Подходцев и двое других

– Нет, – рассеянно отвечал Подходцев.

– Так как же ты напишешь, если не знаешь адреса?

– Я марку наклею, – сказал Подходцев, упорно глядя в стену невидящими глазами.

– Что с тобой, братец?! Очнись.

– Да этого… Мне уже на вокзал ехать надо…

У всех вырвался вздох облегчения. Супруги Громовы задвигали стульями, сразу сделалось шумно.

– Я тебя подвезу на автомобиле, – сказал Клинков, обнимая Подходцева.

– Нет, зачем же? Мы тут простимся.

– Нет-нет! Мы все вас поедем провожать, – сказала жена Громова, любезно щуря бесцветные глаза под рыжими бровями. – Нам так жалко, что вы уезжаете. Оставались бы, право, а? Иногда приходили бы к нам обедать, повеселились бы, поговорили…

– Нет, знаете, – повторил Подходцев с непроницаемым выражением лица. – Мне нужно. Я уж поеду.

Клинков схватил мощной рукой чемодан Подходцева и потащил его к выходу. Все двинулись за ним.

Громов на лестнице отстал немного, придержал Подходцева за рукав и шепнул ему:

– Ты плохо выглядишь, старина. Что с тобой?

– Мне было скучно без вас, – пробормотал Подходцев, похлопывая по колену коробкой со шляпой.

– Эх, миляга! Судя по сегодняшнему великосветскому разговору – оно и с нами не весело. Ты знаешь, почему я взял с собой жену?

– Ну?

– За себя боялся. Думал: буду один, плюну на все и удеру за тобой.

Подходцев промолчал, но про себя подумал: «Я бы на твоем месте этого не боялся, а именно так бы и сделал. Вот она и разница между нами».

– Подходцев! А ведь я чувствую, что ты мне не напишешь…

– Конечно, не напишу.

Громов сосредоточенно нахмурил брови:

– Почему?

– Разные интересы, голубчик, разные интересы… Ты знаешь, соловью в клетке опасно показывать свободного соловья на ветке. Затоскует и издохнет.

– Эй, вы там! – раздался снизу голос Клинкова. – Не заставляйте даму ждать! Неучтиво.

Клинков собственноручно заботливо укладывал чемодан на верх автомобиля. Покончив с этим, спустился вниз и расшаркался перед Подходцевым.

– Готово, ваше сиятельство. На чаек бы.

– На-на, голубчик. Старайся.

Подходцев вынул из кармана рубль и сунул его в руку Клинкова.

– Ого! – вскричал весело Клинков. – Давно я не зарабатывал своим трудом денег. Спрячу этот рубль для курьеза.

– Спрячь, спрячь, – странно улыбаясь, согласился Подходцев.

Клинков усадил всю компанию в автомобиль, причем Евдокию Антоновну постарался усадить так, чтобы на нее дуло из полуоткрытого окна (невинная месть за разбитую жизнь друга).

Поехали. Бедный Клинков все время смущался, не зная, какую принять позу, потому что Подходцев глядел на него во все глаза и, видимо, искренно потешался над напряженной фигурой друга.

– А знаешь, автомобиль очень идет тебе. Прямо-таки к лицу. Мило, мило… Чрезвычайно мило! Только ты должен сидеть, откинув вот этак голову, а рукой в бок.

– В чей? – отшучивался с напряженным оживлением Клинков, но тайная печаль раздирала его сердце.

– Стоп! Приехали. Ну, тут я с вами, друзья, прощусь.

– Ни-ни. Мы тебя проводим до вагона, усадим и…

– Ради Бога, не надо! Я избегаю трогательных сцен и сильных волнений… У меня слабое сердце. Одним словом, обнимите меня и прощайте. Весной, вероятно, свидимся.

Подходцев соскочил с автомобиля, бросил носильщику свой не особенно тяжелый чемодан, расшаркался перед Евдокией Антоновной, наскоро поцеловал раскисшего Клинкова и, вырвавшись из цепких объятий Громова, бросился в подъезд вокзала.

В полутьме Клинков и Громов даже не рассмотрели его лица. Автомобиль запыхтел, затарахтел и, сделав плавный поворот, умчался…

Глава 22.

Конец.

Пыль и паутина

– На какой поезд прикажете? – осведомился носильщик, дергая за рукав задумчивого Подходцева. Оба они стояли в вестибюле вокзала.

– На какой? Гм! Да ни на какой. Что, автомобиль уже уехал?

– Так точно.

– Ну, вот. На тебе… Гм…

Подходцев ощупал все свои карманы, набрал несколько медяков, сунул их в руку оторопевшего носильщика и, вскинув на плечо чемодан, быстрыми шагами вышел обратно на улицу.

– Оно бы, конечно, лучше на извозчике, – улыбаясь, пробормотал он. – Да это животное Клинков забрал последний рубль. А, впрочем, не суть важно: чемодан маленький, а я большой.

Был уже глубокий вечер. Пешеходы попадались редко, и поэтому почти никто не обращал внимания на широкоплечего молодца, размашисто шагавшего с чемоданом на спине.

Вот и его улица. Вот и дом.