония.

Мысли мои обычно такие громкие, что даже пушечная стрельба, наверно, не смогла бы их заглушить. Иногда мне кажется, что окружающие оборачиваются на звук, который они издают в моей голове. Почему мой внутренний голос именно такой, а не тихий, не вкрадчивый? Кто вообще настраивает его тембр и силу? С другой стороны, это здорово: уметь так громко думать. Потому что сейчас везде, абсолютно везде люди мусорят словами, мусорят звуками. И только если увеличить громкость собственных мыслей, тогда можно хоть как-то защититься от всего этого. Чтобы не превратиться в ходячее ведро для чужих словесно-звуковых отходов. Но вот именно сейчас я почему-то думаю гораздо тише. Почти шёпотом. Может, от стресса внутренняя громкость сама по себе уменьшается. Поэтому я гораздо лучше слышу то, что происходит рядом.

Левый глаз пока способен что-то видеть и различать вокруг. В отличие от правого, в который уткнулось чьё-то ухо. Ну что тут вообще можно разглядеть? Смешались в кучу кони, люди… Щёку и нос что-то назойливо щекочет. Сейчас чихну – и всё «содержимое» маршрутки разлетится ко всем чертям. Ха-ха. Я хочу убрать это что-то и хватаюсь за него рукой. Это прядь чьих-то фиолетовых волос. Блин, алё, мода на цветные волосы – прошлый век! Причём его первая половина. Примерно там же навсегда остались туфли с острыми носами. Не удивлюсь, если та, которая надумала так выкраситься, ещё и обладательница дырявого носа, или губы, или пупка.

– Толечка, ты думаешь, он больше не будет пытаться? Я так переживаю. Если что, я же ночами спать не буду. Не прощу себе.

– Ну, как фказать. Никаких гаантий никто тебе прямо щас не дафт. Время покавэт. Мы фделали фсё, фто от наф зафисит.

Толечка не переставая жуёт какую-то «фкуфняшку». Не очень аппетитно пахнущую, кстати.

– Знать бы ещё, что именно это самое время покажет, когда его выпишут из больницы… И сколько у Сашеньки осталось этого времени. Надеюсь, он будет жить долго. Но как мы можем быть уверены, как? Помнишь Артурчика? Маленького, худенького такого?

Наконец-то жующе-чавкающие звуки стихают, а потом и вовсе прекращаются. Толечка, доев свой уже второй, наверно, завтрак, удовлетворённо причмокивает. И после этого удостаивает ответа фиолетовласку.

– Светка, ну ты чего? Конечно, я помню Артурчика. Он сейчас живее и здоровее всех нас троих. И о больничке этой даже не вспоминает. Да, приходили мы к нему раз тыщу. И я, блин, в какую-то из этих тыщ пятниц подумал уже, что дело его – капут полный. Но в итоге что? В итоге у нас бодренький такой Артурчик. И даже без всяких таких мыслей.

А с ними ещё кто-то третий? Какие же отличительные особенности у этого персонажа? Выбритый затылок с татуировкой? Так-так-так. В мозгу вдруг начинают проступать отдельные пиксели: один за другим они то появляются, то исчезают – пытаются сложиться в какое-то изображение. Что-то мне показать. Скорее, о чём-то напомнить. Только я пока не вижу ясных очертаний, чётких деталей и не понимаю поэтому, о чём же именно.

– А вот откуда ты знаешь, что «без всяких таких мыслей»? Эх… Так хочется, чтобы у него и у всех остальных всё-всё было хорошооо, – снова чуть ли не завывает Светка противненьким таким, плаксивым голоском. Но с другой стороны, это ведь она от жалости к тому Артурчику, наверно. Что с ними всеми случилось вообще?

– Так, Светка, ты вообще кого сможешь спасти с таким настроем? Суперменша ты наша. Красно-синий костюм дома забыла сегодня, что ли?

Толик принимается заливисто гоготать. Так же смачно, как недавно жевал что-то бургероподобное. Светка тоже хихикает, но мне кажется, что её больше веселит гогот Толика, чем его шуточка про суперменшу.

– Ребята, мои очки! – раздаётся какой-то новый голос.

– Вадя, что, уронил? Стой, не двигайся, я сейчас попробую нагнуться и достать их.

Светка начинает суетиться, копошиться, и эта её возня вызывает недовольный гул вокруг. Я же молча и терпеливо сношу все её трепыхания, которые, конечно, тоже чувствую, ведь стою я почти вплотную к ней – просто мне почему-то становится жаль Вадю. Мне вспоминается беспомощность бабули, когда она теряет свои очки. Тогда мы вместе пускаемся в поисковый квест по самым таинственным и неизведанным закоулкам нашей квартиры. Если честно, у меня даже мелькает мысль самой попытаться найти Вадины очки. Но от мысли этой я тут же отмахиваюсь. Сами разберутся как-нибудь. Хотя почему бы и не…

– Вот они, Вадя, держи. Не долетели до пола – застряли между сумками. Спасибо переполненной маршрутке!

Несколько пассажиров усмехаются, услышав Светкин выдающийся перл. Так и представляю, с каким торжественно-сияющим лицом Светка вручает очки Ваде.

– Спасибо, Света, ты настоящий друг. Без очков я совсем беспомощный.

Ого. Вадя как будто услышал ту самую мысль о моей бабуле без очков. Всё-таки я и вправду слишком громко думаю, наверно. Вадя так складно говорит. Забавно. С какой-то взрослой убедительностью.

Светка, Толик и Вадя вдруг дружно замолкают. Вроде бы я должна теперь радоваться тому, что эта трескотня наконец-то стихла и не мешает мне больше думать о своём. Но мне, как ни странно, хочется, чтобы они продолжали. Самый любопытный «таракан» в моей голове жаждет подробностей об Артурчике, Сашеньке и, может быть, о ком-то ещё. И, кажется, если его этими подробностями не накормить, он начнёт шалить: ещё возьмёт и надоумит меня напрямик спросить у этих троих, чем таким они все занимаются. Ну уж нет, лучше я побрызгаю этого «тараканчика» дустом своего обычного снобизма. И забуду разговор, который меня вообще никаким боком не касается.

Блин, я знатный тормоз, конечно. Картинка из пикселей вдруг становится ярче, отдельные детали – чётче. И я понимаю, что я… знатный тормоз. Почему я раньше не вспомнила? Хотя иногда такое бывает: тысячу раз проходишь мимо чего-то или кого-то, но как будто этого не видишь. Но это только кажется, что не видишь. А тем временем эпифиз, он же – шишковидная железа, делает своё дело. Бабуля называет это третьим глазом на затылке, что уж совсем антинаучно. В общем, эта шишечка замечает всё, но картинку тебе сразу не показывает, чтобы не отвлекать от более важного. А в самый неожиданный или нужный момент мозг выдаёт тебе это изображение: как будто медленно на цветном принтере распечатывает. Вот как сейчас.

Я иногда прохожу пешком несколько остановок утром, если есть свободное время. И вот сейчас вспоминаю, что пару раз краем того самого затылочного «глаза» заметила, что у больницы стоит очень высокий парень в очках, а рядом с ним – низкий и полный. Прямо классика жанра: толстый и тонкий, как у школьного Чехова. Оба примерно моего возраста. Подробностей мой третий глаз не разглядел. Видимо, оба тех раза я каких-то двух случайных чуваков успешно забыла. Мало ли, кто, где и с кем стоит. Но сейчас… Хоть я сейчас не вижу, а только слышу Толика и Вадю, но по всем признакам они и есть те двое. Этот разговор про больницу, эпизод с очками Вади, жующий Толик. Только вот Светка в эту историю пока как-то не вписывается. Сейчас они все ведут себя прямо как неразлучники. Почему же у больницы ни разу не было Светки? Может, она стояла с ними, а я её просто не заметила? Хотя ей с её фиолетовыми волосами трудно оставаться незаметной. Мда, нестыковочка. Да и ничего удивительного. Что я знаю об этом обо всём? Картина всё ещё размытая – нечего себя обманывать и льстить себе, будто удалось кое-что разглядеть на ней. И зачем, если уж на то пошло, мне вообще что-то с чем-то стыковать? Шальной любопытный «таракан» в голове всё никак не уймётся. А я почему-то не тороплюсь его прихлопывать.

И вот это надоедливое насекомое снова резвится: превратившись вдруг в паука, начинает плести у меня в голове паутину неведомой истории без начала и конца. Чужой истории, к которой я не имею никакого отношения. Светка, Толик и Вадя навещают в больнице Сашку и Артурчика. И ещё каких-то «всех остальных». Когда они выздоравливают, этим троим башню сносит от радости. Но есть опасность, что кто-то из выздоровевших «будет снова пытаться». И эти попытки очень опечалят трио. Внимание, вопрос: что за массовая госпитализация, что за попытки и чем они опасны, как Светка и два её «телохранителя» с этим связаны? И почему, кстати, Толик что-то сказал о спасении? Ого, да вопрос-то уже не один. А узнать ответы мне, кажется, никогда не… Дверца маршрутки, на которую я опираюсь спиной, вдруг резко дёргается и куда-то улетает, а я – вслед за ней…

Глава 2

– Не очень удачное приземление.

Надо мной – идеально круглое, лунообразное лицо. Незнакомое. Мальчишеское. А голос – удивительно знакомый. Но ещё удивительнее то, что под моим затылком – что-то, по ощущениям похожее на ладони. И вот кто-то ещё склоняется надо мной, хлестнув меня по щекам прядями фиолетовых волос.

– А её точно к врачу не надо? – звенит Светкин тоненький голосок. Это, понятное дело, Светка. А тот, лунообразный – Толик.

– Света, не паникуй. У неё просто небольшой испуг. Скоро придёт в себя.

А вот и Вадя. Теперь три их головы образуют надо мной парад планет.

– Я уже. Пришла, – заявляю я.

Лица всех троих расплываются в улыбке. Поддерживающие мою голову ладони приподнимают её чуть выше, другие руки обхватывают меня и тянут тоже куда-то вверх. Я пока не понимаю, где чьи руки. Путаюсь в прикосновениях. А тут ещё какое-то пушистое существо возникает из ниоткуда, снуёт туда-сюда, трётся об меня и так и норовит лизнуть. Огромная собака. Вообще, на вид странная: разве бывают собаки с такими леопардовыми пятнами? И морда у неё не собачья, а лисья как будто. Она тычется ею в мой бок. Никто на неё не обращает внимания и почему-то не отгоняет от меня, а мне становится не по себе. Я замахиваюсь на неё, чтобы прогнать. И она, неприятно взвизгнув, исчезает.

Светка, увидев, что я очухалась, начинает оживлённо тараторить:

– Кажется, мы испугались больше тебя. Когда маршрутку остановил кто-то у супермаркета – снаружи резко открыли дверь. А ты, наверно, не удержалась – жарко, поручень скользкий. В общем, кто-то вышел, кто-то зашёл, все куда-то торопились, разбежались кто куда, а водитель просто… уехал.

– Урод этот водила. Свалил – даже на секунду не задержался.

Выпалив это, Толик издаёт какой-то негодующий крякающий звук. Мне смешно. Хотя в самой ситуации забавного мало, конечно.

– Это самое, ребята, спасибо вам, что не свалили вместе с остальными.

Да уж, неловкая какая-то благодарственная речь вышла. И нелепая. Как и моя поза: то ли полулежачая, то ли полусидячая. Надо бы уже подняться, отряхнуться и уйти с обочины, а то ведь наверняка уже глазеют все подряд скучающие мажоры из окон проезжающих тачек. Занятное зрелище перед ними предстаёт – что и говорить: растянувшаяся на асфальте то ли недопанк, то ли недохиппи. Где уж им знать, что я на самом деле философствующий эстет, последовательница материалистов, безнадёжный сциентист: вот такое трёхглавое чудище, в общем, ха-ха.

– Так мы тебя ещё и домой проводим. Ты, наверно, тут недалеко живёшь? Мы тебя видели с Толиком утром пару раз – ты мимо больницы проходила. В школу шла, наверно.

Я неожиданно для самой себя соглашаюсь на предложение Вади. Никогда не привожу чужаков к себе домой. Но сейчас с удивлением признаюсь себе, что Светка, Вадя и Толик мне уже совсем не кажутся посторонними. Тогда, в маршрутке, я отнеслась к их компании с сарказмом и злой иронией. Куда это всё подевалось сейчас? Понятия не имею. Наверно, дело в том, что я им просто благодарна за помощь. И в этой моей благодарности, как в серной кислоте, растворилось моё первое впечатление о них. А может, дело в другом, и у меня к ним просыпается корыстный, а не человеческий интерес? Может, мне так хочется рассекретить их тайную движуху, связанную с визитами в больницу к лежащим там ребятам, что я готова даже начать считать их клёвыми чуваками? И относиться к ним именно так: как к клёвым чувакам, с которыми можно и нужно дружить. Лишь бы узнать, кого, как и зачем они спасают. Нет уж, это вряд ли. Сомнительно как-то. Никогда у меня не получалось заводить дружбу с «нужными людьми», изображать и вымучивать из себя какую-то симпатию. Если мне кто-то не нравится, то фиг меня заставишь! Наверно, это всё же благодарность. Или всё-таки желание узнать их тайну? Вот блин! С ума сойдёшь от этого копания в своих мыслишках.

Мы идём вдоль трассы вчетвером. Я прихрамываю. Светка поддерживает меня под руку. «На всякий случай», как она говорит. Это даже трогательно как-то. У меня ведь и коленки не саднят, и локти вроде целы. Только правая нога ноет немного. Сухожилие растянула, наверно. Вадя с Толиком шагают за нами. Поэтому разглядеть в подробностях могу пока только Светку. Правда, лишь боковым зрением. Чтоб она не заметила, что я пялюсь на неё. Я уже давно научилась смотреть на людей, при этом вроде как совсем на них не глядя.

Фиолетовый цвет волос, оказывается, Светке очень к лицу. Хоть я по-прежнему считаю его уже давно отжившим «трендом», безнадёжно устаревшим, и никто меня в этом не переубедит. Но этот фиалковый оттенок так здорово гармонирует с цветом её глаз, которые тоже кажутся фиалковыми! Я и представить не могла, что такой цвет глаз вообще бывает. То ли обрамляющие лицо пряди волос в них сейчас отражаются и придают им такой удивительный отлив, то ли это какая-то врождённая аномалия, но такой радужки я в жизни ни у одного человека не видела. А ещё лицо у неё такое… Не сказать, чтоб прямо эталон красоты, но очень привлекательное. За ним интересно наблюдать. Каждый, даже самый незначительный эпизодик из короткометражки под названием «Утренняя солнечная улица, месяц май», не оставляет это лицо равнодушным. На увиденную по дороге яркую цветочную клумбу оно реагирует тёплым проблеском улыбки, надрывный рёв ребёнка в проезжающей мимо коляске наводит на него хмурую тень. Какой-то невероятной жизнью живёт это лицо. Сказочной жизнью. Светка мне сейчас представляется какой-то доброй волшебной феечкой. В лучшем из возможных воплощений такого персонажа. Правда, прикид у неё совсем не эльфийский – хипстерский какой-то. Сейчас это называется стрит-стайл, кажется – что-то похожее ношу и я сама, только цвета у меня поспокойнее, да и на Светке это всё выглядит более благородно, что ли. Жёлтые джинсы с прорезями на коленках и белая футболка с надписью «No stress». Но даже такое кричащее разноцветье Светкин образ не портит. Кажется, ей подошла бы любая одежда. Не только каких угодно расцветок, но и всяких-разных невообразимых стилей, причём даже в самых нелепых сочетаниях. Такое ощущение, будто я потихоньку начинаю подчиняться какой-то необъяснимой, но жутко притягательной Светкиной магии. И мне это нравится, чёрт возьми.

Сзади раздаётся вдруг мелодичный напев. Я удивлённо оборачиваюсь. Толик начинает гоготать и, почти задыхаясь, хлопает Вадю по плечу.

– Вадя, мы-то уже привыкли к твоим закидончикам, а наша новая знакомая, наверно, сейчас подумала: «Ну и фрик!». Понимаешь…