Повести о взрослении

С их слов я узнаю о готовящейся вечеринке. Она состоится в их школе.

Они предлагают моей соседке пойти с ними, но та заметно сомневается.

Мы долго прощаемся. Когда я уже думаю, что мы уходим, то одна из подруг вспоминает какую-то историю. Я закатываю глаза. Моя соседка это заметила. Она говорит, что нам вообще-то пора. Ее подруги сразу примолкают. При прощании со мной они как-то подозрительно улыбаются. Напоследок они оглядывают нас с ног до головы.

Уже по пути домой я спрашиваю, всегда ли ее подруги такие болтливые. Соседка отвечает: «Да». Но только поэтому она общается с ними. Им можно говорить все, что угодно. А они все равно будут слушать и не станут спорить.

На прощание она спрашивает меня, пошел бы я когда-нибудь на школьную вечеринку. Я говорю: «Нет». Но тут же предлагаю ей на днях куда-нибудь сходить вдвоем.

Она соглашается.

9

Миша регулярно посещает клуб реконструкций.

Иногда он приглашает нас посмотреть на бои.

Пока что Миша участвует только в боях с деревянным оружием. Он все еще носит кожаные доспехи. А вообще, из-за проблем с легкими его не сразу допустили к занятиям. Но Миша все надеется поскорее доделать доспехи и выступить в серьезном бою.

Сражаться ему есть с кем. В клубе хватает ребят в рыцарских латах. И все они так и норовят скрестить друг с другом мечи. Глава клуба утверждает, что огнестрельное оружие создано для слабаков.

– Настоящий рыцарь должен орудовать мускулами и металлом, – говорит он.

Когда Глава махает палицей, то сильно пыхтит. Миша следит за каждым его движением.

В этот раз с нами пришел и Дима. Он оторвался от компьютерных игр, чтобы посмотреть на бой воочию.

Сегодня Миша выступает против тучного парня. Вот они встают друг напротив друга. Глава клуба кричит Мише, чтобы тот не держал оружие так далеко от груди. Миша сразу же получает по голове. Потом он отражает удар и наносит ответный. У тучного парня подкашиваются ноги. Дима с высоты трибуны наблюдает за боем, обхватив пальцами подбородок.

Миша в итоге все же выигрывает. После боя он, весь красный, быстро снимает с себя кожаную защиту. В его набухших шейных венах чувствуется сила.

Клубные приятели хлопают Мишу по спине и треплют его за плечи. Хвалят. Глава справляется о самочувствии – в ответ Миша показывает большой палец.

Он сообщает нам, что вскоре у него будут готовы доспехи. И тогда он будет выглядеть более презентабельно. Не удержавшись, Миша подробно описывает свойства своей брони. Миши слушают его с разинутыми ртами, а Дима лишь ухмыляется. Говорит, что у него оловянные доспехи выйдут. Вроде как у того солдатика со стройки. Непрочные. Сломаются сразу.

Миша затевает спор. Доказывает Диме, что все выйдет, что он сильно старается. А Дима все ухмыляется.

– Время носить броню прошло, – говорит он.

Тогда Миша предлагает Диме поединок. Прямо сейчас. Но Дима отказывается. И Миша называет его «трусом».

10

Встречу с соседкой я провел в центре.

Центр города совсем другой, нежели привычная для меня окраина. В центре много старых зданий. Некоторые из них деревянные. Ветхость их фасадов – словно знак борьбы со временем. По главной улице стоят бывшие дворянские особняки. В них располагаются магазины. Разве могли подумать дворяне, что через века их жилища превратятся в торговые лавки. Раньше в тех домах каждые выходные устраивали званые ужины – теперь там круглый год скидки на одежду и обувь.

Я представляю, как бы удивился аристократ, попади он в современность.

В своем фраке и чулках он бы был белой вороной. Он бы потеряно смотрел по сторонам, пытаясь понять ситуацию. А над ним бы посмеивались парни с пивом в руках.

Аристократ пытается попасть к себе домой, но натыкается на сотовый салон. Продавец-консультант предлагает ему купить новый мобильник.

Никаких дилижансов, никаких рандеву при свете полной луны, ни мазурки, ни польки. Тяжело было бы аристократу в наши времена.

В центре я сильнее ощущаю городскую жизнь. Мне интересно ловить в толпе взгляды людей. Вот идет один. Нахмурился. Наверняка ему сейчас похуже, чем мне. Навстречу идет красивая девушка, а ты ловишь ее взгляд и волей-неволей отворачиваешься, чтобы не застесняться, но запоминаешь ее улыбку.

Я стараюсь отвечать на добрые взгляды и избегаю злых.

В центре часто встречаются бомжи. Они стоят на одних и тех же местах и всегда одинаково выглядят. Они и не грустные, и не веселые. Порой они даже не двигаются.

Молодежь – та совершенно разная. Она представляется мне в виде огромной картины.

На ней изображена толпа ребята в спортивных костюмах. Они курят, плюются. Видны их скалящиеся улыбки. Их смех больше похоже на собачий лай. Ими руководит желание понукать: они не пройдут мимо необычного на вид подростка, без того, чтобы не сказать тому грубых слов. Гопники всегда чувствуют себя очень важными, поэтому корчат серьезные физиономии. Иногда их прямо-таки перекашивает от собственной крутизны. Впрочем, в большом количестве они становятся однородной массой: одинаковая одежда, стрижки, выражения лиц, речь. Их жизнь течет в опасном ключе. Они рискуют, чтобы поддерживать статус «опасных». Для них нет других авторитетов, кроме более отпетых ребят.

Кроме тех, на картине изображены ребята с длинными волосами, в узких джинсах, в кедах, кепках и кофтах с капюшонами. Они собрались компанией, чтобы оторваться на концерте. Часть из них на велосипедах или скейтах. Их жизнь динамична. Они всегда в движении: то на квартире у друзей, то на вечеринке. Нередко у них случаются конфликты с гопниками. Но иногда они так же, как и их враги, пьют, курят, дерутся и дебоширят.

Неброскими силуэтами на картине изображены школьники, чьи взгляды нельзя описать эпитетами – такие люди находятся полностью в себе. Они неброско одеты и выглядят задумчиво даже в компании друзей. Им точно есть, что сказать об этом мире, но они не хотят выделяться и не занимаются показухой. Все происходит внутри них.

Мои бабушка и дедушка все время говорят, что раньше молодежь была сплоченная и порядочная. Но жестокость, соперничество и молодежный разгул существовали всегда. На то и молодые, чтобы совершать ошибки. На то и молодые, что не знают, куда деть энергию.

Конфликт между поколениями рождается из-за разницы во времени. Молодые бегут вперед, старые остаются позади. Мои дед и бабушка, пока их отцы воевали на далеком фронте, держались за оставшихся в деревнях женщин и стариков. А сейчас все как-то сами по себе. Мы сражаемся с самими собой. У нас появился выбор. Оттого порой нам так сложно понять, куда же себя направить. Фантазия – наше верное прибежище. Словно подпол, куда прятались наши бабушки и дедушки от бомб врага.

Мы порождение нашей эпохи. И мы еще построим свою собственную.

Когда я встретил мою соседку, мы отправились в музей искусств.

Я поделился с ней мыслями о наших современниках. Она сказала, что ориентирована на саморазвитие. Другими словами, хочет сделать себя как можно лучше: умнее, богаче. Я спросил, а что насчет остального. И она ответила, что не в ее силах изменить что-то в глобальном плане.

– У каждого в жизни свое дело.

У входа в музей нас встретила пожилая контролерша. Она удивилась, когда мы сказали, что пришли целенаправленно.

Мы начали осмотр с первого этажа. На нем располагались образцы древнего искусства. Имитации наскальной живописи сменялись обломками античных ваз и колонами древнегреческих храмов. Моя соседка подолгу разглядывала каждый экспонат. Даю слово, внутри себя она хотела иметь всю экспозицию музея у себя дома.

Этажом выше мы бродили среди средневековых картин, полотен и муляжей аристократической одежды. В углу зала читала журнал экскурсоводша. Она объяснила, что перед нами находятся образцы средневекового подвенечного одеяния. По щекам соседки пробежал румянец. Она поджала губы и отошла к стеллажу с монетами и драгоценностями. Каждую вещичку она называла «прекрасной». Это прекрасно, то прекрасно. Все прекрасно.

В свете электрических ламп блистали и переливались реликвии старины.

Огромные доспехи рыцаря привлекли мое внимание. Миша бы час перед ними простоял: блестящие, с узорами и пером на шлеме.

Эпоха ренессанса запомнилась мне не так отчетливо. Я все смотрел на свою соседку и не мог отвлечься ни на что другое. А вокруг было очень много вещей. Между собой общались посетители музея. Среди прочих были молодые парочки: восхищающиеся всем подряд девушки, и восхищающиеся ими парни.

Моя соседка разглядывала натюрморты от которых во рту накапливается слюна, пасторальные пейзажи и портреты гордых незнакомок. А у меня по коже мурашки бежали при виде скульптур. Там были идеально сложенные статуи греков, изящные нимфы, стройные колонны – сам идеал формы. Скульптуры можно было обойти со всех сторон и хорошенько разглядеть каждую их частичку. Совсем как при прогулке по нашему району. И мне даже показалось, что некоторые статуи похожи на моих друзей или родителей. Каждый изгиб скульптуры был завершен и казался идеально отточенным. Однако, подойдя ближе, я заметил многочисленные трещины, которыми были покрыты древние скульптуры.

Этаж эпохи Просвещения в основном состоял из образцов старинных книг. Огромных, неподъемных. Подумать только, ведь некоторые авторы писали их годами.

Я рассказал соседке про свое увлечение литературой. Она, кажется, удивилась. Спросила, про что я пишу. Попросила поделиться с ней творчеством. На ее вопрос, считаю ли я литературу делом всей моей жизни, я ответил отрицательно. Я могу писать только о выдуманных вещах, а мне все же хочется писать о реальности. Еще я не могу заставить себя писать постоянно и помногу, как философы Просвещения или Стивен Кинг.