– Может, она и не вяжет, – подал голос травмированный Ахметов. – Но тогда, Лешка, сам и лежи. А я до конца урока не собираюсь изображать обморок. Надо мной потом до конца года смеяться будут.
Лешка досадливо крякнул. Затем принялся вновь уламывать Ахметова. Остальные усиленно ему помогали. Всех уже захватил простой и гениальный план Пашкова.
– Слушай, Маратик, – сказала наконец Катя. – От урока-то уже всего полчаса осталось. А пока доберемся до класса, еще десять минут пройдет.
– Вот именно, – поддержал Олег. – Тебе и лежать-то всего ничего останется.
– И вообще, Маратка, не будь свиньей, – внес свою лепту в спор Савушкин. – Нам, между прочим, тебя еще на четвертый этаж тащить. А ты не можешь ради друзей на каких-то двадцать минут в обморок свалиться.
Ахметов задумался, словно что-то прикидывая. Затем медленно произнес:
– Черт с вами. Упаду в обморок. Но только ненадолго.
– На десять минут согласен? – просиял Пашков.
– Согласен, – кивнул Ахметов.
– Тогда сделаем так, – уже родился в изобретательной Лешкиной голове новый вариант. – Входим в класс. Извиняемся. Роман, конечно, сперва поворчит, а потом скажет, чтобы мы садились. Тут Марат падает…
– Только на десять минут, – вновь уточнил Ахметов.
– Нет, – возразил Лешка. – Упадешь ты на все двадцать. Первые десять минут будешь как бы в обмороке. А после очнешься и еще десять минут простонешь. Ну, будто тебе очень больно.
Марат с ответом не торопился.
– Соглашайся, – насели на него остальные. – Отличный ведь план.
– Ладно, – с неохотою сдался Ахметов.
– Тогда вперед! – воскликнул Женька.
Тут перед ребятами встала другая проблема: как затащить тяжелого Марата на четвертый этаж.
– Способ один, – сказал Лешка. – Делаем руки замочком. Маратка садится, как в кресло, и мы таким макаром по очереди его тащим.
Так друзья и поступили. Тащить оказалось тяжело. Женька даже высказал предположение, что, видимо, Марату на ногу наложили не гипс, а какой-то железобетон. Ахметов на это возразил, что гипс ни при чем. Всему виной его, Ахметова, мышечная масса, над созданием которой он начал работать еще в первом классе. Боря Савушкин имел по этому поводу особое мнение. Мол, когда у человека травма, он почему-то всегда становится тяжелее, чем обычно.
Как бы там ни было, но, достигнув двери родного десятого «Б», ребята чувствовали себя на последнем издыхании.
– Ну, чего? Вносим? – прошептал Пашков.
Из-за двери кто-то монотонно вещал.
– Небось «Головлевых» отвечает, – сказала Катя.
Но Лешка уже скомандовал:
– Вперед!
Женька распахнул дверь. Остальные втащили Марата. Огромный грузный Роман Иванович восседал за столом. У доски переминался с ноги на ногу Вовка Бочкарев – верная «шестерка» Вадика Богданова. По его виду легко было понять, что он не слишком хорошо себя чувствует в обществе «Господ Головлевых». Ребят охватило запоздалое сожаление. Бочкарев не стоил того, чтобы его спасать.
– А ну, погодите, – прошептал Марат. – Пускай сперва Бочкарев свою пару получит. Ради такого гада…
– Почему на урок опаздываете? – прогудел зычным басом Роман Иванович. – Где вас носило?
– Не нас носило, а мы Марата носили! – размахивая во все стороны костылем, заорал долговязый Женька. – Вот! У него нога!
Впереди стоящие расступились. Взорам литератора предстал Марат, восседающий на сцепленных руках Олега и Борьки Савушкина. Загипсованная нога была гордо выставлена вперед.
– Что это еще с тобой случилось? – прогудел Роман.
– Упал. На боксе! – едва не задев литератора костылем, отозвался Женька.
Класс с большим удивлением взирал на Марата.
– Ставим! – скомандовал Пашков.
– Не буду я падать, – вдруг прошептал Марат.
– Я понимаю, что у него травма, – с возмущением поглядел на вновь прибывших Роман Иванович. – Но, по-моему, это еще не повод для опоздания на двадцать пять минут.
– Падай, Марат! – прошептал Лешка. – Не усугубляй ситуацию!
– Я вас спрашиваю, почему вы так долго не являлись на урок? – повторил Роман Иванович.
Судя по цвету, который приняла его обрамленная седыми кудрями лысина, положение становилось взрывоопасным.
– Говорю тебе, надо падать, – склонился Пашков к уху Марата.
– Не буду я Бочкарева спасать, – уперся тот. – Пусть сперва Роман пару ему влепит, а после упаду.
Тем временем Женька, продолжая размахивать во все стороны костылем, втолковывал учителю, как трудно было тащить Ахметова по лестнице. Роман Иванович, уворачиваясь от костыля, гудел:
– Подъем Ахметова на четвертый этаж – еще не аргумент, чтобы почти половина класса являлась к середине урока.
Пашков понял, что промедление смерти подобно. И так как ему совершенно не улыбалось сдавать Роману индивидуальный зачет по всему творчеству Салтыкова-Щедрина, он, еще раз прошипев: «Сколько тебе повторять? Падай!» – толкнул Марата. Тот упал. Класс прорезал истошный вопль. Так кричит в джунглях смертельно раненный зверь.
Глава III. Бедный Марат и другие
– И чего ты орешь? – склонился Пашков над Маратом. – Совсем память отшибло? Тебе сейчас полагается быть в глубоком обмороке. А орать начинай через десять минут.
– А-а! – не внял его доводам Ахметов. Вцепившись двумя руками в здоровую ногу, он, не переставая, вопил.
– Вот видишь, и ногу перепутал, – продолжал его наставлять Пашков. – У тебя совершенно другая сломана. Которая в гипсе. За нее и хватайся, если уж тебе сразу базар поднимать приспичило.
– Теперь уже и эта! – огласила класс новая порция ахметовских стонов.
– Как эта? Почему эта? – вытаращился Лешка.