Трогать запрещено

А еще из моего окна хорошо просматривается подъездная дорожка. И словно по заказу, именно в этот момент откатываются ворота и на территорию, ослепляя фарами, въезжает черная машина. Что это? Audi? Красивая. Солидная.

Я, как воришка, чуть сдвигаясь, прячусь за шторой. Неосознанно задержав дыхание, с любопытством и легкой дрожью жду, когда выйдет водитель.

Машина, прошелестев шинами по брусчатке, останавливается рядом с папиной. Гаснут фары. Я сжимаю кулачки. Дверь авто открывается. Выходит мужчина. Теперь я совершенно перестаю дышать, стараясь разглядеть его фигуру в свете уличных фонарей.

Вижу черное пальто, широкую спину и мощный разворот плеч. М-да, до живота и лысины ему, как балерине до бодибилдера…

Уверенной походкой Титов идет к дому и вдруг резко оборачивается. Будто почувствовав, что за ним наблюдают, поднимает взгляд на мои окна. Вот блин!

Я, ойкнув, как трусливый заяц, прячусь. Сердце готово выпрыгнуть из груди, так сильно оно бьется о ребра.

Глава 3

Юля

Кусаю губы, прижимаясь затылком к холодной стене. Жду. Даю себе передышку в пару долгих мгновений, выравнивая сердечный ритм. Сдается мне – эта встреча будет тяжелее, чем я предполагала.

Ну все, Юльчик, возьми себя в руки и спустись вниз. Гость приехал.

Делаю пару вдохов-выдохов. Расправляю плечи. Последний раз окинув себя в зеркале, покидаю комнату.

Легким шагом достигаю лестницы.

– Рад видеть, Титов.

– Сколько лет, сколько зим, Данилов.

Доносятся мужские голоса. Отцовский распознаю сразу. А вот от второго по телу волной проносятся мурашки. Низкий, с легкой хрипотцой, он что-то щекочет в груди.

– Возмужал, – смеется папа.

– Да ты тоже не отстаешь.

– А это что за борода Деда Мороза? На корпоративах подрабатываешь?

– Солидности прибавляет. Попробуй. А то ходишь, как молодой пацан со щетиной, что нам уже не по годам, – слышу тихий смех, от которого волоски на руках дыбом встают.

Я не тороплюсь спускаться. Жду, когда мужчины обменяются приветствиями и закончат свои словесные шуточные пикировки. Они давно не виделись. Им сейчас не до лишних глаз и ушей.

И только когда шаги и голоса удаляются, я спускаюсь по ступеням. Они пошли в сторону кухни. Не стоит заставлять себя ждать. Неприлично это. Расправив плечи иду следом.

Осанка и поступь царицы, Юлька! Все, как учили в академии!

Когда показываюсь на пороге, мужчины уже сели за стол. Заметив меня, папа тут же встал. Улыбнулся, приглашая жестом присоединяться, гордо пробасив:

– А вот и моя красавица-дочь, – приобнимая меня за плечи.

Титов поднимает на меня взгляд, на доли секунды замешкавшись. Но быстро отходит от… что это было? Шок? Удивление? Что промелькнуло у него во взгляде?

– Привет, Юля, – растягивает губы в улыбке. У меня сердце подскакивает и резко ухает вниз от того, как красиво в его исполнении прозвучало мое имя – Ю-ля…

– Здравствуй…те, Богдан, – в отличие от мужчины, я его имя с трудом “проблеяла”.

На госте смолянисто-черная рубашка с расстегнутой пуговицей у самого горла, оголяющая полоску смуглой кожи груди. Серые брюки, обтягивающие спортивные бедра. На запястье дорогие часы. Одет с иголочки. Волосы цвета темный-шоколад тоже беспрекословно идеальны: коротко побритые виски и длинная челка, уложенная по последнему слову моды – у нас в академии многие парни ходят с такой. И… да, то, что сложно не отметить в Титове. У него есть борода! Объемная, достаточно длинная, как у настоящего стильного Деда Мороза двадцать первого века. Вот это да! Мысли мечутся от “вау!” до “зачем?!”.

Мужчина же подхватывает букет со стола и направляется к нам. Подойдя ближе, он оказывается огромным рядом с моей худощавой фигуркой балерины. Ткань рубашки натягивается на руках, готовая вот-вот треснуть и разойтись по швам. Богдану сейчас сколько? Они, кажется, с папой примерно одного возраста. Около сорока? Нет, папуля у меня тоже ого-го: спортом занимается, плаванием не пренебрегает, но Титов явно имеет особую любовь к собственным мышцам!

Отрываю взгляд от фигуры мужчины, наконец-то взглянув ему в глаза. Темно-карие. Цвета крепкого благородного напитка. Такие, какими я их и запомнила в детстве. Я всегда была сладкоежкой, и его взгляд долго ассоциировала со сладкой шоколадкой. А сейчас я заядлый кофеман, и в этой “арабике” я отчаянно хочу утонуть.

Что за мысли, Юлька!

– Это сколько же тебе? – усмехается и протягивает букет Богдан.

Я бросаю взгляд на бутоны…

Мои любимые герберы! Мельком смотрю на отца. Откуда Титов узнал о том, какие я люблю цветы? Папа сказал? Но отец стоит довольный и даже усом не ведет.

– Лет шестнадцать? – предполагает Титов.

– Мне девятнадцать, – говорю, а сама заливаюсь краской. – Спасибо за букет, я обожаю герберы, – которые в данный момент жгут ладони. В груди печет и давит.

Шестнадцать… неужели я в его глазах настолько “маленькая”?

– Юля у меня балерина, – гордо заявляет папа, – поэтому ей своих лет и не дашь. Они вечно на диетах и на спорте.

– Да ты что? Правда? – будто действительно удивляется Титов. – Значит, имею честь быть знаком с будущей примой?

– Ну, до “примы” далеко, но… все может быть, – улыбаюсь, пожимая плечами.

Титов чуть отступает, буквально на шаг назад. Оглядывает меня с ног до головы. Абсолютно нигде не задержав своего темного взгляда, но моя кожа горит и полыхает от одного того факта, что этот мужчина смотрит на меня.

– Вымахала как, – смеется. – Помню вот такой, – показывает рукой себе по пояс.

– Да вы тоже подросли, – подмечаю невесело, на что мужчины дружно смеются, явно переоценив мою шутку.

Мы садимся за стол. Отец по центру, как всегда. Мы же с Титовым оказываемся друг напротив друга. Людмила раскладывает по тарелкам горячее. Мужчинам мясо. Я же предпочитаю остановиться на рыбе с овощами. Хватит вредностей на сегодня, мне еще утренние “крылышки с картошкой” в зале сгонять до седьмого пота.

Завязывается непринужденный разговор. В основном говорят мужчины. Я же ем и прислушиваюсь к ним. Богдан нехотя рассказывает о работе. О том, как жил и живет в Германии. Оказывается, у него там свой дом. Значит, делаю я вывод, в Москву возвращаться Титов не собирается. Жаль. Наверное…

Господи, зачем он отрастил такую бороду? Она ему не идет. Он кажется еще старше! А еще она, наверное, ужасно колется, когда… Нет, даже думать не хочу о поцелуях с Титовым.

И тем не менее – щеки полыхают, а воображение уже не остановить.

Потом разговор заходит о Питере. Я отвечаю на вопросы папы, Титов вроде слушает. Тоже интересуется моими успехами, но я плавно съезжаю с темы. Не хочу, чтобы говорили обо мне. Не горю желанием оказаться в центре мужского внимания. Тогда отец поворачивает разговор в совершенно иное, но не менее интересное мне русло, спросив у друга:

– Что на личном?

Я замираю с вилкой и ножом в руках.