Либертион

– Если ты не против мне помочь…

– Конечно, – ответила она, все еще не понимая.

– Ты уж прости, – шепнул ей Тиберий и, прежде чем она успела опомниться, шагнул вперед, забросил скованные руки ей за спину, тем самым обняв.

Лора, ахнув, резко дернулась, пытаясь освободиться, но он подхватил ее за талию, бросил на постель, навалившись сверху всем телом. Нашел ее полуоткрытый в немом крике рот и приник жадным поцелуем. Ее губы попытались сжаться, но неожиданно шевельнулись в робкой попытке ответить. Он нетерпеливо раздвинул ее ноги своими бедрами, опустился на впалый живот, впервые почувствовав под собой упругую мягкость женского тела. Так ново это было, сильно и ярко, что он не услышал криков охранников и едва ощутил разряд электрошока, прежде чем погрузиться в темноту.

Врачеватель душ

Формальности были улажены в кратчайшие сроки, и, уже в три часа по полудни, Тиберий вошел в кабинет психолога. Доктора на месте не обнаружилось, очевидно, посетителей не ждали. Тиберий опустился в мягкое светло-серое кресло. Слишком мягкое. Кресло подстраивалось под малейший изгиб тела, было столь эргономичным и как бы незаметным, что казалось, тебя нежно обнимает щупальцами громадная бархатная медуза. Устроившись в кресле, он огляделся. Приглушенный свет, абстрактная картина на стене, изображавшая умиротворяющие бледные пятна на тусклом фоне, окна скрыты светло-серыми экранами, мягкий, светло-серый ковер. Обстановка нагнетала покой и умиротворение с неумолимостью злого рока. То ли вздремнуть, то ли повеситься. Но тут дверь бесшумно открылась и впустила девушку, которую смело можно было бы назвать красавицей, если бы не выражение мудрости и всепонимания на лице. Сев за стол, она тут же уставилась в монитор, едва взглянув на своего пациента.

– Здравствуйте… – она еще раз посмотрела на экран, видимо, испытав затруднения с его весьма нетипичным именем, – Тиберий. Какое необычное имя.

Она вопросительно вздернула брови, уставившись на него большими, чуть на выкате серыми глазами.

Он привычной скороговоркой ответил:

– Воспользовался третьей поправкой к закону «О имени» – «каждый либертионец имеет право по достижении шестнадцати лет изменить имя на…»

– Я знаю об этой поправке, – сухо прервала его психолог, – меня интересует, почему вы выбрали именно это? Кажется, это был какой-то жестокий римский император?

– У вас необычно глубокие познания в истории, – улыбнулся Тиберий, безуспешно пытаясь замаскировать издевку под комплимент. – Да, так и есть. Впрочем, жестоким Тиберия считали его высокородные подчиненные, недовольные его борьбой с коррупцией и введенным налогом на роскошь. Меня же так дразнила моя одноклассница…

В памяти всплыло узкое, смеющиеся личико в обрамлении золотистых кудряшек. И лето, далекое, жаркое, пахнущее полынью и пылью, прогулки по каменным улицам «Эдема», лазурное июльское небо над головой, звонкие, пронзительные крики стрижей. Их два года спустя переловили и депортировали вместе с голубями, воронами и прочей неопрятной публикой, не уважающей незыблемый общественный правопорядок и не умеющей пользоваться санузлом.

– …Я привык отзываться на это имя, понимаете? – он насмешливо взглянул на застывшего в кресле врача, чья фигура прекрасно подходила для создания образа – «оскорбленная добродетель».

Она не понимала. Но в силу профессиональной этики от высказываний отказалась.

– Так, с чем вы ко мне пожаловали… – она углубилась в чтение его, уже не маленькой, как он с тревогой заметил, карты.

Чем больше она читала, тем мрачнее становилось выражение ее красивого лица. Затем доктор нырнула в недра рабочего стола и, порывшись там некоторое время, извлекла, к удивлению Тиберия, настоящий лист бумаги и раритетный карандаш.

– Нарисуйте мифическое животное.

– Что? – в первую секунду он решил, что ослышался.

– Животное. Любое. Возможно, не реальное, – она кончиками пальцев подтолкнула к нему лист бумаги, словно боялась, что коснется его руки.

На секунду Тиберий растерялся, но тут в памяти услужливо всплыло лицо Норманна, и он, улыбнувшись, быстро нарисовал на бумаге жирную свинью с задранным кверху пятачком и хвостом. Подумал и для большего сходства пририсовал кокетливую челку. Прикинув и придя к мысли, что вышло не слишком мифически, а скорее реалистично, добавил свинье непропорционально маленькие крылышки. Психотерапевт рисунок забрала и пару минут Тиберий наблюдал, как лицо ее становилось все более трагическим.

– Да. Печально, очень печально, – она со вздохом положила лист на стол.

– Что именно?

– Да. Параноидально-депрессивный синдром, глубокая неврастения, сексуальные девиации и комплексы, подавленные желания, садистские наклонности… И это – далеко не все.

– И все это следует из моей, гм, свиньи? – Тиберий взглянул на свою хрюшку почти с уважением.

– Конечно, – психотерапевт уже вовсю строчила диагноз, но снизошла до объяснений. – Смотрите, высоко вздернутый пятачок, это же нереализованное либидо, а ее неполное раздвоение копыт говорит о серьезной психологической травме, которую вы перенесли в детстве. Нет, вы только посмотрите на эти копыта! Это же безмолвный крик о помощи!

– Да? Не знал, что я так глубоко мыслил. А почему садизм?

– Да вы посмотрите ей в глаза!

Тут она, пожалуй, была права. Как ни малы были способности Тиберия к рисованию, взгляд Норманна ему передать удалось. В результате свинья приобрела сходство с худшими и подлейшими представителями рода человеческого.

– Расскажите ваш последний сон.

– Мне не снятся сны, – соврал Тиберий, но услышав, как доктор пробормотала про себя «функциональное расстройство сна», тут же поправился. – Хотя нет, вчера был сон.

– Прекрасно. Эротический?

Тиберий кивнул, решив, что врать лучше на приличные, безопасные и нейтральные темы.

– Замечательно. Вам снился незнакомый партнер?

– Э… Ну да.

– Какие вариации вы использовали? Анальный, оральный? – она явно обрадовалась, наконец, найдя у своего подопечного хоть какие-то здоровые психические реакции.

Да когда же это издевательство кончится? И ведь придется пройти целую серию сеансов. Хотя… Лора сказала, что его досье потом будет торжественно предано огню, так почему бы не прекратить этот кошмар, а заодно позабавиться?

– Доктор, – он поднял безмятежный взгляд на не ждущего беды врача. – Откровенно говоря, моим партнером была женщина. И знаете, чем мы занимались?

Охота на синюю птицу

– Тиберий. Ты – удивительный человек! – Майкл вытер слезы, выступившие от смеха, а Лора продолжала мрачно потягивать мятный коктейль, сидя на диванчике в большом кабинете доктора Сторма. – За сутки тебя выгнали не только из тюрьмы, но и из психушки!

– Самое удивительное не это, – мягко заметил Тиберий, – а то, что меня до сих пор не выгнали из единственного места – университета, где я, между прочим, учу детей.

– Это исключительно благодаря мне, – сурово заметила Лора. – Будешь продолжать в том же духе – уволю.

Она демонстративно отвернулась и почесала за ухом Ланселота. Бульдог вальяжно развалился на ее коленях и пускал слюни на безупречно отглаженные льняные брюки своей хозяйки.

– Увольняй, – Тиберий сладко потянулся в кресле. – Буду жить, как половина Либертиона – на пособие по безработице, благо, оно больше моей преподавательской зарплаты.

Он впервые за последние сутки смог действительно расслабиться. Здесь, в кабинете его друга был словно оазис в пустыне практичности, скорости и прогресса. Не следящий за последними веяниями моды и глухой к чужой критике, Майкл обставил кабинет по своему вкусу. Стены до середины зашиты дубовыми панелями, выше темно-зеленые обои, старомодный деревянный стол со множеством ящичков и отделений. Особенно Тиберию нравились бронзовые часы, старые, девятнадцатого века. Стрелка, сколько ее Майкл не смазывал, все равно немножко скрипела, передвигаясь с деления на деление, и звук был такой уютный.

Принесли чай, в толстых фарфоровых чашках цвета взбитых сливок. Лора немного потеплела, уже не так сердито смотрела на Тиберия и даже улыбнулась, когда бессовестный Ланселот тихонько стащил с подноса печенье.

– Лора, милая, не дуйся, – Майкл весело подмигнул ей. – Ты бы видела лицо психотерапевта, когда она позвонила в полицию, а там от него отказались и умоляли взять его обратно!

– Ничего смешного.

– Ну что ты! Представляешь, сижу у себя в кабинете, тут крик, шум, гам. Докладывают, что один пациент довел врача до обморока, кстати, что ты такого поведал бедняжке Корделии? Она просит отпуск без содержания.

– Слабенькая какая.