Мир Дженнифер

Платон радовался этому своему состоянию. Он его ждал и подспудно понимал, что очень хочет вернуться домой. Мимо него пролетали образы людей, вещей, событий, как будто бы знакомых, но он не успевал их вспомнить, как тут же появлялись новые. Темнота не пугала, поскольку она не была кромешной и где-то вдалеке, в перспективе всегда присутствовало что-то светящееся, какие-то миры, планеты, или звезды, или фосфоресцирующие мягким зеленым светом кометы, астероиды и туманности. Было совсем не страшно. Было интересно.

Платон падал дальше. «Так безветренно, – подумал он, – словно в невесомости… Дышу ли я или мне кажется?» Тут светлячок размером с грузовик пролетел мимо и через мгновение исчез в сахарной россыпи созвездия Водолея, слепя напоследок своим электрическим ярким сиянием. Платон сощурился и понял, что смеется. Падение заметно убыстрилось. Это взволновало парящего, и он наконец-то решился посмотреть вниз – куда же все-таки он падает? В пустоту? Или нет? У кого бы спросить? Внизу ничего не было видно, кроме далеких звезд, равномерно летящих к нему навстречу с такой, по-видимому, бешеной скоростью, что превращались из точек в длинные полоски.

Загудела знакомая сирена. Платон забарахтался в пространстве и сразу перевернулся головой вниз.

– Ой! – воскликнул он. Сирена стихла. Началось гудение, как часто бывает, когда начинаешь клевать носом в самолетах: у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у!

Глава 6. Крушение

Яркий свет ударил в глаза, а яростный, лязгающий шум стал рвать барабанные перепонки на части. Платон с ужасом обнаружил, что висит в каком-то приспособлении, очень похожем на те, что используются в луна-парках на самых экстремальных аттракционах для страховки от падений. Ноги Платона болтались в воздухе, грудная клетка была зажата до упора, шея в каком-то мягком ошейнике.

– Черт! – воскликнул он, увидев людей, висящих длинными рядами напротив, а также слева и справа по бокам.

Большинство из них были без сознания, некоторые отрешенно смотрели в пол, кто-то тихо плакал, кто-то бормотал молитвы, а кто-то старался выбраться. Само помещение сильно болталось, громыхало и напоминало громадный вагон, летящий куда-то на запредельных скоростях. Свет был искусственным, шел он от длинных плоских ламп в потолке конструкции. Пахло сыростью – той самой, которая постоянно преследовала Платона при этих непонятных перемещениях во времени.

– Эй! – окликнул кто-то. – Эй!

Платон не без труда повернул голову влево. Ошейник заскрипел, но немного ослабил хватку.

– Да, ты!

По диагонали, чуть дальше, буквально через пять-семь человек, один мужчина активно вертелся в своем креплении. От качки оно, видимо, надломилось, и узнику удалось высвободить правую руку.

– Подскажи цвет реле! Быстрее! Нужно, чтобы был зеленый. Кивни, если это зеленый!

Мужчина был лет сорока – сорока пяти, загорелый, крупный, коротко остриженный, одетый в мотоциклетную куртку пурпурного цвета, а его черные деловые брюки были умело заправлены в темно-бурые, практически черные, ковбойские буты. Мужественное, волевое и гладко выбритое лицо говорило, что человек этот регулярно занимается спортом или принадлежит к каким-то силовым структурам. Платон перевел взгляд на его огромную руку, которой он, будто бабуин, держался за выступ в стене. «Красный!» Платон отрицательно замотал головой.

– Этот? – Мужчина схватился за соседний выступ. Выступ мигал нужным ему светом. Платон кивнул.

Лицо мужчины просветлело, но турбулентность снова дала о себе знать и тряхнула всех с удвоенной силой. Кто-то ахнул, кто-то даже закричал, мужчину отбросило в сторону и жестко стукнуло о стену. Гримаса боли появилась на его лице. Тем не менее он решительно ухватился за выступ и ловко, со знанием дела отсоединил деталь от продолговатого выступа. Тут же выпал целый ворох запутанных проводов. Не раздумывая ни секунды, мужчина погрузил туда всю свою громадную ладонь и с силой вырвал что-то изнутри.

Свет потух, что-то тревожно зацокало в недрах аппарата, а длинные, тонкие, как ленточные черви, лампы сменили свой белый яркий на тусклый, как в фотолаборатории, красный свет. Видимо, включились аварийные огни, так как мужчине удалось отрубить питание. Платон стал искать глазами смельчака. Тот все еще висел, зажатый в крепеже, но больше ничего не делал. Он чего-то ждал. Тем временем многие, кто висел в бессознательном состоянии, стали приходить в себя и испуганно озираться в надежде понять или вспомнить, что происходит и почему они висят, как одежда на вешалках в прачечной, опоясанные прозрачной пленкой, подвешенные на цельнометаллических креплениях с крюками, намертво ввинченных куда-то в потолок.

Завыла знакомая сирена. Звук усиливался и становился нестерпимым. К счастью, сирена замолкла, и – щелк! – крепежи разом открылись, синхронно повалив всех на холодный металлический пол непонятного вагона. Тряска при этом не уменьшалась, и теперь перепуганных людей стало метать из стороны в сторону по всему периметру, сталкивая друг с другом. Платон догадался схватиться за одно из креплений, чтобы хоть как-то удерживать равновесие. Мужчина делал то же самое и одобрительно кивнул Платону – то ли в знак благодарности, то ли оценив смекалку своего случайного помощника.

– Сейчас прекратится! – крикнул он ему. – Жди последнего толчка! Держись крепче! Всем держаться крепче! – громко скомандовал он.

Люди последовали совету и тоже ухватились за крепеж.

Не успел Платон спросить мужчину, что происходит, как послышался хлопок. Всех подбросило к потолку. Если бы не совет «держаться крепче», Платон точно бы размозжил себе голову. Вместо этого он сделал «сальто мортале» и упал обратно на пол. Многим, правда, не повезло, десятки закричали от ранений.

– Парашют раскрылся. – Мужчина показал пальцем в потолок. – Слышишь?

Платон растерянно смотрел на все происходящее. Снаружи что-то засвистело. Лязг прекратился, тряска тоже. Неожиданно наступившая тишина прерывалась лишь стонами и плачем.

– Где… я? – наконец выдавил из себя Платон и не узнал собственного голоса, настолько он ему показался хриплым.

– Где ты?! – Мужчина искренне удивился. Потом он внимательно посмотрел на Платона, как бы оценивая его физическое состояние, и продолжил: – Ты в шестьсот тринадцатом. Где ж нам быть?

– В шестьсот тринадцатом? – задумчиво пробормотал Платон, как будто это число ему о чем-то говорило.

– Ну да… Это шестьсот тринадцатый контейнер. – Мужчина неожиданно широко улыбнулся. – Это значит, тебя долго не могли словить. – Сказав это, он одобрительно похлопал Платона по плечу. – Молодец!

Платон ничего не ответил. Тогда мужчина махнул рукой и, оглянувшись по сторонам, стал пробираться через злосчастных пассажиров, которые сейчас походили на раненых тюленей. Платон поднялся и осторожно пошел за мужчиной, предусмотрительно придерживаясь за болтающиеся крепления, чтобы не упасть, нечаянно о кого-нибудь спотыкнувшись. Они шли достаточно долго. Платон успел собраться с мыслями и сунуть руку в карман в надежде обнаружить там свой сотовый телефон, но кармана не было. Платон посмотрел, во что он одет, и с изумлением понял, что, кроме цветастых плавательных шорт, на нем ничего не было. Пока он разглядывал шорты, все снова упали на пол.

– Приехали! – громко крикнул мужчина.

Контейнер отстрелил наружу какую-то часть, видимо дверь, и Платону пришлось машинально закрыть рукой глаза, спасаясь от яркого солнечного света.

Глава 7. Полковник

– Сэр, мы потеряли шестьсот тринадцатый!

– Повтори!

– Мы потеряли связь с шестьсот тринадцатым, сэр!

– С шестьсот тринадцатым?!

– Да, сэр!

– Когда?

– Только что.

Роберт сделал вид, что он в искреннем изумлении, но на самом деле ждал этого и очень обрадовался, когда лейтенант появился на пороге. Для всех остальных это событие, наверное, было до абсурдности диким, поскольку за всю историю колонии они не теряли еще ни одного контейнера с пациентами. Ни одного. Тем более с такими. «Неужели она дала сбой? – будут они задаваться вопросом. – Но она никогда не давала сбоя… Это невозможно. Она идеальна. Она же – Дженнифер!» – «Ха!» – полковник знал, в чем тут дело. Дело в том, что Джен тут ни при чем. Это была диверсия повстанцев.

– Дай мне рацию. – Роберт протянул руку, и в ней тут же оказалась рация.

– Горан, прием, Горан, прием. Это Роберт, прием!

Рация затрещала.

– Роберт, это Горан, прием!

– Пропал шестьсот тринадцатый, прием!

Прошло секунд пять, прежде чем Горан ответил.

– Не уверен, что понимаю тебя, Роберт. Ты сказал, что пропал шестьсот тринадцатый, прием?

– Да, я сказал, что пропал шестьсот тринадцатый, прием.

– Как такое возможно, прием?

– Спроси что-нибудь полегче, прием.

– Какие будут наши действия, прием?