Нарвался
Антон Павлович Чехов
«… Я открыл глаза. В соседнем номере стукнули и откупорили бутылку. Я повернулся на другой бок и укрыл голову одеялом.
«Я вас любил, любовь еще, быть может»… – затянул баритон в соседнем номере.
– Отчего вы не заведете себе пианино? – спросил другой голос.
– Черрти, – проворчал я. – Не дадут уснуть!…»
Антон Павлович Чехов
Нарвался
«Спать хочется! – думал я, сидя в банке. – Приду домой и завалюсь спать».
– Какое блаженство! – шептал я, наскоро пообедав и стоя перед своей кроватью. – Хорошо жить на этом свете! Важно!
Бесконечно улыбаясь, потягиваясь и нежась на кровати, как кот на солнце, я закрыл глаза и принялся засыпать. В закрытых глазах забегали мурашки; в голове завертелся туман, замахали крылья, полетели к небу из головы какие-то меха… с неба поползла в голову вата… Всё такое большое, мягкое, пушистое, туманное. В тумане забегали маленькие человечки. Они побегали, покрутились и скрылись за туманом… Когда исчез последний человечек и дело Морфея было уже в шляпе, я вздрогнул.
– Иван Осипыч, сюда! – гаркнули где-то.
Я открыл глаза. В соседнем номере стукнули и откупорили бутылку. Я повернулся на другой бок и укрыл голову одеялом.
«Я вас любил, любовь еще, быть может»… – затянул баритон в соседнем номере.
– Отчего вы не заведете себе пианино? – спросил другой голос.
– Черрти, – проворчал я. – Не дадут уснуть!
Откупорили другую бутылку и зазвонили посудой. Зашагал кто-то, звеня шпорами. Хлопнули дверью.
– Тимофей, скоро же ты самовар? Живей, брат! Тарелочек еще! Ну-с, господа? По христианскому обычаю. По маленькой…Мадемуазель-стриказель, бараньи ножки, же ву при![1 - прошу вас (франц. je vous prie).]
В соседнем номере начался кутеж. Я спрятал голову под подушку.
– Тимофей! Если придет высокий блондин в медвежьей шубе, то скажешь ему, что мы здесь…
Я плюнул, вскочил и постучал в стену. В соседнем номере притихли. Я опять закрыл глаза. Забегали мурашки, меха, вата…Но – увы! – через минуту опять заорали.
– Господа! – крикнул я умоляющим голосом. – Ведь это, наконец, свинство! Ведь вас просят! Я болен и спать хочу.
– Это вы нам??
– Вам.
– Что вам угодно?
– Не извольте кричать! Я спать хочу!
– Спите, вам никто не мешает; а если вы больны, так отправляйтесь к доктору! «У рыцарей любовь и честь»… – запел баритон.
– Как это глупо! – сказал я. – Очень глупо! Даже подло.
– Прошу не рассуждать! – послышался за стеной старческий голос.
– Удивительно! Повелитель какой нашелся! Птица важная! Да вы кто такой?
– Не рассуж-дать!!!
– Мужичье! Надулись водки и орут!
– Не рас-суж-дать!!! – раз десять повторил старческий, охрипший голос.
Я ворочался на кровати. Мысль, что я не сплю по милости праздных гуляк, приводила меня мало-помалу в ярость…Поднялась пляска…
– Если вы не замолчите, – крикнул я, захлебываясь от злости, – то я пошлю за полицией! Человек!! Тимофей!
– Не рассуждать!!! – еще раз крикнул старческий голосок.
Я вскочил и, как сумасшедший, побежал к соседям. Мне захотелось во что бы то ни стало настоять на своем.
Там кутили… На столе стояли бутылки. За столом сидели какие-то личности с выпуклыми, рачьими глазами. В глубине номера на диване полулежал лысый старичок… На его груди покоилась головка известной кокотки-блондинки. Он глядел на мою стену и дребезжал:
– Не рассуждать!!
Я раскрыл рот, чтобы начать ругаться и… о ужас!!! В старичке я узнал директора того банка, где я служу. Мигом слетели с меня и сон, и злость, и фанаберия… Я выбежал от соседей.
Целый месяц директор не глядел на меня и не сказал мне ни единого слова… Мы избегали друг друга. Через месяц он боком подошел к моему столу и, нагнув голову, глядя на пол, проговорил:
– Я полагал… надеялся, что вы сами догадаетесь… Но вижу, что вы не намерены… Гм… Вы не волнуйтесь. Даже можете сесть… Я полагал, что… Нам двоим служить невозможно… Ваше поведение в номерах Бултыхина… Вы так испугали мою племянницу… Вы понимаете… Сдадите дела Ивану Никитичу…
И, подняв голову, он отошел от меня…
А я погиб.
notes
Примечания
1
прошу вас (франц. je vous prie).